Что рассказал убитый - Владимир Величко

— А чего вдруг? Что всем надо было?

— А леший их знает. Куча вопросов у всех: и мог ли упасть и сломать себе челюсть, а сколько ударов было, а какая тяжесть, и прочая подобная дребедень. А мне оно надо? Мне меры к лечению принимать надо, а не…

— То есть, насколько я тебя знаю, ты опять кому-то нахамил! — улыбнувшись, констатировал эксперт.

— Почему сразу — нахамил? Просто выставил всех… с треском и сказал, что утром судмедэксперт придет, ему и задавайте эти вопросы — а сам ушел в хирургическое отделение. Так что, Дима, готовься, терзать будут.

— А, не привыкать! А ты, Толян, готовься идти на ковер к главному врачу, — добавил Огурцов, — они обязательно накапают на тебя. — И они, довольные, разошлись каждый в свою сторону.

Подойдя к отделению, Огурцов еще издалека увидел милицейскую машину.

— Однако припекло господ следователей, раз в такую рань приехали, — сказал он самому себе и прикусил язык, вспомнив, что он сам-то опоздал на добрых полчаса. В отделении его ждали аж два следователя с какими-то документами и оперативник. Увидев эксперта, они бросились к нему, как к родному:

— Иваныч… срочно… что здесь… какая тяжесть будет?

Огурцов взял рентгеновские снимки, их описание рентгенологом, прошел в кабинет к негатоскопу и, глянув, присвистнул: «…тройной перелом нижней челюсти… ментальный и в области углов… справа и слева…» Ничего себе…

— Скорее всего здесь будет вред средней тяжести!

— Как средней? — подскочила следователь.

— Как средней? — воскликнул оперативник. — Почему?

Огурцов еще раз глянул на снимки, медицинскую справку и ответил:

— Почему, спрашиваете вы. А потому, что окончание на «у» — потому и средней. А если серьезно, то пусть лечится, сколько положено, а пока предварительно информирую — это будет вред здоровью средней тяжести. Досвидос, господа милиционеры!

И они, собрав документы, отбыли. Правда, через полчасика снова позвонила следователь и спросила:

— А возможно ли причинение тройного перелома нижней челюсти от однократного воздействия?

И доктор Огурцов подтвердил, что подобное возможно при определенных обстоятельствах, и обрисовал эти обстоятельства: прямой удар кулаком в подбородок при несомкнутых зубах — то есть рот чуточку должен быть приоткрытым.

«Интересно, — подумал эксперт, — почему они так недовольны тем, что это вред здоровью средней тяжести? Им-то какое дело?» — и, недоуменно пожав плечами, переоделся в рабочий халат. Рабочий день начался. Обычный рабочий день, но… Но примерно через час позвонил генеральный директор градообразующего предприятия Городка и принялся орать так, что и без трубки было слышно за километр.

— Какой средний вред?! Вы хоть немного разбираетесь в своей работе или как? У него челюсть — понимаете, челюсть! — в трех местах сломана… Здесь будет тяжелый вред, — безапелляционно сказал директор.

— Тяжкий, — машинально поправил его Огурцов.

— Вот, вот, тяжкий! Видите, доктор, вы уже начинаете понимать, что мне надо…

— А девочку вам в постель не надо? — резко спросил Огурцов.

— К-какую девочку? — озадаченно замолк собеседник, а потом буквально взорвался: — Да вы что себе позволяете… да как вы смеете… — начал было директор, однако Огурцов сам рявкнул в трубку:

— А откуда, собственно говоря, вы знаете, что вред здоровью будет средний, а? Кто вам сказал, а? На каком основании? Вы кто такой и какое отношение… Короче! Если будете вмешиваться в проведение экспертизы, позволять себе диктовать, что эксперт должен или не должен делать, я напишу заявление в прокуратуру о твоем вмешательстве… Дирехтор! И если еще раз услышу от тебя… — но в трубке раздались короткие гудки.

— А интересно, — спросил Огурцов вслух, — чего это директор звонит? Ему-то что надо?

— Ну ты, Дмитрий Иванович, даешь! — сказала лаборантка. — Директор и глава города сводные братовья. — И увидев на лице Огурцова недоумение, лаборантка спросила: — Ты что, правда не знал или притворяешься?

Огурцов пожал плечами, пошел к себе пить чай и думать, ибо о родстве этих товарищей, которые простому врачу вовсе не товарищи, он действительно не знал.

