Экскременты космических лосей - Крюк

ещё немного, корабль направился в огромный особняк на широком плато. Заводя махину в ангар, брат и сестра громко ругались, обвиняя друг друга в «косорукости»; в конце концов корабль всё-таки задел ворота – и тогда оба спорщика испуганно умолкли…

– Полёт окончен, – объявил брат, когда, наконец, корабль оказался в специальном гнезде. – Выходим.

Вся эта суета не вызывала в душе Хельмимиры ни малейшего отклика: боль и отчаяние сменились апатией. Спускаясь в дом, брат и сестра продолжали спорить; Флисиор и Хельмимира шли следом.

– Я живу на втором этаже, – говорил Флисиор. – Стефания – этажом ниже, а Гардиальд – возле гостиной. Тут ещё много комнат: выбирай, какую хочешь…

Желая спрятаться подальше, Хельмимира заползла в самый тёмный, самый отдалённый угол – и там, на протяжении многих часов, лежала, то засыпая, то плача, то погружаясь в невесёлые мысли. Время от времени Стефания – так Флисиор назвал девушку-пилота – приносила ей воду. Когда же она – спустя примерно трое суток по джоселинскому счёту – вновь пришла в комнату Хельмимиры с графином, та вдруг сказала: «Ну всё, хватит киснуть! Покажи-ка мне дом, дорогая».

Так началась для Хельмимиры странная, размеренная жизнь в фамильном особняке богатых аристократов. Дом был запущенный, однако неухоженность придавала ему спокойную, мягкую красоту: фасадная штукатурка местами отвалилась, обнажив красный кирпич. Сутки на Нэтти-Стивенс длились намного дольше, чем на Джоселин; ночи в горах были невероятно холодными, а дни – невероятно жаркими. Совсем скоро Хельмимира перебралась из своего угла в гостиную: там стоял аккумуляторный обогреватель. Специальные элементы накапливали солнечную энергию за день и расходовали за ночь.

На террасе водились большие насекомые. Днём они питались мхом, а на ночь залезали в глубокие норы. В доме была библиотека, которая состояла из книг по физике и биологии. Часть её хранилась в виде голограмм, а другая часть находилась на сервере в кабинете бывшей хозяйки – престарелой герцогини. Потом, как говорил Флисиор, усадьба перешла её дочери и зятю. И только после несчастного случая на Розалинд-Франклин имение досталось нынешней владелице.

Почти сразу по приезде Хельмимира узнала историю ребят-пилотов. Будучи студентами, они сняли сатирический фильм об имперской идеологии, и их исключили из университета. От обиды ребята взломали сервер университетского издания и поместили туда своё детище. Фильм стал популярен среди молодёжи, а какой-то поклонник и вовсе отправил его на Джоселин. Эта выходка дорого стоила: брата и сестру скоро вычислили. Хакерство подпадало под уголовную статью, и юным киноделам грозил реальный срок. Избежать ареста им помог тот же, кто спас Хельмимиру.

Бытом в усадьбе никто не занимался; пищу принимали везде где только можно. Чтобы достать первое необходимое, ребята и Флисиор отправлялись в какой-нибудь посёлок и обменивали там вещи. Парализованные своим положением, квартиранты-нелегалы ждали одного: поддельных документов, которые обещали им покровители с Джоселин. Так проходили долгие недели.

Оклемавшись, Хельмимира решила не сидеть сложа руки.

– Неплохо бы наведаться в деревню, – сказала она ребятам. – Куплю продуктов и приготовлю что-нибудь вкусное. Если хотите пообедать со мной, то наведите порядок. Особо страждущим достану сигареты.

Обитатели усадьбы встретили её слова без особого энтузиазма. Однако мысль о домашней еде соблазнила их умы и желудки. Гардиальд попробовал спорить: уборка – не мужское занятие. Тогда Хельмимира подняла его на смех: «Ты что, и впрямь боишься, что у тебя пиписька отвалится?» Стефания напомнила брату о том, что они не в родительском доме.

Ребята отыскали уборочный инвентарь, вставили туда батарейки и привели в порядок ту комнату, где раньше находилась столовая. Не участвовал только Флисиор: ему было плевать на кормёжку, болтовню и другие мелочи жизни. Питался он чем попало и мог подолгу не есть. Когда нужен был чистый энтузиазм, Флисиор давал ничтожно мало энергии по сравнению с остальными жителями усадьбы. Всё, чего он жаждал – написать новый роман, опубликовать его и начать жизнь заново.

Хельмимира была не ахти какой поварихой, однако голодные студенты пришли в восторг от её стряпни. Впервые за долгое время беглые гуманоиды ели чинно, собравшись вместе за большим столом. Чтобы не привлекать внимания, ужинали при тусклом свете настенных канделябров. Это было очень романтично и позволяло экономить энергию. Мундиморийка рассказывала о том, как сама была бунтаркой в студенчестве; брат и сестра делились планами: ребята хотели отправиться в Свободные Художники. Хельмимира лишь грустно улыбалась этим наивным мечтам: юных гуманоидов, скорее всего, депортировали бы довольно скоро. Хельмимира понимала, что и ей, и этим несчастным студентам было попросту некуда идти.

Быт в усадьбе стал понемногу налаживаться. Для Хельмимиры это было отличное средство не свихнуться от тоски, неизвестности и безделья. Каждые сутки кто-то из обитателей усадьбы должен был помогать Хельмимире на кухне, а кто-то поддерживал чистоту санузла. Не удалось привлечь только Флисиора: это был на редкость непритязательный в быту и абсолютно замкнутый гуманоид, который ненавидел всякую дисциплину.

Отношения с ним у Хельмимиры складывались непросто. «И как только можно быть таким эгоистом? – мысленно возмущалась мундиморийка. – Он вообще о ком-нибудь думает, кроме себя?!» Впрочем, Флисиор и Хельмимира почти не виделись – за исключением тех дней, когда зумбулянин спускался поесть за общим столом.

– Вы только посмотрите, кто к нам явился! – шутила тогда Хельмимира. – Садись, дорогой, поешь… Потом поможешь нам всё убрать.

– Убирать он не любит, – нередко замечал Гардиальд. – Только есть.

– В таком случае, – говорила Хельмимира с улыбкой, – на террасе есть вкусные насекомые…

Хельмимира знала, что Флисиор сбежал на Нэтти-Стивенс вместе со студентами; знала она и то, что его попросили «не трепаться». «Так было нужно, чтобы ничего не сорвалось», – объяснил зумбулянин. Однако, несмотря на это, Хельмимира всё равно презирала его за дезертирство и безразличие. Себя, впрочем, она ругала не меньше: «Сама устроила шумиху – сама же и получила по голове!»

Флисиор, казалось, всё понимал – и поэтому избегал общества своей бывшей начальницы. И всё-таки однажды случился между ними разговор с глазу на глаз – неожиданно откровенный и душевный. В один из долгих вечеров после ужина, когда Гардиальд ушёл читать на веранду, а Стефания уже спала, Флисиор и Хельмимира снова остались наедине.

Было уже темно. В хозяйской кладовке удалось найти несколько бутылок домашней настойки; она была простоватая и терпкая, но Хельмимира смаковала её с упоенным наслаждением. Флисиор полулежал в кресле позади стола. Мундиморийка знала, как действует на него даже небольшая доза алкоголя, и поэтому следила за тем, чтобы он совсем не «наклюкался». Однако, наблюдая за ближним, Хельмимира как-то позабыла о себе.

– Ты, наверное, осуждаешь меня, – внезапно проговорил зумбулянин. – Я понимаю,