Америка о’кей - Джузеппе Д’Агата

Он зарывается в мусор и (и-и-и!) исчезает навсегда.

Ах! Ух!

О, это оказалось совсем просто. Настолько, что — вы сами видели — я тут ни при чем.

Ух!

Тилим-тим-тим. Ахахахахахаха! Ихихихихи!

А это еще кто такой в белой мантии? Идет сюда.

Новый папа?

Кандидат в папы.

Иоанн. Кардинал Нашвиллский.

Ку-ку! Кардинал-кандидат.

Он видит меня сидящим на троне (престоле).

— Отлично. Тут нет Эдуарда?

— Нет. Больше нет.

— Я должен сообщить ему результаты моих теологических изысканий. Очень важные результаты.

— Браво, браво.

Он смотрит на меня с недоумением.

Эхехе.

— Первым делом необходимо поставить крест на экономике, покончить с ней. После чего можно спокойно заняться усовершенствованием нашей религии.

— Да ну?

— В чем оно выразится, я тебе не скажу.

Ух ты какой!

— А мне и неинтересно. Религию нельзя усовершенствовать.

Ну что, друзья? Сидя на троне — у! — умнеешь.

— Где Эдуард?

— Мир ему! Папы нет. Убыл. Навсегда.

— Твоя работа?

— Мое вмешательство не потребовалось. Мне везет. Настолько, что рок может обойтись без моей помощи. После смерти папы выбирается новый глава церкви. И теперь вы, кардиналы, устроите конклав, дабы из своего числа выбрать нового папу. Но поскольку никто не получит большинства голосов, поскольку каждый из вас будет голосовать за себя, папой станет совсем другой человек. Не имеющий отношения к конклаву. А именно я.

Клянусь, люди, это экспромт.

Я не готовился, последние слова вырвались сами собой. Железно!

Иоанн опускает голову.

Так что его слова катятся по полу. У-у-у!

— Эдуард был моим отцом.

Мамочки! Ну и ну!

Ух ты! (Ох ты!)

Чтобы прибавить (о-о!) пикантности этой книге — да какой там книге, когда книг больше не существует, — этой партитуре для восклицаний и слов, не хватало лишь последнего (во-во!) признания.

О-о-о, открытия. А?

— Сколько же детей было у нашего отца? — (Плодовитость пап надо будет ограничить.) — Значит, теоретически мы с тобой братья, дорогой Иоанн. Но только теоретически. Эдуард не был моим отцом, а Маргарита, признайся, твоей матерью. Давай уж откровенно — как сирота с сиротой.

— Моя мать была европейка.

Ага, друзья, все постепенно сходится.

— Так же как мой настоящий отец. Су-у-кин сын! Правда, у твоей матери были отменные хромосомы, ведь, по мнению Эдуарда — да будет ему мусор пухом! — ты, Иоанн, самая чистая особь на всю великую Страну. Из тебя бы производитель получился, племенной бык. Как ты на это смотришь?

А что, неплохая мысль. Идеального человека можно получить путем скрещивания нашего мужчины и европейской женщины.

Вроде Марии. И-и-их! (И-хи-хи.)

— Счастливчик. (У-у!) Уже кардинал. И красивый, не то что я. Мог бы чем-нибудь и поделиться. Везением, например. Тем более я тут кое-что предпринял.

— Бери что хочешь.

— Отлично. Грызи свою теологию, парень. Меня же интересует власть. Смысл, который искал наш отец, всплывет. Я его найду — рано или поздно.

— Прощай, Ричард.

— Пока. Сделай мне одолжение. Подготовь проект закона, позволяющего стать папой (богом), не будучи кардиналом. А ты, собственно, куда?

— Отлично.

Ой! Иоанн бросается в мусор.

Исчезает.

Среди пары (фи!) фиолетовых туфель, большой (у!) упаковки стирального порошка, четырех пар мужских трусов и словаря без слов.

В том самом месте, куда бросился Эдуард.

Его (во-во!) отец.

О!

Они самоустраняются.

Э, это не в моем вкусе.

У, у них нет вкуса к жизни.

Зато — о! — у меня есть. И-и-и, еще какой!

Чего-чего, а этого у меня не отнимешь.

23

— Эй, парни — эй, парни — эй, парни. Это она.

Я дергаю Энея за руку. Мы с полковником прячемся в тронном зале, за колонной. Той же, что всегда.

Теперь его очередь действовать. Энея.

Елизавета (так-так) озирается по сторонам.

Ищет.

— Эй, парни. Ау! Ахилл? Ты тут? А, Ахилл?

Эге.

Это я намекнул ей, что ее хочет видеть Ахилл. Здесь.

Опля! Полковник вырастает перед Елизаветой.

— Это я, Эней.

— Вижу, что ты, будь уверен. Тебя прислал Ахилл?

— Нет, раз такое дело.

— О, он сам придет, будь уверен. Эй, парни — эй, парни.

— Ты его любишь?

— Кажется, он меня любит. А про себя не знаю. Эй, парни — эй, парни — эй, парни. У-у, узнать бы сперва, что такое любить. Вот ты знаешь?

Эней мотает головой. Ой, бедненький!

