Школа любви - Долли Нейл

— Я ждал, что ты придешь ко мне, надеялся, что скажешь именно так.

Он нежно провел тыльной стороной ладони по ее щеке, и отчужденность в его глазах исчезла.

— Я несла такой вздор!

Элизабет чувствовала искреннее раскаяние.

Глядя прямо ему в глаза, Элизабет шагнула ближе, сердце билось в ее груди как птица в клетке. Она положила руки ему на плечи и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в губы.

— Ты каждый раз был великолепен со мной, и каждый раз мне было до безумия хорошо…

— Сумасшедшая, — тихо обронил он, обхватив руками ее талию, привлек к себе. — Я рад такому признанию. Я всегда хотел, чтобы тебе было хорошо так же, как мне…

Элизабет подняла на него глаза, внезапно осознав природу гложущего нетерпения, которое привело ее в квартиру Филиппа. В этом сосредоточилось не только желание извиниться и поблагодарить, а нечто более сильное, но простое: жажда близости.

Ее рука невольно потянулась к его шелковистым волосам, знакомому хохолку на затылке.

Вчера Филипп признался, что любит ее и она постоянно теперь думала только об этом. Хуже всего, если он сказал так, чтобы лишь утешить или, вспомнив о былой их привязанности друг к другу, просто подсластить пилюлю.

— Скажи, что прощаешь меня.

Филипп в ответ поцеловал ее.

— Прощаю. — Его объятие стало более тесным. — Но сейчас мне хочется снова сделать тебя счастливой.

Не надо было объяснять, что он имел в виду. Филипп наклонился, прижался к ее губам нежно и страстно, с таким желанием, что у нее дух перехватило. Его поцелуи обжигали. С тихим вздохом она обмякла в его руках, все поплыло, закружилось перед глазами. Она как будто даже оглохла.

— Пошли в спальню, — услышала Элизабет словно издалека его голос.

Сердце Элизабет переполняла любовь.

— Пошли, — просто ответила она.

Ее била дрожь. Теперь никаких сомнений. Она хочет отдаться мужчине, которого всегда любила.

В спальне тоже не было перемен. Филипп зажег торшер, заполнивший комнату мягким золотым светом. Элизабет радостно и торжествующе улыбнулась при виде роскошной постели, в которой испытала самые счастливые, самые сокровенные мгновения в жизни. Казалось, тогда на нее снисходила сама благодать.

— Мы опять вместе, Лизи, — тихо сказал он, крепко прижав ее к себе.

В той, прошлой, жизни они любили друг друга много-много раз, теперь казалось, что они были вместе только вчера. Филипп привычно расстегнул ее блузку, а Элизабет столь же привычно сняла с него рубашку. Пришел черед ее колготок — она сняла их сама, а Филипп сбросил брюки. Пока он возился с ее лифчиком, Элизабет наклонилась и поцеловала его в грудь. Не отдаляясь телами ни на мгновение, как будто боясь потерять друг друга, они погрузились в белизну простыней, нагие и трепещущие от ожидания.

Элизабет ласкала его обнаженное тело. О боже, как же она скучала все шесть лет по этим рукам, впадинке на шее, упругому животу и бедрам… Она стремилась слиться с ним, стать с ним единым целым, ощущая мощь его мужского желания. Она дрожала от нетерпения.

Но Филипп не спешил. Сначала он сделал все, чтобы завести ее до накала. Он прекрасно помнил все те маленькие штучки, которые приводили ее в исступление, — он обожал по-особому гладить ее грудь, а когда ласкал и целовал ее бедра с внутренней стороны, Элизабет стонала и выгибалась всем телом. Тогда и он сам терял голову от желания.

Казалось, так могло продолжаться вечно. Страсть вздымала их все выше и выше, а они все оттягивали блаженный миг соединения. Но наступил момент, когда они не могли уже ждать ни минуты.

— Я больше не могу, Лизи. Сейчас я возьму тебя.

— Скорей, — прошелестели ее губы.

Она была вся раскалена, не ощущала его тяжести, а только ритм его движений, все нараставший и нараставший. Они готовились к решающему моменту, который стремительно приближался. Еще через мгновение из ее груди вырвался крик восторга, когда в бешеном водовороте эмоций их плоть наконец слилась и увлекла за собой в блаженство…

Дав выход страсти, они долго лежали обнявшись, прислушиваясь к дыханию друг друга, и для Элизабет это было такое же волшебство, как и сам акт любви. Пребывая в неге и истоме, она впервые осознала, сколь отчаянно ей не хватало этого изумительного ощущения близости, когда тела, познав все до конца, целиком и полностью сливаются.

Спустя немного времени Филипп захотел пить, и они пошли на кухню, не стыдясь наготы друг друга. Захватив чай и шоколадное печенье, вернулись в спальню.

— Прекрасно помню, что ты всегда обожала перекусить прямо в постели, — улыбнулся Филипп. — Помнишь, как-то раз мы выпили целую бутылку шампанского на двоих?

— И уничтожили целую коробку конфет.

— По-моему, в основном ты постаралась.

— А по-моему, на шампанское налегал ты!

— Давай еще раз как-нибудь повторим.

— Неплохая мысль! Наверное, стоит.

Однако, сказав это, Элизабет ощутила приступ страха. Разговоры о будущем пугали ее. Долго ли продолжится идиллия и может ли она вообще на нее надеяться? Все только начиналось и, возможно, в любой момент оборвется…

Но она заставила себя отбросить мрачные мысли, уютно пристроившись в объятиях Филиппа. Допив чай с печеньем, они вновь предались любовным утехам, на этот раз неторопливо, чувственно, продлевая радость взаимного наслаждения. Потом снова лежали, тесно прижавшись друг к другу, болтая о всяких пустяках, когда Филипп вдруг заявил, что должен ей кое-что сказать.

Вытянув шею, она уставилась на него.

— А что именно?

Филипп погладил ее по щеке.

— Думаю, ты должна знать. Может, для тебя это несущественно, но для меня важно. — Он замолчал на минуту. — В этой постели я ни одной ночи не провел с женой…

Элизабет почувствовала укол ревности.

— Когда я был женат, то использовал квартиру лишь как перевалочный пункт в Лондоне. Здесь мы не жили. У нас был дом в пригороде.

— Я знаю.

Голос Элизабет звучал приглушенно. Внутри у нее похолодело. Зачем надо вспоминать эту историю, негодовала она про себя, упоминать о женщине, в которую он втюрился сразу после их разрыва.

И вдруг она ощутила страх. Что, если Филипп все еще любит жену и не может не думать о ней? Боль от сознания этого была непереносимой, ей стало тяжело дышать.

Филипп, вероятно, почувствовал перемену в ее настроении. Он приподнялся, осторожно повернул лицом к себе, хотя она и попыталась уклониться.

— Лизи, нам надо разобраться с ситуацией… с моим браком. Я вижу, ты расстроилась… Пора тебе узнать всю правду.

— Можешь не объяснять. Это меня не касается.