Что рассказал убитый - Владимир Величко

Когда же начался новый, уже последний, учебный год, Франя в школу не пришла. Ну а через недельку шумануло: Франческа с родителями уезжает в Израиль. Что тут началось!.. Собственно, мы тогда впервые узнали, что есть евреи и что они якобы другие. Раньше это и в голову никому не приходило, и думать об этом не думали. Ну а числа 15-го в классе впервые после каникул появилась Франя. Молчаливая, тихая, даже робкая. Совсем другая. Мы тоже себя чувствовали как-то неловко. Ну а дня через три все пришло в норму, после того как пацан из параллельного класса — Пашка Селезень, ну, тот дедок из деревни! — на переменке назвал Франю предательницей. Оказавшийся рядом Вовка без промедления навинтил ему по роже и, повернувшись к Франческе, сказал:

— Ничего не бойся, Франя. Мы рядом… в обиду не дадим!

Франческа прежней уже не стала, но с нами, мной и Вовкой, она становилась той Франческой, которую мы любили и привыкли видеть. Вовка по-прежнему сох по ней, а мне она казалась сестренкой. Мы часто бывали у нее дома, она — у нас. Вместе учили уроки, ходили на каток, в кино…

Уехала Франческа в марте. С тех пор мы о ней никогда и ничего не слышали. Ничего! Хотя вру! Когда собрались на 25-летие окончания школы — всего-то шесть человек из класса осталось в городе, — кто-то сказал, что Франческа с родителями давно в Штатах. Кто и откуда это узнал, я не знаю.

Ну так вот, для чего я это все рассказал? А вот для чего! Когда мы сдавали выпускные экзамены, Израиль, как нам тогда говорили, напал на Египет. Началась война, которую потом назвали Шестидневной. Везде гремели митинги, проводились собрания, осуждающие агрессию сионистов против мирных, «белых и пушистых» арабов. Собрали такое комсомольское собрание и у нас. Было это в актовом зале, присутствовали ученики 9-10-х классов. Активисты выступали, что-то говорили — клеймили, конечно! Мы с Володькой сидели рядышком. Молчали. Я вспоминал Франческу, Вовка, как оказалось, тоже! Внезапно директриса сказала:

— Ну а что скажет Сумин? — и ткнула пальцем в нашу сторону.

Вовка нехотя поднялся, мялся и молчал.

— Что же ты, Сумин? Где-то ты бойкий, а сейчас что, и сказать нечего? Скажи уж, пожалуйста, коллективу, что ты думаешь об Израиле?

Вот тут Вольдемар и выдал.

— Что я думаю об Израиле? — переспросил он негромко и как-то задумчиво. Затем, помолчав, громко ляпнул: — Я думаю, что страна, в которой живет такой человек, как наша Франческа, плохой быть не может!

Сказано это было с большим чувством и со всем юношеским максимализмом! Описывать, что началось в зале, я думаю, не стоит. Все, в соответствии со своим воображением, легко поймут последующие события. Были, конечно, оргвыводы, таскания по инстанциям и т. д. Впрочем, на дальнейшей Вовкиной жизни это никак не сказалось. Выпускные экзамены сдал неплохо и довольно легко поступил в Высшее военно-морское училище. Военную карьеру закончил 4 года назад командиром ракетного крейсера. (О времена, о их скоротечность!) Сейчас капитан первого ранга в отставке.

Впрочем, опять запамятовал! Одно последствие для Вовки все же было. В конце 70-х судьба занесла его в Средиземное море. Он в то время был командиром БЧ на каком-то эсминце — советском, естественно. И вот, когда их судно оказалось в пределах видимости израильского берега, он долго разглядывал его в бинокль, а потом обмолвился:

— В этой стране живет моя школьная любовь. — И добавил, что хотел бы там побывать. Так вот, какая-то сука накапала, в результате он два лишних года проходил в каплеях.

Такая вот школьная история случилась в те времена, которые потом назвали застоем, — задумчиво сказал доктор Огурцов.

Некоторое время все молчали, раздумывая и переваривая услышанное.

Через пару минут вдруг оживилась Наталья Неделина:

— И что, вы больше ее и не видели, и не встречали? Не знаете, что с ней случилось?

— Во, чувствуется следователь — сразу куча вопросов посыпалась, — сказал молоденький опер. — Давай, Дмитрий Иваныч, колись!

— Да, было еще и продолжение у этой истории, — нехотя сказал Огурцов. — Я Франю больше никогда не видел, а вот Володька… Он с ней встречался.

— Так рассказывай, не томи, — почти хором воскликнули сидящие в машине, и в этот момент у следователя зазвонил телефон.

— Да, слушаю… ага… Это точно?.. Молоток, товарищ Капустин. Ошибки не будет?.. — И, положив трубку в карман, скомандовала водителю: — Поворот на 180 градусов и назад… в деревню. Капустин взял убийцу.

