Не по торной дороге - Анатолий Александрович Брянчанинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слова эти хотя и вырвались у Софи невольно, но они не удивили ее и не заставили ее раскаяться: они представлялись совершенно последовательным выводом из ее рассуждений. С своей точки зрения, Софи считала себя вправе высказать подобное сожаление: в самом деле, шла она замуж, хотя и по любви, но никак не в пастушескую хижину, не на кринку молока и кусок хлеба. Молодая женщина понимала любовь, но не обставленную трудом и лишениями, а окруженную блеском, комфортом, удовлетворением малейших прихотей. Все это, казалось, она нашла в Осокине и полюбила его… но в том-то и заключалась ее ошибка, что увлеклась она не им, а тем идеалом, который был ею создан и под мерку которого, по мнению Софи, подошел Орест. Покуда держался идеал в своей золотой оболочке — держалась и любовь, покойна была и душа Софи; стала исподволь обламываться та дорогая штукатурка, которая так манила ее, проглянул человек, достоинств которого она не могла оценить — и страстный каприз начал охладевать, испаряться, а на место его явились скука и позднее раскаяние.
Осокин, хотя и весьма далек был от тех чувств, которые волновали душу его жены, не мог однако не согласиться с своим тайным голосом в том, что семейная его жизнь устроилась не совсем так, как он желал и предполагал. У Ореста тоже был свой идеал, но диаметрально противоположный идеалу Софи: он искал в жене, кроме чистой, неподкупной любви и дружбы, еще тожественности во взглядах и убеждениях, прочных задатков супружеского счастия. Всего этого, казалось ему, он мог ожидать от своей невесты: увлеченный страстью, он слепо верил рассуждениям Софи о тихой жизни, ее бескорыстии и любви к уединению, а разговор на возвратном пути с пикника, о замышляемом им отказе от наследства, окончательно разрушил все его сомнения насчет характера Софьи Павловны. Конечно, другой на его месте, более умудренный опытом и знанием людей человек, не так легко поддался бы разглагольствованиям Софи, скоро разгадал бы ее подделку под его тон и взгляды и, во всяком случае, со всех сторон постарался бы изучить характер своей будущей жены, но Осокин, как мы и выше видели, не был таким человеком. Одностороннее воспитание, направленное исключительно в сторону пуританизма, отдалило его от жизни, а удаление это в свою очередь помешало ему изучить людей и практическую ее сторону. Эта-то неопытность, да вдобавок непонимание одним другого, разница в воспитании и были причинами, которые мало помалу, но верно, начинали подрывать семейное счастие молодых Осокиных.
В аристократическом кружке города Р. задуман был спектакль любителей; предполагали дать «Ошибки молодости» Шеллера и два водевиля. Роль княгини, по внушению Соханской, предложили Софье Павловне, а роль управляющего — Огневу. M-me Осокиной очень хотелось явиться на сцену в черном бархатном платье, но его у нее не было. Павел Иванович не счел нужным включать его в список приданого, — пришлось обратиться к мужу. Орест крайне огорчился невозможностью исполнить желание жены:
— Дорогая моя, — сказал он, обнимая и лаская ее, — пойми, ради Бога, как горько мне отказать тебе, в просьбе… все помыслы мои направлены к тому, чтобы малейшая прихоть твоя исполнялась, но не могу я, ангел мой, решиться на подобный расход… Не могу, а не то, что не желаю!
«Все это одни слова, чтобы прикрыть свою скупость и деспотизм! — промелькнуло в голове Софи. — Захотел бы, так купил!» И, изменив своему обычному притворству, она надулась.
— Ты думаешь мне приятно досаждать тебе? — взяв у жены руку и целуя ее, ласково продолжал Осокин (он подметил неудовольствие Софи). — Да если бы была возможность — я бы озолотил тебя!
«Как лжет-то! — уже со злостию подумала Софья. Павловна. — Точно не от него зависит!»
— Но будь благоразумна… состояние у нас весьма ограниченное… Подойди, дружок, я подсчитаю тебе наши доходы…
Софи, занятая мыслью о бархатном платье, готова была послать к черту все всевозможные расчеты, но, не желая сердить мужа, встала и подошла.
— Вот, дорогая моя, — взяв карандаш и бумагу, посвящал ее в хозяйственные тайны Орест, — с усадьбы — 500–600 рублей, и то в урожайный год, с капитала — рублей 200, жалованья — 1500, всего 2200–2300 рублей… Из каких же денег, Сонечка, заводить платья в двести рублей? Не в долги же лезть?.. Будь умница… рассуди серьезно… ведь у нас дети могут быть — на что мы их воспитывать-то будем!
«Дети!.. Вот еще глупости выдумал! — снова мелькнуло в голове Софи. — Лучше бы сам-то умницей сделался: сошелся бы с дядей — и делу конец!»
— Ты сердишься на меня! — грустно сказал Осокин, не получая ответа. — Бог с тобой, Соня!
Он бросил на стол бумагу и карандаш и стал ходить по комнате.
— Не сержусь я на тебя, — возразила Софи, — но признаюсь, неприятно мне отказаться от спектакля… Ты сам знаешь, как мало я выезжаю!
— Да разве нельзя эту роль исполнить в шелковом платье?
— Конечно можно, если ты захочешь, чтобы твоя жена была одета хуже других!
Фраза эта покоробила Ореста: от нее повеяло чем-то мелочным, даже пошленьким.
— А для тебя главное — затмить других своим туалетом? — не выдержал Осокин.
Софья Павловна тотчас же остереглась.
— Чтобы доказать тебе противное — я сейчас же напишу Ketty об отказе.
Осокин задумался; ему очень неприятно было огорчить жену, и вместе с тем решиться на такой крупный расход он боялся.
— Прости меня, — спустя минуту подошла Софи к мужу и поцеловала его в щеку, — я увлеклась ребяческим желанием участвовать в спектакле, не сообразив, что ты и так на меня порядком тратишься… Ведь я ничего не внесла в твой дом кроме расходов.
Оресту вдруг почему-то стало ужасно совестно; он молча заключил жену в свои объятия, а в тот же день вечером Софи любовалась прекрасным бархатом, подаренным ей мужем, и втайне радовалась влиянию, которое, казалось ей, она приобрела над Орестом.
История
