Земляк Ломоносова. Повесть о Федоте Шубине - Константин Коничев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Могут быть, но не все, – уклонился Шубин, небрежно и быстро перебирая звонкие медали.
– Почему?
– Не совершенны здесь образы.
– Дело ваше, – соглашаясь с Шубиным, проговорил архитектор. – Но тогда, с каких же моделей вы будете высекать этих бородатых людей исторической древности?
– Я их вижу повседневно живыми, – пояснил Шубин. – А в русских сказаниях – старинах, разве не виден образ этих людей? Разве я не слышал у себя в Денисовке от стариков про ласкова князя Володимира:
Он по горенке по светлой похаживал,А сапог о сапог поколачивал.А русыма-то кудрями да розмахивал…
А разве в народе нет песен и былин про других персон, вот про того ли:
Скопина князя Шуйского,Правителя царства Московского,Оберегателя мира крещеного…Будто ясен сокол вылетывал,Будто белый кречет выпархивал.То выезжал воевода храбрый князьСкопин Михайло Васильевич…
Когда дойдет черед высекать барельефы императоров и императриц – тогда другое дело. Личности их у многих в памяти сохранились. Образы же древнерусских князей и царей, зная их нравы и заслуги или пороки, – с пользой можно домыслить…
Фельтен с ним согласился. Шубин для выполнения этого заказа ходил в люди искать натурщиков – хитрых, себе на уме мужиков, годных обличием своим служить украшением стен Чесменского дворца. Искал он их на Невской набережной, где в то время в тяжелый гранит одевались берега Невы. Иногда по часу и больше со всех сторон высматривал Федот Иванович дюжего бородача и думал: «А ведь примыть, причесать да одеть в латы, накинуть сверху мантию, ну, чем он тогда не князь Симеон Гордый?»
Облюбовав подневольного человека, обремененного тяжким трудом, Шубин спрашивал его имя, фамилию, затем шел в контору строительства – и человека на несколько дней отпускали в его распоряжение.
Однажды, утомленный продолжительной работой над мраморными барельефами, Шубин вышел побродить по городу. Около Гостиного двора он заметил сапожника. Тот сидел на ящике и чинил обувь. Он был не стар и не молод. Русая борода, извиваясь, спускалась ему на грудь и прикрывала верхнюю часть сапожного фартука. Над светлыми быстрыми глазами свисали густые брови. Когда дело не клеилось, он хмурился и брови вплотную сходились на переносице. Длинные с проседью волосы почти закрывали круглое клеймо на лбу. На правой щеке у сапожника Шубин заметил второе клеймо – букву «в», на левой – «р», а все вместе означало – «вор». Около него на каменной глыбе сидел матрос. Сапожник прибивал подметку к его башмаку.
– Нельзя ли поскорей, я на корабль тороплюсь, к перекличке успеть надобно.
– Успеешь, служивый, успеешь, – отвечал сапожник. – А чтоб не тошно было ждать, я тебе сейчас за делом песенку спою. А ты слушай, разумей и скажи потом, про кого эта песня.
Шубин подошел ближе. Он заинтересовался внешностью уличного чеботаря и, глядя на его выразительную физиономию, подумал: «Какая чудная натура, вот кого надо лепить!»
Сапожник затянул песню, обнаружив приятный голос. Вокруг певца начали собираться прохожие. Через минуту он и матрос были окружены людской стеной. Шубина оттеснили. Через плечи и головы собравшихся он тянулся, чтобы видеть мастерового. А тот, поколачивая молотком по подошве, пел:
Приехал барин к кузнецу,Силач он был не малый,Любил он силою своейПохвастаться бывало.«А ну-ка, братец, под коняВыкуй мне подковы,Железо крепкое поставь,За труд тебе – целковый».Кузнец на барина взглянул,Барин тароватый;«Давай-ка, барин, услужу,Не по работе плата».Кипит работа, и однаПодкова уж готова,Рукой подкову барин сжал —Треснула подкова.«Мне эта будет не годна,Куй, кузнец, другую». —«Ну, что ж, давай еще скую,Скую тебе стальную».И эту барин в руки взял.Напружинил жилы,Но сталь упруга и крепка,Сломать ее – нет силы.«Вот эта будет хороша,Куй по этой пробе.Меня охотники уж ждутДавно в лесной трущобе.Теперь я смело на конеОтправлюсь на охоту.А на-ко, братец, получиЦелковый за работу»…«Ах, барин, рубль ваш недоберХотя он и из новых».Между пальцами, как стекло,Сломал кузнец целковый.Тут подал барин кузнецуВдобавок два целковых.«Вот эти будут хороши,Хотя и не из новых».«Ах, барин, хрупок ваш металл,Скажу я вам по чести»…Кузнец и эти два рубляСломал, сложивши вместе…
Дальше в песне говорилось о том, что барину ничего неосталось делать, как покраснеть за свое бахвальство, восхититься силой кузнеца, подать ему червонец и сказать:
«На вот, пожалуйста, возьмиДеньгу другого сорта,В жизни первый раз встречаюЯ такого черта!»