Все вопросы, что полетели в сторону следователя, она игнорировала. Только коротко сказала:

— Всем роток на замок. Мне подумать надо. Приедем — все всё увидите.

Ехали недолго, ибо водитель гнал очень быстро. Всех пассажиров так мотало, что Огурцов сказал:

— Ладно мы! Ты амортизаторы-то хоть пожалей…

Ответа не последовало, ибо они въехали в деревню и водила скорость сбросил. Подкатив к зданию администрации, Огурцов увидел Капустина, рядом с ним стояли трое оперов и оживленно о чем-то беседовали, а чуть в сторонке стоял Пашка Селезнев. Руки его были в наручниках. Когда его сажали в машину, взгляды одноклассников встретились и, как показалось Огурцову, в глазах Пашки мелькнула некая гордость за содеянное. А может, доктору это показалось. Обратная дорога прошла в полном молчании, и за все время, что тряслись в машине, не было сказано ни слова. Огурцов вылез невдалеке от своего дома и, сказав всем «пока!», не оглядываясь ушел. На душе почему-то было пакостно, как никогда!

Ночь Огурцов почти не спал. Мысли прыгали в разные стороны: Селезнь, Франческа… Не оговорили ли Пашку… Где Володька… А надо бы вздремнуть… Неделиха — ранняя птичка — явно придет к восьми утра. Он задремал, когда уже светало, а проснулся от звонка.

— Я буду у тебя без четверти восемь. Не опоздай, ладно? — И следователь положила трубку.

— Раскомандовалась, — со злобой подумал Огурцов и резво побежал к первому действию нового рабочего дня.

Злой и невыспавшийся, он пришел, как и договаривались, без четверти восемь, однако Неделина была уже у дверей морга. К удивлению эксперта, с ней был и Капустин.

— А где Перчик? — тупо спросил эксперт.

— Ага, только его нам и не хватало, — хмуро сказала Наталья.

В отделении — традиция! — чай с утра. И когда они его испили, Наталья сказала:

— А теперь к делу. Скажи, Огурчик, от чего конкретно умер… этот, упавший? От какой травмы.

— От сочетанной!

— А точнее нельзя сказать?

— Можно. Переломы костей левой гемисферы черепа, ушиб мозга, а также переломы ребер справа с повреждением того же легкого, переломы правого плеча и обоих костей голени. И к чему это вам?

Капустин откашлялся и сказал:

— Мы тебе сейчас расскажем, что там случилось, а ты думай.

И, пройдя по кабинету от двери до стола, Капустин сказал:

— Когда пьяный парень, идя по лестнице, увидел девочек, игравших на одной из площадок, он постоял с минутку и заговорил с ними.

— Девочки, а пойдемте на чердак, — сказал он. — Там вам дядя что-то покажет! Интересное-е-е-е! Такого вы, девчонки, еще не видели.

Три девочки отказались идти, а Франческа полезла с дядей, и там он стал… Ну, осуществлять развратные действия — трогал ее между ножками, гладил ее и показывал, скотина, свой агрегат. Вот в этот момент на чердак прибежал твой одноклассник и ее дедушка — Павел Селезнев. Увидев ТАКОЕ , он схватил лежащую там же толстую доску, метра полтора длиной, и ударил эту сволочь сбоку по башке. Как сказал твой Паша, он отчетливо услышал треск костей. Девочка всего этого не видела, потому что стояла спиной. Когда развратник упал, дедушка спустил внучку вниз и отвел ее домой. Потом вернулся, поднял труп и вытолкнул его в чердачное окно. Тело покатилось по скользкому шиферу и ухнуло вниз. Вот такова основная канва событий…

— М-да, — после некоторого раздумья сказал Огурцов. — Это, наверное, первый случай, когда симпатии на стороне убийцы!

— Да! — коротко сказал Неделина. — Именно так: на стороне убийцы!

Выслушав слова следователя, Огурцов вдруг встрепенулся:

— А что, если он наврал и ничего этого не было?

— Было, было! В тот момент на другом конце чердака играли в карты трое мальчишек. Они сидели так, что их не было видно, но они видели все. И каждый в отдельности и все вместе повторили этот рассказ без особых противоречий.

— И что теперь Селезню будет? Ведь, по сути, он невиновен, он внучку защищал. Хотел бы я увидеть того, кто в подобной ситуации поступил бы наоборот? — произнес задумчиво эксперт. — А заключение будет готово в течение недели, максимум — десять дней.

— Ну ладно, мы поехали работать с Селезневым и со свидетелями.

— И не забудьте предоставить материалы уголовного дела, — бросил им вслед Огурцов. — Нужное я внесу в свое заключение.