— Я никогда никого не любил, раз такое дело. Кроме моего отца.

— Барона Небраскского. Эй, парни. Наши отцы — мой и твой — были большие друзья.

Э, Эней-то трусишка.

— Граф Оклахомский. Как же, как же, хорошо его помню. Он тоже пал жертвой ликвидации аристократии.

Эгеге, всем известно, что отец Энея живет в Европе. Он бизнесмен. Преуспевающий.

— Эй, парни — эй. Мы с тобой ведь тоже дружили. В детстве.

— Точно, Елизавета. Кажется, мы должны были пожениться, когда вырастем. Но ты вышла за аббата Йоркского. Я остался холостяком, раз такое дело. Военному лучше одному.

— У, будь уверен, что так более о’кей.

Елизавета вынимает записочку. Ку-ку!

Моего (о-хо-хо) сочинения.

— Тут Ахилл прислал мне записку. Я знаю, он дал ее тебе, а ты — Ричарду. Все такие добрые. Эй, парни.

— Записка совершенно секретная.

— Эй, парни. Ты мне не прочтешь, что он пишет, а то я не умею.

Эней становится в гордую позу.

— Я сам не умею. Поэтому в армии мне доверяют секретные документы.

— Поняла. Эй, парни — эй, парни — эй, парни.

— Елизавета, я здесь, чтобы выполнить свой долг, раз такое дело.

— О’кей, это хорошо. Эй, парни.

— Ты виновна в нарушении супружеской верности.

— Так ведь Ричард сказал — эй, парни, — что ему все равно, раз он собрался исчезнуть.

Эхехе.

Эней в некотором недоумении.

— Исчезнуть? Кто, Ричард?

— Угу, он прямо так и сказал: «Бетти, скоро я должен исчезнуть».

— Не раньше, чем меня произведут в генералы, раз такое дело. Елизавета, закон о нарушении супружеской верности не допускает исключений.

— Эй, парни — эй, парни. — Елизавета убежденно кивает. — Я не боюсь уйти. Правда, мне будет не хватать магазинов. Знаешь, в последнее время я могла тратить чуточку больше. Видать, Ричарду прибавили жалованье.

— Раз такое дело, там, где ты будешь, ты сможешь покупать сколько влезет.

— О, если б я точно знала!

— Будь уверена, Елизавета.

— Эй, парни — эй, парни. Ой!

Эней толкнул ее в мусор.

О обожаемая Бетти! Елизавета.

О-о! О!

Ах! Не сбиться бы со счета.

И-хи-хи-хи.

Сюда идут.

Их-то я и ждал.

Эней прячется. Надеюсь, ему ясен мой план. Весь? Или только та часть, в которой ему отведена извечная роль руки судьбы?

Судьбы. Которая благосклонна ко мне. (Хорошо бы еще потом вернулась скука!)

Я тоже продолжаю прятаться. Сплющиваюсь.

Ах-ах-а, насколько позволяет горб.

Э-хе-хе.

Вот они — Мария, братец Кассий и Брут.

И-и-и, именно они.

— Встреча здесь, — говорит Мария.

Здоровяк Брут, судя по его сжатым губам, настроен самым решительным образом.

— Никто ни о чем не догадывается.

Кассий сияет.

— Мы выступим неожиданно. Неожиданность — главное в бою.

Эгеге.

Оба в смокингах. Чистых и прекрасно отутюженных. Попросту новых — с иголочки. Ишь ты!

На Марии костюм в клетку. У, она не умеет одеваться, но все равно ох хороша, ах, друзья, что и говорить!

Мария смотрит на Брута. Так-так.

— Тебе страшно?

Он дарит ей влюбленный взгляд.

— Ни капли.

Мария поворачивается к брату.

— А тебе?

В черных зарослях бороды сверкают ровные белоснежные зубы.

— Кассий не может отстать от Брута!

— Так же как и опередить его, — спешит уточнить Брут.

— Где Брут, там и Кассий!

Слова Кассия прозвучали торжественно. О, очень даже!

— Мы как два брата. А ведь даже не родственники. Оно и лучше. — Брут смеется. — Иначе Мария не могла бы меня любить.

— Моя сестра будет любить только тебя.

Мария недовольна. Слегка.

— С вашего позволения, я сама выберу, кого мне любить. Скажите лучше, где Гораций.

— Опаздывает, — говорит Кассий. — Но за ним дело не станет, я его знаю.

Брут мрачнеет.

— Он по-прежнему надеется одолеть капитализм с согласия капиталистов. Рано или поздно нам придется потребовать от него объяснений. Объективно его реформизм можно рассматривать как заигрывание с противником. Как предательство.

— Успеем, — считает Кассий. — Сейчас время действовать. Да вот и Гораций. Наконец-то.

Точно. Он.

Ох!

Мария бросается ему навстречу. У, нетерпеливо.

— Гораций, какие новости?

— Превосходные. Ричард убрал папу и Иоанна. Остальные кардиналы сидят по своим квартирам. Они смеются и ничего не подозревают. Солдаты работают на заводах и фабриках, их не отзывали. Полицейские безмятежно прогуливаются по улицам.