Кто не боится молний - Владимир Сергеевич Беляев

в яром азарте так хлястнула по, доске, что та не выдержала и разломилась.

Лодка резко качнулась. Галя взвизгнула, вскинула руки и со всего размаху плюхнулась в реку.

Тоня похолодела от страха, поползла на коленях по мокрому днищу.

— Держись, Галька! Держись! Где же ты, чертяка?

В горле застряло что-то твердое, жестокое, слова вырывались с глухим хрипом.

— Га-аля! Га-а-а‑ля!

Тоня никак не могла сообразить, в каком месте скрылась Галя, не знала, куда прыгнуть, растерялась. Галины руки неожиданно всплеснулись над волной, судорожно хватаясь за воздух, и тут же опять скрылись.

С неожиданным проворством Тоня поднялась на ноги, прыгнула с лодки, стала нырять. Но все ее попытки поймать Галю были напрасны, опасность росла с каждой секундой.

Андрей Медников мгновенно сдернул с себя китель и ботинки, бросил Кирееву:

— Держи!

Его товарищ не успел опомниться, как Медников кинулся в воду. Широко взмахивая руками, быстро доплыл до лодки, и в том месте, где ныряла Тоня, он глубоко вдохнул, набрал воздуху и тоже нырнул. Долго не показывался из воды, наконец вынырнул, не найдя Гали, Оглянулся вокруг, встретился взглядом с тревожными Тониными глазами, опять набрал воздуху и пошел под воду. Раза два он всплывал на поверхность и снова нырял. В другом месте за лодкой ныряла Тоня. Спасатели никак не могли найти утопающую, с каждой минутой росло напряжение, положение становилось отчаянным. Вот и Виктор полез в воду, спешил на помощь товарищу. Вдруг над водой едва заметно мелькнуло Галино белое платье, потом показалось ее лицо и рядом — голова Медникова. Тоня оттолкнулась ногами от лодки, быстро подплыла к Медникову, подхватила подружку, тяжело дыша и всхлипывая. Спасатели молча и торопливо подтолкнули Галю к лодке, с трудом подняли через борт и погнали лодку к берегу.

Вернувшийся на берег Киреев взял мокрую Галю на руки, отнес на песок, положил на спину, разорвал платье на груди, начал делать искусственное дыхание.

Галя лежала бездыханная, лицо ее стало серым, даже позеленело, как бутылочное стекло. Ноги вытянулись, голова откинулась назад. Киреев сильными рывками разводил ее холодные руки в стороны и кверху, потом опускал, прижимал к диафрагме. Девушка не шевелилась, не издавала ни стона, ни вздоха.

Тоня выжала подол своего платья, осторожно вытирала лицо Гале.

— Давай! Давай! Сильнее жми! — просила она Киреева, который продолжал делать искусственное дыхание, вглядываясь в Галино лицо.

Медников стоял на коленях, осторожно нажимал правой ладонью на Галин живот.

— Выше закидывай руки, опускай на диафрагму.

— Расстегните пуговицы на груди.

— Качайте, пожалуйста. С ней что-то случилось, она же умеет плавать, — умоляла Тоня.

Киреев настойчиво делал свое дело.

Наконец Галины веки чуть вздрогнули, она медленно открыла глаза, тихо застонала.

— Жива? — Тоня схватила за руку Медникова. — Галька! Галя!

Киреев отпустил Галины руки, наклонился над ней.

— Дыши, Галя. Дыши.

Когда Галя увидала склонившихся над ней летчиков в мокрых брюках и рубашках, она сразу поняла, что случилось. Закрывая лицо, порывисто рванулась.

— Пустите, я сама!

Хотела встать, но Медников удержал ее.

К парапету подъехала вызванная кем-то «скорая помощь». Санитары уложили бледную Галю на носилки. Пожилой доктор в черных очках склонился над девушкой, пощупал пульс, неопределенно качнул головой.

— Несите, — сердито сказал он санитарам.

Доктор с удивлением посмотрел на летчиков и, как бы одобрив то, что они сделали, шагнул за санитарами, потом вернулся, молча пожал летчикам руки и ушел к машине.

Вместе с Галей в машине «скорой помощи» уехала и Тоня.

На берегу остались Медников и Киреев. Вид у обоих был далеко не парадный. Идти в такой одежде в город или возвращаться в военный городок было невозможно.

Глядя на мокрого помятого Медникова, Киреев рассмеялся.

— Ну и черт с ним, — сказал Медников. — Все-таки спасли девушку. И кажется, весьма симпатичную.

— Еще бы. Богиня Афродита, — сострил Киреев. — Веселая ситуация!

— Не отчаивайся, — успокоил Медников. — У нас есть выход. Садимся в лодку и плывем на тот берег.

В лодке летчики обнаружили старенькие босоножки, маленькую коричневую сумочку и газовую косынку.

Переплыли реку, сошли на берег. Вытащили лодку на песок, привязали к дереву.

— А трофеи придется взять, — сказал Киреев. — Может, когда встретим девчат, отдадим.

Он взял сумочку и косынку, а босоножки повертел в руках и бросил. Взглянул на Медникова, покачал головой.

— Ну и вид у летчика в торжественный День авиации. Посмотрел бы на нас полковник Слива.

— Будет полный порядок, — спокойно ответил Медников. — Летчик из любого положения найдет выход. Следуй за мной.

Он подмигнул товарищу и пошел через поле к одинокому домику. Киреев шагал следом за ним. Солнце уже горячо припекало, и с каждой минутой было заметно, как обсыхает намокшая одежда. Медников остановился возле домика, осмотрел двор. В тени под деревьями дымил самовар, рядом хлопотала пожилая женщина.

— Здравствуйте, — сказал Медников, проходя в калитку. — Не выручите нас из беды?

— А какая беда? — добродушно посмотрела на летчиков женщина.

— Лодку нечаянно перевернули и одежду замочили. Утюжок бы нам одолжили на полчасика, — попросил Медников.

— Господи. Да разве жалко? Заходите!

Женщина провела летчиков на веранду, где стоял большой стол, велела располагаться, а сама вышла и тут же вернулась с электрическим утюгом.

Через час все было начищено, выглажено, летчики привели себя в порядок и вышли за ворота ее домика, одетые по всей форме.

К вечеру добрались до военного городка, завалились в офицерскую гостиницу, где они жили в большом номере на втором этаже. Долго не ложились спать, вспоминая неожиданные приключения прошедшего дня. Не торопясь ужинали, пили чай.

— А как же с трофеями? — спросил Киреев, раскладывая на тумбочке взятые в лодке вещички.

— Мне косынка, а тебе сумочка, поступай с ней, как хочешь, — заявил Медников. — Идет?

— Возражений не имею.

Киреев открыл сумочку, похожую на маленький кошелек, стал рассматривать содержимое.

— Составим акт осмотра имущества?

— Давай без бюрократии. Чего там, показывай.

В сумочке были расческа, маленькое зеркальце, семьдесят три