Герой - Лейтон Миа

Один её вид в таком состоянии подводит меня к грани, и я притягиваю её к себе, делая последний толчок. Из моего горла вырывается животный рык, и я изливаюсь в Кейтлин, оставляя в ней всё до единой капли своей спермы.

Её тело расслаблено, глаза закрыты, и на мгновение мне кажется, что она потеряла сознание. Но Кейтлин делает глубокий вдох, прежде чем посмотреть на меня. Я отпускаю её бедра, оставляя десять красных следов от пальцев на её безупречной коже. Вытаскиваю свечу и отбрасываю её в сторону, опускаясь на стол рядом с Кейтлин.

— Понравилось, когда что-то находится в твоей заднице, не так ли? — спрашиваю я так близко возле её уха, что чувствую, как от её кожи отбивается моё дыхание. Она содрогается и пытается положить руку между нами в попытке создать барьер, но я не сдвигаюсь ни на йоту. — Если не хочешь, чтобы тебя оттрахали, не одевайся подобным образом к ужину.

— Я не понимаю, — отвечает она. — Какое тебе дело, если ты не считаешь меня привлекательной?

Я смеюсь и поднимаю голову, чтобы посмотреть на неё.

— Идём, воробушек. Не прикидывайся дурочкой.

— Ты говорил, что не хочешь меня. В подвале.

Я смотрю на неё, пока тревожные мысли по поводу её тела снова заполняют мой разум. Во мне усиливается желание сказать ей, что я никогда не чувствовал с женщинами того, что почувствовал с ней за последние двадцать четыре часа. Я хочу сказать ей, что, когда она была маленькой девочкой, у меня и в мыслях не было беречь её для себя. Хочу спросить, как вообще возможно, что кто-то не считает её привлекательной. Но я уже пересёк слишком много границ. Вместо того, чтобы прижать её к себе и поцеловать, я отметаю желание и встаю.

— Можешь идти. На сегодня мы закончили.

— А ужин?

— Я полностью сыт. Норман что-нибудь тебе принесёт.

— Ты даже не поешь со мной?

Учитывая то, что я только что трахнул свечой её попку, шок в её голосе удивляет меня.

— Я только что насытился, воробушек. И у меня свои планы.

Она садится на столе, оглядываясь по сторонам в поисках чего-то, чем можно прикрыться.

— Какие планы?

Я выгибаю бровь, пока заправляю рубашку назад в брюки:

— Смелый вопрос.

Она качает головой, наблюдая за тем, как я одеваюсь.

— Какие планы, Кэл?

— Кэл, — я трясу головой, поражаясь её смелости. — Лейла ждёт меня в офисе.

Её беспристрастное выражение лица не совсем то, чего я ожидал.

— Вы встречаетесь?

— Нет.

Кейтлин выдыхает.

— Оу.

— Просто трахаемся.

Когда я смотрю на неё, то замечаю, что её губы дрожат сильнее, чем можно себе вообразить.

— Я и так это знала, но думала, что может теперь…

— Ты знала? Про Лейлу?

Она кивает:

— Она рассказывает всем.

Я сжимаю челюсть. Ей некомфортно, поэтому я снимаю рубашку и протягиваю ей.

Она быстро надевает её.

— А я? — спрашивает она, ныряя в рукава.

— Ты?

— Да. Ну… Мы с тобой…

Я не могу сдержать взрыв смеха, который поднимается из глубины моей груди.

— Я не трахаю тебя, Кейтлин. Этого никогда не должно было случиться.

— Значит, ты не считаешь меня привлекательной, — отвечает она.

Я поджимаю губы и вытаскиваю её волосы, оставшиеся под воротником рубашки, когда она накинула её. Перекидываю их ей на спину.

— Дело не в этом, воробушек. Я трахаю больше женщин, не только Лейлу, и ты должна быть благодарна за то, что не стала одной из них. Если тебе кажется, что я был с тобой груб, то, поверь мне, это лишь детские игры.

Мой мозг запоминает момент, когда она смотрит на меня в полной тишине с раскрытым ртом. Неожиданно она начинает рыдать и, спрыгивая со стола и отталкивая меня в сторону, выбегает из комнаты.

Несколько мгновений я могу лишь стоять и смотреть ей вслед, а единственную мысль в моей голове можно описать двумя словами: какого хера?!

***

Сегодня Лейла выглядит угрюмой. Лучше бы она сменила свой блондинистый цвет. Краска смывается с волос, превращая её в ведьму с пепельной шевелюрой. Она всегда выглядит мрачно, но сегодня, когда она смотрит на меня, растянувшись под розовым одеялом, это кажется очевидным как никогда. Я выключаю свет, но не двигаюсь с места.

— Кельвин?

Включаю свет обратно.

— Я не в настроении, Лейла.

— Нет?

— Позвоню тебе в другой раз.

— Но… Я могу пригласить Сабрину, если хочешь? В прошлый раз тебе понравилось.

Я фыркаю:

— Разве?

