Семь ночей в постели повесы - Анна Кэмпбелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она поспешила нагнать его.
– Расскажи мне.
Его так и подмывало послать ее к черту, однако он остановился и повернулся к ней. Если она так горит желанием счесть его преступления, что ж, он расскажет ей. Но как выбрать одно злодеяние из сотен позорящих его?
– Хочешь знать, убил ли я кого-нибудь?
Она тоже приостановилась, мудро сохраняя между ними дистанцию. Вероятно, догадалась, что он недалек от того, чтоб схватить ее за плечи и хорошенько тряхнуть.
– Да.
Глаза его сузились, и он ответил с надменной, нарочитой медлительностью:
– Моя дорогая, я убил тысячи.
Сидони спрятала руки в юбках, чтобы не дать сильному ветру поднять их и скрыть внезапную дрожь.
– Я тебе не верю.
Улыбка превосходства, которую она уже возненавидела, искривила губы Меррика.
– Клянусь могилой матери – это правда.
Потрясение быстро прошло, и здравый смысл вернулся. Сидони поняла, что он играет с ней в игру, отвратительную, гротескную, но есть в этой игре и какой-то особенный трюк.
– Как?
Веселость его испарилась, и она увидела, что Джозеф пожалел, что открыл ей даже эту малость.
– Я не горжусь этим, Сидони. Оставь.
Нет, нет и нет! Впервые после утренних поцелуев ей удалось пробить броню, в которую он заключил свои эмоции. Она хотела знать о нем все. Не для того, чтобы ненавидеть, нет. Слишком хорошо она сознавала, что уже давно прошла ту точку, где могла его ненавидеть. Вот вам и смелые заявления о том, что она презирает весь мужской пол.
– Джозеф, расскажи мне, что ты сделал? – тихо попросила она, опустилась на песок под песчаным мысом и жестом предложила ему присоединиться к ней.
Сидони не была уверена, что он послушается, но, поколебавшись, он вздохнул. Джозеф выглядел грустным и усталым. Что бы он ни совершил, а она не верила, что он на самом деле убил тысячи, это отягощало его совесть, которой, как он утверждал, у него нет. Он не отвечал так долго, что она уже подумала было, что и не ответит. Потом снова вздохнул и заговорил унылым пустым голосом, словно рассказывал о ком-то другом:
– Над моей жизнью долго властвовал гнев, Сидони. Гнев на то, что я ублюдок. Гнев на позор, который преследовал моего отца, преследовал меня. Гнев на слепую надменность Уильяма. Гнев на… – Джозеф замолчал, и она увидела, как рука его потянулась к шрамам, прежде чем он заставил себя опустить ее. – Ну, ты можешь себе представить.
– У тебя были причины, – прошептала она, но он как будто не слышал.
– Хоть мой отец и был богат, я жаждал скопить такое состояние, которое стерло бы пятно незаконнорожденности и скандала. Позже я обнаружил, что никаким деньгам это не под силу. Но тогда я был молод и все еще надеялся, что если не могу завоевать уважение как наследник лорда Холбрука, то завоюю его как человек, который при помощи богатства держит судьбу народов в своих руках. Я хотел быть таким богатым, чтобы мир больше никогда не причинил мне боли.
Сидони молчала. Признание, что он бросал вызов судьбе, не удивило ее. Он борец. Она восхищалась этим, но хорошо понимала, что он сейчас не в том настроении, чтобы принять похвалу.
Выходило, что он получил свои шрамы еще до наступления полного совершеннолетия. Ей было любопытно узнать об этом, но она не решалась задавать ему вопросы. Если она сейчас прервет Меррика, то никогда не узнает о его прошлом.
– Меня не слишком волновало, куда я вкладываю деньги и где мои предприятия находят рынки.
– Ты нарушил закон? – не удержалась Сидони.
Он покачал головой:
– Нет, у меня хватило ума оставаться в рамках закона, но я нарушил тысячи законов морали.
– Каким образом?
Он пожал плечами:
– Многими способами. Для примера скажу, что я помогал туркам в усилении их тирании. У них было золото, а у меня – оружие. Если б я не знал о последствиях, это был бы брак, заключенный на небесах. Однако я хорошо представлял себе последствия – это был дьявольский союз.
Наживаться на ужасах войны! Можно себе представить, каким тяжким грузом это лежит у него на сердце.
– И что же заставило тебя остановиться? – А она нисколько не сомневалась, что он остановился.
– После смерти отца я вернулся в Грецию и своими глазами увидел, как использовалось мое оружие. Когда я приехал в деревню, где впервые попробовал баклаву, меня встретили лишь духи. Один греческий патриот нашел убежище от властей, а местные санджакбеи в отместку казнили всех мужчин, женщин и детей.
Какой кошмар! Сидони не стала говорить, что Джозеф лично не виноват в том кровопролитии – он не мог знать, что именно его военные материалы нанесут такой урон. Это было бы бесполезно.
– Полагаю, ты постарался возместить ущерб?
Он устремил невидящий взгляд на бурное море, полностью погрузившись в свои болезненные воспоминания.
– Ты все еще пытаешься увидеть во мне лучшего человека, чем я есть.
В какой-то момент его признания Сидони взяла его за руку, а когда попыталась убрать руку, он стиснул ее пальцы с твердостью, противоречащей внешнему спокойствию. Тон его оставался холодным и отстраненным.
– Чем можно возместить убитую семью, уничтоженную деревню? Я остался, чтобы отыскать немногих выживших, прячущихся в горах, и тайно вывезти тех, кто захотел бы уехать. Отправил деньги тем смельчакам, которые остались, но этого недостаточно.
– Наверное, ты больше никогда не торговал оружием?
– Я получил яркое свидетельство результатов моей ненасытной алчности и решил, что могу жить и меньшей прибылью. Военный завод в Манчестере теперь производит крупнейшие в мире фейерверки.
Несмотря на серьезность момента, она не смогла сдержать восхищенного возгласа:
– Это же чудесно, Джозеф?
Он недовольно взглянул на нее:
– Ты не слышала ни слова из того, что я только что рассказал?
Она нахмурилась:
– Разумеется слышала.
Меррик покачал головой, словно отчаявшись пробиться к ее здравомыслию, и поднялся, стряхивая песок со своей ладони. Сидони велела себе сделать попытку самоутвердиться. По крайней мере, высвободить руку… но только сжала ее крепче.
Джозеф явно верил, что из-за этого признания Сидони станет презирать его, ведь на самом деле то, что она услышала, так соответствовало всему, что она успела о нем узнать. Вплоть до финального эффектного жеста превращения завода по производству орудий убийства в фабрику, изготавливающую вещи, несущие красоту и радость.
Как же она может устоять против него? Такого мужчину, как Джозеф Меррик, она еще никогда не встречала.
Сидя на диванчике в оконной нише библиотеки, Сидони наблюдала за Джозефом, который стоял перед книжными полками. Атмосфера в этой комнате была даже более соблазнительной, чем во вчерашнем будуаре. Библиотека, элегантно обставленная, словно целиком перенесенная из резиденции джентльмена в Лондоне, была заполнена книгами от пола до потолка. Полированная мебель красного дерева. Вверху, по всему периметру балкон, окруженный изящными позолоченными перилами.