Призмы - Ашер Лод

Иногда это совершенно детские враки. До того беспомощные, что нельзя их объяснить иначе, чем стыдом, настолько режущим глаза, что любая басня хороша, лишь бы оправдать свой поступок перед людьми. Одна очень умная дама увезла двух своих сыновей от военной службы в Израиле под тем предлогом, что ее бабушка неожиданно получила в Германии наследство и нуждается в провожатых. Дама прекрасно понимала, что в эту бабушкину сказку даже дети не могут поверить, и все-таки самозабвенно врала всем знакомым и незнакомым. Года через три я случайно столкнулся с этой нынешней жительницей Германии в конторе тель-авивского адвоката. С места в карьер, словно видела меня вчера, она выпалила: "Тут у вас болтают, будто я — йоредка! Называть меня йоредкой я никому не позволю!" — и глаза ее возмущенно сверкнули.

Наезжая в Израиль, эмигранты видят в бывших согражданах, особенно знакомых, своих судей и переходят в оборону, хотя на них никто не собирается нападать.

Кстати, нужно объяснить, что такое "йоредка". Отглагольное существительное "йоред", как и его антоним — отглагольное существительное "оле", имеют свою историю.

Достаточно раскрыть Библию в любом месте, где рассказывается о переселении евреев из Эрец-Исраэль в какую-нибудь другую древнюю страну, чтобы заметить одну особенность. Эмиграция еврея из своего отечества повсюду обозначена одним и тем же глаголом: "Ярад". Дословно — "сошел", "спустился". В Библии, надо заметить, что глагол лишен какой бы то ни было оценочной категории. Сообщается топографический факт: перемещение из страны, расположенной на определенной высоте над уровнем моря, в страны, расположенные ниже. Библия вообще излагает события, не давая оценок. Даже когда речь заходит о злодейском убийстве, оно описывается бесстрастным языком протокола. Библия не требует судить эмигрантов как изменников родины. Даже не настаивает на том, что родина — самое возвышенное место на земле. Просто всякий раз, когда человек покидает родину, сказано "йоред". А когда он возвращается, сказано "оле".

И все же: в иврите, как и в других языках, "подняться" и "спуститься" связаны не только с топографией.

Библия переведена на все языки мира, но этой особенности двух глаголов вы не найдете ни в одном переводе. "Отцы наши перешли в Египет", — значится, например, в каноническом русском переводе 15-й строфы в главе 20 Книги Чисел. И действительно, не скажешь ведь по-русски: "спустились" из своего отечества. А на библейском иврите только так: "ярду".

Так разве не поразительно, что много тысячелетий спустя далекие потомки, не помнящие своего языка, не ведающие его образных ассоциаций, бросая родину, которую они едва успели обрести, ощущают свой поступок в категориях, которые заложены в глаголах Вечной Книги?..

Вот ведь, сидя с той самой четой из Берлина, старались же мы избегать малейшего прикосновения к теме "йоредов" и "йоредок". Но как ни старайся не дразнить дьявола, он сам выскочит. Разговаривали про радикулит и повышенную кислотность, а гостья вдруг вызывающе посмотрела на всех и сказала очень громко:

— Какая все-таки ужасная грязь в Тель-Авиве!

Все опешили, но тут кто-то уж не выдержал и слегка съязвил, что это мол, даже очень верно: еврейский дворник, конечно, не может идти ни в какое сравнение с немецким.

Что тут началось! "Не тычьте мне немецкими дворниками! Чего вам от меня надо!?" — закричала гостья в каком-то радостном бешенстве.

Ничего. Можете мне поверить.

На Молдаванке в Яффо

В Израиле есть свои Молдаванки и Пересыпи, есть и свой Бабель. Правда, начинающий, но и немало уже успевший на ниве "Одесских рассказов", которые у него называются "Яффские картинки".

Есть много сходства между классиком, отмеченным печатью гениальности, и скромным автором газеты "Маарив" Менахемом Талми, не догадывающимся, по-видимому, об истинных размерах отпущенного ему таланта. Это сходство видно прежде всего в жадном интересе к жизни на всех ее срезах.

Подобно "Одесским рассказам" появляющиеся в "Маариве" каждую пятницу "Яффские картинки" построены на коротком анекдоте. Иногда не самой высокой пробы. В одной из таких картинок муж изменяет своей лучшей половине с лучшей половиной своего лучшего приятеля. Число версий этого бродячего сюжета давно перевалило за бесконечность. От Талми не убудет из-за еще одного варианта собственного приготовления. У него рогатый приятель волокиты просиживает ночи за шашками в кафе, вместо того, чтобы присмотреть за своей благоверной. Зато принимает меры жена волокиты. Подсыпав любовникам с вечера сонного порошку, ночью, она на пару со знакомым крановщиком спускает с третьего этажа греховную кровать и везет посапывающие улики прямо в кафе, так сказать, на суд общественности, накрыв разлучнице физиономию и заголив ей ягодицы, в порядке изысканной женской мести.