— Могу позвонить ей просто сейчас. Ну, или если не хочешь её, то я знаю ещё одну девушку. Максимум пятнадцать минут, и она будет здесь, — когда я не отвечаю, она снова спрашивает: — Или ты хочешь просто поспать?

— Когда это мы просто спали?

— Ну… Никогда…

— И никогда не будем. Если мы не трахаемся, то ты мне нахер не нужна, — я приподнимаю подбородок и задаю свой следующий вопрос: — Ты говорила о нас кому-нибудь в офисе?

— Нет…

— Нет?

— Не совсем.

Она сжимает колени и моргает. Спальня выглядит так, будто в ней живёт подросток. Даже Кейтлин выросла из этого розового дерьма. Я качаю головой и ухожу.

Кейтлин. Я уже не первый раз думаю о ней после инцидента в столовой. Внезапно всё остальное становится неважно. Сейчас Лейла отвлекает меня от мыслей, но когда и она утратит эту способность, то станет мне не нужна. На данный момент мне кажется, что она уже не отвлекает меня от моей дерзкой пленницы. Кейтлин упрямая и острая на язычок, но именно это и толкает меня к грани самообладания. Она изворачивается подо мной, пытаясь избежать своего удовольствия. Я начинаю верить в то, что Кейтлин наслаждается своим подчинением больше, чем я. Но ничего из этого не имеет смысла.

Кейтлин открывает во мне самые тёмные и острые углы. Но я даю увидеть их лишь тем, с кем имею дело в Нью-Роуне: преступникам. Шлюхам. Или таким, как Лейла, любящим грубость. Иногда я захожу слишком далеко, но они никогда не останавливают меня. Мысль о том, что я могу зайти слишком далеко с Кейтлин, пробуждает в моей душе то, что, как я думал, даже не существовало во мне. Страх. Если я потеряю контроль рядом с ней, то сломаю её. И когда же это случится, остаётся вопросом времени.

ГЛАВА 23.

Кейтлин.

Иногда, когда мне не удаётся сомкнуть глаз, я пытаюсь понять, как можно спать с открытыми. Я читаю. Мои книги — это мои сны, от которых мне не хочется просыпаться. Сижу в библиотеке, читаю «Отверженных» (прим. пер.: «Отверженные» — книга французского писателя Виктора Гюго), но слышу шум в доме. Я приподнимаюсь в своём огромном кресле. Звенят ключи, и у меня начинают потеть ладони.

Узнав о Лейле два дня назад, я побежала в душ и грубой мочалкой стёрла со своего тела ощущения от прикосновений Кельвина. Встала под обжигающие струи и терпела, пока ощущения от его касаний не смоет с меня вода. Он не заслужил того, что взял, но у меня всё равно не было шансов противостоять ему. Из-за него во мне просыпался водоворот энергии, словно я могла пробежать сквозь скалу, разрушив все преграды на своём пути.

Всё замирает, когда Кельвин останавливается в дверях библиотеки, опираясь плечом о косяк. Его волосы в беспорядке, а костюм, который обычно идеально выглажен, сейчас помят.

— Никто не должен работать до такого позднего часа в выходной. Даже я, — произносит он, пока развязывает галстук и расстёгивает верхние пуговицы на рубашке. — Почему ты ещё не спишь?

Неожиданно, но я не могу вымолвить ни слова, поэтому просто поднимаю книгу с колен и показываю ему то, что читаю.

— Настоящий книжный червь, — произносит Кельвин с кривоватой улыбкой. Она наигранная, но это первый знак внимания ко мне за последние два дня. Жаль, у меня нет с собой фотоаппарата, иначе я бы запечатлела этот момент. — Она должна надолго тебя занять.

— Ты её читал?

— Тебя это удивляет?

— Я бы не назвала тебя любителем книг.

Он смеётся:

— Мне тоже плохо спится.

— У тебя тоже есть демоны, — не закончив предложение, я прикрываю рот ладонью, желая забрать слова обратно. — Прости.

Он медленно входит в комнату, глубоко засунув руки в карманы. Я смотрю прямо на него, когда он подходит к моему креслу. Отстраняюсь от его пальцев, тянущихся к моему лицу.

— Я пугаю тебя, воробушек?

— Да.

— Хорошо.

Его пальцы ласкают мою скулу, и, к моему позору, я наклоняю голову, чтобы почувствовать как можно больше его прикосновений на своей коже. По моему судорожному вдоху становится понятно, насколько сильно я хочу этого прикосновения.

— Мне жаль, что я никогда не говорил тебе, — Кельвин делает паузу, а потом продолжает, — насколько ты прекрасна.

Мои веки словно наливаются свинцом от его восхищения. После лёгкого прикосновения кожу покалывает: кровь то приливает, то отливает от щёк. Во мне просыпается сущность хищника, которому хочется нечто больше, чем простая похоть. Если бы он захотел причинить мне боль в эту секунду, то я бы простила его только за то, что он позволяет мне так себя чувствовать.