Мой любимый враг - Мелани Милберн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Когда? — Она взглянула Деметриусу в глаза.
— Сегодня утром, после твоего ухода.
— Он мне не сказал.
— У него голова забита другими проблемами, не сомневайся.
Сомневаться не приходится, позлорадствовала она.
— Пойду приготовлю бульон.
— Мэдисон? — Его голос догнал девушку у дверей.
— Что? — вздохнула она и обернулась.
— Я ценю то, что ты делаешь для меня, даже если до конца и не понимаю, почему, — сказал он.
— Я сама не понимаю, — ответила она и закрыла за собой дверь.
Час спустя она принесла ему бульон, и он с аппетитом поел. Она сидела на стуле рядом с кроватью, мрачная складка залегла меж бровей.
— Все же следовало бы вызвать доктора.
— Зачем? — Он сморщился и оттолкнул от себя чашку. — Это вирус, я поправлюсь.
— Но ты выглядишь… ты бледный.
Он долго молча разглядывал ее.
— Я поступил с тобой негуманно, да? — наконец спросил он.
Она отвела глаза в сторону.
— Ты был…
— Я вел себя по-свински? — уточнил Деметриус.
— Да, но…
— И был слишком навязчив?
— Да, но…
— А как насчет заслуженного порицания?
— Я не…
— И не говори о моей нечестивости.
— Я бы не…
— Образ до боли знакомый — Мефистофель.
Он улыбнулся ей, его пальцы накрыли ее руку. Она не могла не отметить, насколько теплыми были они, особенно в сравнении с пальцами Джереми Майллса. Ей стало не по себе. Казалось, она предает Деметриуса даже самой мыслью о его помощнике, не говоря уже об участии в преступном замысле с фондами.
Мэдисон уже хотела рассказать Деметриусу о своих подозрениях, но в последний момент сдержалась. Она Должна сама загнать Джереми в ловушку. Это ее единственный шанс, чтобы реабилитировать имя отца и подтолкнуть Деметриуса к выводу о том, что виновником в потоплении яхты может оказаться иной человек, а не ее брат.
— Могу я еще что-то сделать для тебя? — спросила она, высвобождая руку.
Деметриус повернул к ней голову.
— Я явно тебя недооценил.
Она с трудом отвела глаза, и, как только его рука снова коснулась ее, сердце подпрыгнуло в груди. Мужчина оперся на локоть и погладил нежную кожу.
— Посмотри на меня, Мэдисон. То, что случилось в домике… я не намеревался делать это, — начал он, рассеянно водя пальцами по ее руке. — Я хочу, чтобы ты знала.
— Я настолько непривлекательна?
Его пальцы сжались на мгновение, затем он поднял ее подбородок, заставляя взглянуть себе в глаза.
— Черт возьми, ты привлекательная женщина, Мэдисон, — прохрипел он. — Чтобы не затащить тебя в постель, требуется вся моя сила воли.
Нежный румянец разлился по щекам, когда она робко посмотрела на него.
— Я не осознавала… А если я первая сделаю шаг, это будет правильно?
Ее последние слова потонули в поцелуе, и чувство нереальности подхватило, понесло на волнах туда, откуда вытеснена логика и рассудительность. Она чувствовала лишь жажду, болезненную, жгучую, которую лишь он в состоянии утолить.
Деметриус на секунду оторвался от ее губ.
— Я не буду спешить и не причиню тебе боль. Останови меня в любой момент, когда захочешь остановиться.
— Со мной все будет в порядке, — пролепетала она около его рта. — В полном порядке.
Он прижался губами к трепещущей нежной шее в вороте блузки. Груди ее напряглись, его пальцы проворно расстегивали пуговицы, она дышала прерывисто, замирая, словно падая с горы и снова, взлетая. Блузка оказалась на полу, Деметриус расстегнул бюстгальтер и отбросил его в сторону, тот полетел, словно был соткан из тончайшей паутины, а не хлопка.
— Ты прекрасна. — Его рот нежно впился в розовый сосок.
— Ты…. ты так думаешь? — Мэдисон не хватило воздуха, когда он коснулся другого соска.
Мужчина поднял голову и улыбнулся.
— Я не думаю, я знаю. — Он придавил ее своей сладкой тяжестью, каждый мускул дрожал и напрягался, ее бедра инстинктивно сжались. Он ждал ее знака. — Я причиняю тебе боль?
— Думаю, я справлюсь.
— Скажи, если будет слишком…
— Слишком не будет никогда.
Он проникал глубже и глубже, и она цеплялась за него, добровольно сдавая позиции долгожданному врагу.
— Давай, Мэдисон, — тихо позвал он. — Ты можешь сделать это, отпусти себя.
Спираль сжалась, каждая клеточка ее тела ожидала того последнего толчка, несущего новую сущность ее телу. Она летела вниз, в омут чувств и ощущений.
Больше ждать он не мог. С глухим стоном он вошел в ее тело.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Она лежала в горячих объятиях Деметриуса. Его тело, насытившееся и удовлетворенное, раскинулось в глубоком сне, длинные ноги — на ее ногах, широкая грудь прижалась к ее спине.
Теперь она не сомневалась в его желаниях, которые он испытывал к ней. Правда, он не говорил о других чувствах, но у их брака иная основа. Он желал получить компенсацию за потерю яхты, и Мэдисон стала этой компенсацией вместо брата.
И, конечно, до настоящего счастья, как до Луны, печально размышляла она. Вина Кайла навсегда ляжет пропастью меж ними, даже если ей удастся обелить имя отца.
Каждая мысль о встрече с Джереми Майллсом вызывала у нее приступ дурноты, словно она вывалялась в грязи. Но иного выхода вывести этого мерзавца на чистую воду, кроме как сыграть в его мерзкую игру, она не видела.
В который уже раз Мэдисон обдумывала, а не сказать ли Деметриусу о вероломстве первого помощника? Но каждый раз сомневалась, поверит ли он ей. Джереми работает на Пакиса целую вечность, а у нее за спиной провинившийся отец, не говоря уже о поступке брата. Убедительно ли она будет выглядеть с подобной репутацией?
Мэдисон почувствовала, как Деметриус заворочался, теплое дыхание коснулось ее обнаженного плеча.
— Ты не собираешься гасить свет? — пробормотал он, покусывая девушку за шею.
— А мне можно оставить его? — мягко прошептала она, задрожав, когда его губы коснулись мочки уха.
Он легко повернул ее к себе и несколько раз поцеловал затемненную аллейку между грудей. Она вцепилась в черные кудри, когда он, наконец, добрался до секретного места меж ее бедер. Волны удовольствия одна за другой накатывали на нее, заставляя извиваться, задерживать дыхание и стонать. Вознесение к небесам во время экстаза было сверхскоростным.
Деметриус заглянул в расширенные от страсти глаза.
— Ты такая отзывчивая, думаю, я никогда не устану заниматься с тобой любовью.
— А как же Елена? — выпалила она, тут же пожалев о своей поспешности. Его лицо не дрогнуло, только глаза сделались колючими.