Песнь хлыста - Макс Брэнд

— Ход ведет в дальнюю часть дома, уходя дальше в землю. Наружу выходит прямо в зарослях ежевики. Его прорыли, когда еще строили дом.

— Да, в те далекие времена дамам был необходим хоть глоток свободы, — заметил Кид.

Девушка улыбнулась:

— Проводить вас к выходу из дома?

— И там без труда можно выбраться наружу?

— Совсем просто, сеньор. Там есть рычаг. Поднимите его, и стена повернется… Я сама провожу вас.

— Но, дорогая, я не хотел бы вас компрометировать…

На лице Доротеи снова появилась улыбка.

— Вот это звучит намного убедительней, чем вся эта чепуха насчет крыльев, лунного света и холодной синевы, сеньор, — заметила она.

— Однако и стоит значительно дороже.

— Еще бы! — согласилась девушка. — Но вы, сеньор, позабыли о ларце с драгоценностями.

— Я ничего не забыл.

— Я могу быть уверена в этом?

— Ну да.

— Я дам вам кое-что на память, сеньор.

Сняв с руки одно из колец, Доротея взяла левую руку Монтаны и надела свой подарок на его мизинец. Когда кольцо оказалось на месте, она прикоснулась к нему губами.

Глава 15

Не успел Монтана шагнуть в проход, как стена за ним закрылась. Холодный страх охватил его, проникнув в самое сердце.

А потом он услышал крик Доротеи:

— Отец, ты слышишь меня?

Кид стиснул зубы. Посветив спичкой, он не обнаружил механизма, который мог бы открыть потайную дверь.

А нежный, высокий голос Доротеи продолжал выкрикивать:

— Потерпи еще немного, отец. Он клянется, что скоро уйдет отсюда.

Кид развернулся и, глубоко вздохнув, размашисто зашагал по проходу, который круто, без всяких ступеней, спускался вниз. Его стены были высечены в монолитной скале, и пламя спички освещало следы от кирок шахтеров-индейцев, прорубавших этот тоннель много лет назад.

Проход оказался довольно длинным и поначалу вел вправо, затем изгибался под прямым углом и, наконец, заканчивался. Чиркнув новой спичкой, Монтана увидел гладкую, сложенную из камня стену с рычагом. Он повернул его вверх, и немного погодя участок стены стал медленно поворачиваться прямо у него под руками.

Перед Монтаной открылся выход, и он шагнул прямо в заросли кустарника, серебрившегося в лунном свете. Сквозь кусты хорошо просматривались широко раскинувшиеся постройки огромного имения Лерраса. Царившая вокруг тишина поразила воображение Кида. По-видимому, страх изгнал из поместья всех. Только возле дальней стены наружного патио виднелось несколько оседланных лошадей, а рядом с ними — небольшая группа людей, передовой пост охраны Лерраса. Но Кид мог пробраться к старой конюшне, не приближаясь к ним. Он пригнулся и, хоронясь за кучами навоза, осторожными перебежками достиг задней стены конюшни, где до него донеслись голоса.

Кто-то звал:

— Эй! Где ты?

Из конюшни ответил хриплый, гортанный голос, лишь отдаленно походивший на женский:

— Я здесь!

— Замолчи! — оборвал его другой голос. — Умолкни, Мария! Если ты будешь так голосить, то накличешь Эль-Кида на наши головы. Сюда, Онате! Какого дьявола тебе надо?

— Я принес тебе новость. Больше не нужно караулить эту старую ведьму. Эль-Кид не явится за этим мешком костей, не беспокойся.

— Значит, его убили?

Послышался смех.

— Ага, убили… и похоронили в спальне сеньориты Доротеи.

— Эй! Что ты несешь? Я знаю, в гневе Леррас способен выпороть всех от мала до велика. Но не сошел же он… Что ты хочешь сказать?

— Ты знаешь Матиаса и Тадео?

— Знаю ли я их, болван? Конечно знаю.

— Они валяются мертвыми в комнате Доротеи. Эль-Кид тоже там, пересчитывает драгоценности из шкатулки, выговаривая Леррасу, что попадаются камни с изъяном.

— Дон Эмилиано просто сойдет с ума!

— Ага! Он уже обгрыз свои усы с одной стороны. А дон Томас мечется по коридору и взывает к небесам. В доме тихо как в могиле. Выходи сюда, сам увидишь, как вокруг тихо.

— Я не могу оставить Марию.

— Эй, Мария Меркадо, ты и в самом деле такая безмозглая дура, чтобы попытаться сбежать?

— Нет, не такая, — откликнулась Мария. — К тому же как я смогу пройти сквозь деревянную стену или же отпереть заднюю дверь стойла?

Прислонившись к этой самой двери, Кид удовлетворенно кивнул.

— Да никуда она не денется.

— Мы знаем, где сейчас Эль-Кид. И он оттуда не уйдет, пока не закончит торговаться с доном Томасом. О Господи! Я готов пожертвовать годом жизни, лишь бы послушать их разговор! Ты только представь — Леррас в собственном доме пытается выкупить свою единственную дочь и наследницу! Что ты на это скажешь, Онате?

Их голоса постепенно удалялись в направлении дальнего крыла конюшни, и Кид повернул ключ в замке задней двери стойла. Тихонько отворив ее, он увидел в лунном свете старушку со сморщившимся, как у обезьянки, лицом. Скрестив ноги, она сидела на охапке соломы в углу стойла, а в другом углу жевал свою жвачку длинноногий испанский мул. Даже в такой полутьме Мария продолжала вязать. И когда подняла на Монтану блестящие круглые глазки, ее пальцы не перестали двигаться, тихонько позвякивая спицами.

Голосов охранников уже почти не было слышно.

— Матушка, — позвал Кид, — ты готова в путь?

— Не ночного воздуха я боюсь, — прошептала она в ответ. — Но тебе лучше убираться подобру-поздорову… пока не поздно.

Монтана присел на корточки рядом с ней:

— А что я скажу Хулио Меркадо, если вернусь без тебя?

— Значит, ты и есть Эль-Кид? — пробормотала старуха. — Господи, какой же рослой стала молодежь!

— Ты пойдешь со мной, матушка? Или мне зажать тебе рот и взвалить себе на спину?

— Тогда я прокушу вам руку до кости, сеньор.

— Послушай, Мария! Я так долго добирался к тебе…

— Тогда так же долго выбирайся обратно.

— Не надо так говорить, Мария.

— Если я заговорю по-другому, меня услышат во дворе.

Ее спицы, позвякивая, продолжали мелькать в лунном свете. Усевшись рядом, Кид закурил цигарку.

— Ты что, собираешься, как дурак, сидеть здесь? — спросила старуха.

— Мария, я буду сидеть здесь, пока ты не согласишься уйти со мной. Вот смотри — мул, а вот и седло на стене.

Монтана встал и, забросив на спину мула седло, затянул подпругу. Потом перекинул уздечку через длинные, поросшие шерстью уши.

— Знаешь, что ты делаешь?

— Седлаю для тебя мула.

— Этот мул принадлежит надсмотрщику, Антонио!.. Ха-ха! Уж он-то посверкает зубами, понося всех на свете, когда узнает об этом!

— Что ты так беспокоишься об Антонио? Или забыла, что у тебя есть сын?

— А разве нужно выбрасывать хорошую монетку, а не гнутую?

— Хулио вовсе не плохой.