В кафе рогатый приятель мужа разделяет общий восторг от зрелища, представившегося глазам изумленной публики, пока не узнает, кому принадлежат ягодицы.

Талми прошпаклевывает этот холст таким сочным бытовым грунтом и пишет по нему такие сочные характеры, что скабрезный анекдот превращается у него в маленький литературный шедевр.

Герои "Яффских картинок" — представители низов израильского общества, где преобладают смуглокожие выходцы из Африки и Азии. Те самые, от кого воротит нос местный белый обыватель, полагающий себя наместником Европы на Востоке. Особенно, осмелюсь добавить, наши выпускники высшей школы интернационализма с дипломами ОВиРа. Поэтому имя мстительницы из рассказа Талми — Метука: имя, распространенное у восточных евреев. И поэтому же свою ночную экзекуцию Метука производит над дамой из Румынии. Хотя рассказ называется "Сладкая месть Метуки", это, скорее месть самого Талми, заголившего ягодицы мещанскому самомнению своего брата — европейского еврея.

Одновременно Талми принимает сторону Метуки и против ее мужа с компанией завсегдатаев яффского ночного кафе. Восток не сомневается во всяческом превосходстве мужчины над женщиной, тем более мужа над женой. Талми не ограничивает игры воображения, чтобы как можно язвительней продемонстрировать обратное. Метука, которую муж не ставит ни во что, не только посрамляет его на всю округу, но и обнаруживает, как мы видели, способности большого тактика и стратега. Операцией спуска с третьего этажа любовников на кровати она командует с полным знанием дела, кстати, не столь уж невероятным в среде, где немало крановщиков, грузчиков и стропильщиков.

Итак, анекдотически-фантастические сюжеты вырастают у Талми из весьма реальных местных обстоятельств. В другом рассказе некая теплая яффская компания едет на автомобиле в Иерусалим. О занятиях пассажиров ничего не сообщается. Зато есть сведения об их приятеле, к которому компания заворачивает по дороге: Шломо Акила, то есть Шлома Грыжа, как его ласково зовут дружки за надрыв на работе, только что прибыл на родину из Франкфурта после пятилетней отсидки у немцев. За гастрольную торговлю наркотиками, как легко может догадаться израильский читатель. Жена Шломо Грыжи, дражайшая Лея Хромоногая (которая уже не хромает, так искусно пришили ногу после того, как оторвали) заработала новое прозвище в результате неудачного драпа от полицейской машины в Яффо. Как не вспомнить бабелевских налетчиков, тем более, что и в "Яффских картинках" речь идет вовсе не о колоритной уголовщине, а о колоритной человеческой натуре.

Натура дружков Шломо Грыжи велит им свернуть к его дому, чтобы поприветствовать героя Франкфурта и пожать его лапу, наконец-то выпорхнувшую из наручников. И они сворачивают с пути, хотя дали себе зарок ехать прямо в Иерусалим и никуда больше.

Почему такой зарок? А потому, что та же натура велит им съездить в Иерусалим на молитву у Стены Плача.

Каждое утро в Яффо начинается у них с покаянных рассуждений: жить на Святой земле и ни разу еще не побывать у самой что ни на есть святыни — это же надо!..

Услыхав, куда направляются гости, дражайшая Лея Хромоногая всплескивает руками: всегда мечтала спаломничать в Иерусалим. Видит Бог, сподобивший ее стать чудом уголовной медицины! Правда, герой Франкфурта, лично обнеся лимонадом дорогих гостей, приказал ей никуда не ехать, а бежать на кухню готовить мощный завтрак. И потом, женщине, которой привалило повторить с мужем медовый месяц, как не похвастать такой удачей перед людьми? Шломо, кокетливо намекает Лея, то и дело ржет и встает на дыбы, как конь. Невозможно отлучиться.

Натура паломников немедленно клюет на такую увлекательную тему. Чтобы не опоздать в Иерусалим, они договорились не присаживаться, но после лимонада Хромоногая вынесла всем по мисочке пирожков со стручками молодой фасоли, а после пирожков вытащила три тяжелых медных блюда: с шашлычком, с бараньими ребрышками и с куриными сердечками.

Паломники в ужасе: третий год едут к Стене Плача, никак не доедут. Нет, сегодня, кровь из носу, доедут!