Ветер в Камне - Андрэ Нортон

Ну и, конечно, надо разобраться с гоббами, самовольно проникшими в лес. Эразм намеренно не избавил их от мук, которым подверг сразу по возвращении, чтобы избавление от пытки было для адских тварей важнее, чем будущее наказание — или даже награда — от кого-то неведомого.

Времени создавать новый жезл пока не было, но оставался шар. Эразм взял его в руки и приготовился осуществить то, что следовало — а может, и не следовало — делать.

13

НЕ ИСКЛЮЧЕНО, думал Гиффорд, спускаясь по винтовой лестнице на нижние этажи древней Цитадели, что здание тоже стареет, с каждым пыльным годом становясь все более хитрым, скрытным, обретая некое подобие разума. Учёные, разбившись на группы, прочёсывали Цитадель и добрались уже до заброшенных коридоров, куда заходили лишь изредка, в поисках древнего знания. Гиффорд, считавший все, даже запечатанные помещения архива, собственной вотчиной, совершил такие открытия, что его голова гудела, когда он пытался изложить их на бумаге.

Сколько лет Цитадели знаний? До сих пор Гиффорду не попадались записи о времени её основания. Наверное, отчёты спрятали во времена Хаоса, до заключения Договора. На замкнутых дверях находили печати тех, кто давно переселился из мира истории в мир легенд.

Вот и теперь маги приближались к запечатанному архиву магистра Ханги. Многие видные учёные соглашались, что это не настоящее его имя, а какой-то пароль, от чего — все давно позабыли.

Множество огненных шаров освещали коридор, где столпилась братия. Там не было ни двери, ни даже очертаний входа на заросшей паутиной стене, однако в центре виднелось нечто, созданное человеческими руками как предупреждение.

Печать Преграды была хорошо известна. По крайней мере, Гиффорду её изображения встречались не в одном древнем манускрипте. Тем не менее иллюстрации в манускриптах не полностью совпадали с тем, что он увидел.

Череп — достаточно распространённый символ смерти. Однако кости этого рогатого, клыкастого черепа были расположены неестественно, и не верилось, что их когда-то облекала плоть, а свод его на треть превосходил размерами вместилище человеческого мозга.

Изображение черепа окружал переплетающийся узор древнего рунического письма, а сверху виднелся предупреждающий знак, по которому маг, нашедший печать, её и узнал: личная эмблема легендарного магистра.

Маги встали полукругом у печати, никто не рисковал подойти ближе. Окружённая пеленой паутины, сама печать была чиста, будто кто-то только что заботливо её протёр.

Магам тоже бывает страшно — пусть даже они обладают истинным могуществом. Архивариус не желал приближаться к печати. Но она находилась в его архиве, а предоставить расследование кому-то другому было бы слабостью, ему не свойственной.

Он сделал шаг вперёд; остальные молча отодвинулись. Печать Преграды применялась лишь тогда, когда нужно было сдержать нечто слишком могущественное, чтобы позволить ему оставаться на свободе. Здесь за ней наверняка скрывалась великая сила Тьмы.

— Все назад! — скомандовал Гиффорд. За спиной у него раздался шорох торопливых шагов.

Три магических шара опустились, усилив голубоватое сияние. Архивариус вытер вспотевшие ладони о мантию и сбросил её, чтобы ничто не стесняло движений.

Три — число силы, это знает даже ученик. На черепе были три внушительных рога: средний — прямо над впадиной, где должен находиться нос, два других — над пустыми чёрными глазницами.

Три… Нет, не может быть, чтобы всё было так просто. Тогда девять: это трижды три. Да, но если у тебя всего две руки, то ничего не выйдет.

Рога, глазницы, носовая впадина. А может?.. Чудовище установил здесь человек, сомнений нет. Но что осталось от этого человека? Только ромб над черепом, разделённый посередине, а в ромбе — символ. Архивариус с изумлением узнал голову лесного существа. Однако это изображение странным образом успокоило его, образ миролюбивого лесного гиганта пересиливал гнетущее впечатление, которое производил жуткий череп.

Разумеется, в прежние времена в мире не существовало преград, как теперь, и, возможно, лес делился своей мудростью с Цитаделью знаний.

— Именем всевышних сил, — медленно начал Гиффорд. — Волею… — Он повторил три имени и очутился на границе, которую сам не мог бы переступить.

Эхо последнего имени ещё не утихло. Летописец рисовал руками сложные узоры, собрав всю силу воли, чтобы унять дрожь. Потом осторожно опустил указательный палец на каждый рог по очереди и, после небольшой паузы, на изображение лесного человека.

Гиффорд изо всех сил сосредоточился, но все равно слышал позади негромкую песню. Когда-то, наверное, так призывали… Ветер?

Едва архивариус подумал об этом, как услышал — его! Не гневный рёв, нет, лишь эфемерное дуновение, как будто ему не попасть на такую глубину. Но то был Ветер, и он нёс с собой знание.

Печать Преграды дрогнула, Гиффорд схватился за неё, посыпались обломки, и она исчезла. Но за ней стояла вторая печать… Увидев её, маги застонали.

Ветер исчез так же быстро, как и появился. Маги узнали то, что так жаждали знать. Теперь у них на глазах таяла вторая печать. Летописца охватил ужас. Не ищет ли сила, сокрывшаяся за ней, прибежища среди тех, кто собрался на рубеже, который Свет установил бесчисленные годы назад?

Гиффорд никогда не произнёс бы это имя. Любой, кто осмелился бы призвать его, подверг бы и себя, и весь мир опасности худшей, чем сама смерть.

Учёные стояли и смотрели на исчезающую печать, перебирая в уме все защитные заклинания, которые могли припомнить. К счастью, пока они были лишь сторонними наблюдателями — им не придётся против воли служить тому, что они ненавидели всем своим существом.

Йост заговорил:

— Теперь мы знаем. Надеюсь, никто не захотел немедленно сдаться. Если Эразм и в самом деле собирается призвать это, то он глупец из глупцов. Пока же твари не вырваться. Она лишь чувствует, что барьер ослаб.

Йост вынул жезл; кристалл в его навершии переливался под светом огненных шаров. Маги затянули песню, и Йост начертал на стене новый символ — достойный этого места.

Женщины дана прогнали мужчин, и, поскольку в таком деле те исстари не смели перечить, никто из них не подходил к Сулерне. Вместо этого мужчины занялись переделкой земледельческих инструментов на оружие. Почти все были уверены, что до нападения Эразма и его своры осталось недолго.

Женщины же — даже девочки, совсем недавно впервые отдавшие дань луне — по очереди несли на носилках Сулерну, по-прежнему погруженную во мрак ужаса и отчаяния.

Ярко сияла луна, её святилище было увито луноцветами, чей нежный аромат прогонял тяжкие мысли. В лощине, у символа Древесной госпожи, женщины опустили свою ношу. Хараска встала в изголовье носилок. Она настояла на том, чтобы пойти вместе со всеми, хотя госпоже Ларларне и Фате пришлось вести её под руки.