Генерал де Голль - Николай Молчанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Армии, — пишет он, — во все времена были инструментом варварства… Из глубин сердец армии поднимают грязь низменных инстинктов. Они превозносят убийство, питают ненависть, возбуждают алчность. Они подавляли слабых, возносили недостойных, поддерживали тиранию. Их слепая ярость губила лучшие замыслы, подавляла самые благородные движения. Непрерывно они разрушают порядок, уничтожают надежды, предают смерти пророков. Однако если такое применение находит им Люцифер, то они бывают и в руках Архангела. Какими добродетелями обогатили они моральный капитал людей! Благодаря их существованию, мужеству, преданности величие души достигло вершин… Распространяя идеи, проводя реформы, прокладывая пути религиям, армии разносили по вселенной все, что ее обновило, Улучшило или утешило. Только благодаря их кровавым усилиям в мире появились эллинизм, римский порядок христианство, права человека и современная цивилизация».
За широкими абстракциями отступает все — разница между войнами справедливыми и несправедливыми, между армиями революционными и армиями реставрации, между армиями агрессии и обороны. Армия превращается в некий символ, в чистую идею, с помощью которой, естественно, реабилитируется любой милитаризм, ибо ответственность за его преступления падает на все человечество, поскольку оно существует. «Позорная и величественная история армий есть история людей», — пишет де Голль.
Итак, де Голль показал роль и место армий в истории, поднял их значение до уровня ее главной движущей силы, заключив утверждением, что «меч — это ось мира». Сравнив затем свой идеал с реальным положением армии во Франции, де Голль призывает добиваться возвращения армии достойного ее миссии места. Для этого, по его мнению, надо, чтобы элита армии, кадровые офицеры требовали такого места и чтобы, осознав свою роль, они гордились принадлежностью к армии — защитнице национального величия и безопасности родины.
«Воинский дух, — пишет де Голль, — искусство солдата, его достоинства являются неотъемлемой частью человеческих ценностей. Настало время, когда военная элита должна вновь проникнуться сознанием своей первостепенной роли и сконцентрироваться на своей цели, которая состоит в войне. Военная элита должна поднять голову и устремить взгляд к вершинам. Чтобы придать острие шпаге, настало время восстановить философию, присущую положению военной элиты».
Для выработки этой философии необходимо прежде всего понимать сущность войны и принципы ее ведения. По мнению де Голля, в этом деле не может быть каких-то раз и навсегда установленных рецептов и закономерностей, ибо на войне, как и в жизни, может случиться все. И здесь он вновь развивает свою военную доктрину «обстоятельств», которую он еще и раньше противопоставлял официальным военным теориям. Действия армии должны направляться такими руководителями, которые готовы ко всему и способны правильно действовать даже в совершенно немыслимой ситуации, где непригодны никакие военные доктрины и где выручить может только интуиция. И вот здесь де Голль обратится к Бергсону, возводя военное дело в ранг высоки философии и искусства.
«Бергсон показал, — пишет де Голль, — что для установления прямого контакта с действительностью человеческий разум должен обрести интуицию, сочетая инстинкт с разумом… Инстинкт является способностью, более всего связывающей нас с природой. Благодаря ему мы постигаем глубочайший смысл явлений и открываем их скрытую гармонию… С военным руководителем происходит нечто аналогичное тому, что отличает деятельность артиста. Он не пренебрегает разумом. С его помощью он опирается на науку, навыки, знания. Но творчество как таковое возможно только путем применения способности инстинкта, вдохновения, без которого невозможен прямой контакт с природой. О военном искусстве можно сказать то, что Бэкон говорил о других искусствах: это человек в соединении с природой».
В рассуждениях о первостепенном значении для военного, офицера или полководца интуиции, инстинкта, вдохновения, чутья, таланта, гениальности и т. п. нет ничего особенно нового. Еще Наполеон говорил, что военное искусство — это «дитя смертного и богини». Де Голль лишь связывает эту идею с философией Бергсона, в своем понимании, естественно. Таким путем он подводит читателя к главной проблеме книги: роль полководца и необходимые ему качества. Совершенно очевидно, что раз речь идет об интуиции как важнейшем качестве военного руководителя, то им должен быть человек необыкновенный, одаренный самой природой чудесным даром все постигающего инстинкта, способный действовать в самых грозных обстоятельствах войны. Каким же он должен быть, этот человек действия? И здесь-то де Голль начинает рисовать портрет, который невозможно не узнать, ведь это его собственная персона! «Сильные личности, — пишет он, — созданные для борьбы, испытаний, великих событий, не всегда воплощают простое превосходство, ту поверхностную привлекательность, приятную в повседневной жизни. Выдающиеся характеры обычно суровы, неуживчивы, иногда Жестоки. Если даже стоящая внизу масса признает их превосходство и невольно воздает им должное, то очень Редко случается, чтобы их любили и им покровительствовали. При решении вопроса о продвижении выбор охотнее останавливают на тех, кто нравится, а не на тех, кто этого заслуживает».
Возмущение офицера, которого 12 лет держали в чине капитана из-за его слишком самостоятельного характера и образа мыслей, явно слышится в этих словах. Но он не обескуражен, как об этом свидетельствует само появление его книги. Он тщательно описывает образ человека действия, тот самый образ, в который он всю жизнь будет стремиться воплотить самого себя. Впрочем, многими чертами, личными качествами он уже соответствует своему идеалу. Словом, в книге «На острие шпаги» де Голль лепит собственную статую.
Вот как он описывает этого человека действия, вождя, который рассчитывает только на самого себя и на ход событий: «Далекий от того, чтобы укрываться под покровом иерархии, скрываться в бумагах, прятаться за отчетами… он решительно становится хозяином действий, ибо, если он вмешивается в них, они подчиняются ему. Если он находится на высоте положения, то добивается успеха, если даже ему не удается выиграть, он берет на себя все тяготы, перенося их не без некоторого горького удовлетворения. Короче говоря, это борец, который находит в самом себе источник своей энергии и свою точку опоры, игрок, который больше стремится к успеху, чем к выигрышу, и платит свой долг собственными деньгами. Человек характера придает действию благородство: без него — тягостная участь раба; благодаря ему — божественная игра героя…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});