Хотя имя барина ни разу не было названо, Шубин представил себе по этой песне образ сильного и доступного Петра Первого. Кстати, он тут же вспомнил рассказы денисовских старожилов о том, как Петр приезжал в Холмогоры, как был в гостях на Вавчуге у корабельного строителя Баженина и, выпивши, хвастаясь своей силой, хотел остановить колесо водяной пильной мельницы. Испуганный Баженин успел предупредить несчастье. Он послал людей спустить у мельницы воду. И когда Петр подошел к колесу, оно еле-еле вращалось. И слово царское было сдержано, и от опасности Петр избавился. Протрезвясь, Петр поблагодарил Баженина…
Между тем, пока Шубин вспоминал это, песня была допета до конца и подметка к башмаку прибита.
– Сколько за труд? – спросил матрос.
– Надо бы три копейки, но если отгадал, про кого я пел, ни гроша не возьму.
– Еще бы! – обрадовался матрос. – Не в песнях, так в сказках я слышал такое же про Петра.
– Молодец! – похвалил сапожник, сбрасывая себе под ноги мусор с фартука. – Не надо мне твоих грошей, носи счастливо, не отпорется. Да приверни в кабак, выпей за мое здоровье… Ну?! У кого работа есть! Чего встали? Я песнями не торгую, мне работенка нужна…
Толпа стала нехотя расходиться. Шубин осмотрел свои башмаки и подошел к сапожнику. Ему хотелось с ним познакомиться ближе и сделать с него барельеф.
– Мне бы вот чуточку каблук поправить, – обратился он к сапожнику.
– Добро пожаловать, разувайтесь, барин.
– Барин-то я барин, только мозоли с рук у меня не сходят, – ответил Федот.
– Барин с мозолями!? – удивился сапожник, глядя на Шубина и, встретив добродушный взгляд, усмехаясь, добавил: – Это не часто бывает. А вы по какой части?
– Да вроде бы живописной, – охотно ответил Шубин, – я скульптор…
– Ох, и не люблю я живописания. Худо, барин, когда по живым-то людям пишут. Глянь, как меня исписали, – сапожник показал Шубину клеймёные щеки и лоб.
– Я это уже приметил. Где же тебя так разукрасили? И за что? – спросил Федот, подавая сапожнику башмак и присаживаясь на то место, где сидел матрос.
– В остроге, понятно, барин. А за что, сам посуди: у себя там, в Вологодчине, на Кубенском озере, рыбку половил, а озеро-то монастырское, так меня за это и отметили…
– Ну, что ж, и в остроге, наверно, хорошие люди были?
– Да, барин, были. Получше, нежели на воле. Такие головастые – на все руки…
Сапожник сорвал клещами с каблука изношенную, стоптанную набойку, посмотрел, на зуб взял и отложил в сторону:
– Где, барин, такой крепкий товар брали?
– У француза покупал.
– То-то я вижу товар хороший, а работенка неважнецкая, так себе – одна видимость…
Пока сапожник прибивал к башмаку набойку, Федот расспросил его обо всем: об остроге, о заработке, о семье и о том, где он такую песню слышал.
– В остроге, барин, всего наслушаешься, всему обучишься. Посидел бы там с годик впроголодь, покормил бы вошек досыта да послушал, что поет народ про Степана Разина, удалого молодца, да про Пугача Емельку! Тех песен здесь не споешь, а споешь – в клетку сядешь. Их только в остроге и услышишь.
– Бывалый ты человек, я смотрю, а не придешь ли ко мне на дом поработать? – обратился к нему Шубин.
– Невыгодно, – ответил сапожник, не глядя на Шубина. – Здесь-то, на улице, я больше выколочу.
– А я тебе вдвойне заплачу.
– Что за работа у вас? Может, французская женская обутка для барыни, то я нипочем не возьмусь. Канитель одна.
Шубин пояснил тогда сапожнику, что он нужен ему, как натурщик для мраморного портрета князя Мстислава Удалого. Сапожник был не из глупых, быстро сообразил, о чем идет речь, и согласился.
– А может, барин, из меня и Александр Невский получится? Заодно уж давай. Смелый мастер и из псаря может сделать царя…
– Александр Невский из тебя не получится, – усмехнулся Шубин. – Этот князь к лику святых причислен, а в твоем лике никакой святости. Разве Святополка Окаянного можно с тебя еще вылепить? – прикинул в уме скульптор.
– А я могу, барин, рожу скорчить и под Святополка. Платите хорошо да кормите досыта… Ну, вот и башмак вам готов… С барина только двугривенный…