После этого звонка и возникших чувств — далеко не самых радостных — работа у Огурцова как-то не спорилась. Все делалось как на автомате, благо ничего особенного-то и не было. То есть отвлечься включением мозгов на полную мощность не получилось. Работа шла рутинная, насквозь знакомая. Часов в 11 доктор Огурцов вдруг поднялся и пошел в хирургическое отделение — глянуть самому на этого… переломанного. Там Огурцову повезло, ибо тот был еще в хирургическом отделении и его только-только начали готовить к отправке в отделение челюстно-лицевой хирургии. Огурцов мельком глянул на пострадавшего. Он сидел на больничной койке и, увидев судмедэксперта, отвернулся. Огурцов в контакт с ним вступать не стал, а пошел к хирургу:

— Как дела у Иванова?

— Тот, что с челюстью? — уточнил хирург и ответил: — Да все как всегда. Шины наложены, сидит на чемоданах — его максимум через часок повезут в областную больницу в челюстно-лицевую хирургию. Таким переломам требуется оперативное лечение, сам понимаешь. — И усмехнувшись, добавил: — Страдает, бедняга, очень страдает… с похмелья в основном. А так — все неплохо.

Огурцов мельком глянул в историю болезни и ушел. Все было как всегда, и признаков тяжкого вреда здоровью не усматривалось. Никак не усматривалось.

После этого случая дни понеслись своей чередой и все пошло как обычно. Месяца через два он мельком видел этого парня, свободно разгуливающего по центру городка. Огурцов еще тогда подумал, что паренек излечился, стороны конфликта примирились и поэтому к нему на экспертизу этот случай так и не попал.

— Ну и хорошо, — довольно улыбнувшись, вслух сказал эксперт и пошел своей дорогой. Доктор Огурцов очень не любил проводить экспертные исследования в случаях, подобных этому, и поэтому очень обрадовался.

Но, как оказалось, радость его была преждевременной. Все началось, как обычно, рутинно. Следователь принесла на экспертизу документы. Доктор Огурцов глянул на постановление, на историю болезни, снимки.

— А-а-а, старый знакомый, Иванофф, — усмехнувшись, сказал, перебирая принесенные документы, Огурцов. — Значит, все-таки трижды заслуженный ломальщик нижней челюсти хочет наказать обидчика?

И тут Огурцов улыбаться перестал, ибо он прочитал диагноз: тройной перелом нижней челюсти с обширным разрывом десны, осложнившимся кровотечением в дыхательные пути с развитием аспирационной асфиксии.

— Вот это да! — с изумлением вслух сказал доктор и снова полез в медицинские документы, чтобы прояснить, когда же это случилось.

— А случилось это, случилось — в 08 часов 25 минут… так… стал задыхаться, реанимация… отсасывание крови из трахеи… искусственная вентиляция легких!!! Вот это да! — повторил он свои же слова.

Но ведь около 11 дня он Иванова видел, и тот, как сказал хирург, страдал в основном с похмелья! А с явлениями такой асфиксии он должен был в то время «отдыхать» на коечке в реанимационном отделении.

— Ничего не понимаю, — сказал Огурцов и, вытащив мобильник, ткнул пальцем в кнопочку «Перцев».

— Алле! Приемная президента на проводе, — как всегда, дурачась, ответила трубочка перцовым голосом.

— Слушай, ты… — и резко выдохнув, уже спокойно спросил: — Толя, когда ты уходил с того дежурства, — и он напомнил Перцеву о пациенте с тройным переломом нижней челюсти, — ну, мы тогда еще с тобой на входе в больницу встретились, помнишь? — и получив утвердительный ответ, сказал: — А ты знаешь, что когда ты в тот раз сдал дежурство, у этого Иванова развилась аспирационная асфиксия вследствие кровотечения и разорванной десны?

— Не может такого быть. Я своими глазами видел, как он садился в папин «Форд», на котором и уехал в областную больницу, и это было… Примерно около полудня это было!

— Ну, тогда я ничего не понимаю, — ответил эксперт и отключил связь.

— А чего тебе, Дмитрий Иванович, непонятно? — спросила медрегистратор Елена Георгиевна. — Тебе ведь намекали, что надо тяжкий вред. И прекрасно зная, что ты на подставу не пойдешь, нашли другие пути. Ведь то, что сейчас в истории написано, — это ведь означает, что вред…

— …Да, это означает, что имеющееся осложнение надо квалифицировать как тяжкий вред здоровью. — И немного подумав, тихо сказал: — Но это еще означает, что история болезни была нагло и бесцеремонно переписана. И это мог сделать только…

— А к нему идти бесполезно — наш хирург на три месяца уехал на специализацию в столицу, — ответила Елена. — И обрати внимание, Иваныч, что уехал он в понедельник, а сегодня у нас… Что у нас сегодня?