Хмель-злодей - Владимир Волкович

Некоторое время все молчали, потом Михаил, обращаясь к Ваське, сказал:

— Говори дальше, не бойся, я тебя не трону.

— Молодая паненка уже в бессилии на телеге лежала, когда старая пани подошла к одному из тех, что насиловал, и плюнула ему в лицо. Руки-то у неё связаны были. Тот выхватил саблю и заколол её.

— О, Господи! — застонал Михаил.

— Казаки хотели и молодую паненку убить, да тут татары подскочили. Татары людей на рынок в Кафу гонят и там продают, потому и не убивают. Вот они молодую паненку у казаков и отобрали. А потом, когда казаки ускакали, татары всех наших из домов выволокли. Кто не мог идти, тех убили, а остальных погнали в полон. Всю нашу округу разорили, всех православных угнали, один я спасся.

Васька перевёл дух и потянулся за аппетитным куском курицы. Леся отодвинула от него пищу.

— Так ты и живёшь здесь с тех пор? — спросил Сашка.

— А куда мне деваться, сначала еды много было в домах опустевших, да в подпольях. Потом с едой плохо стало, добывал, как мог. Жгу костёр в замке, греюсь, так и живу.

— А убитые где?

— Я всех их потихоньку на кладбище стащил, а то запах от них пошёл…

Сашка представил, что досталось пережить этому четырнадцатилетнему мальчишке, и сказал:

— Ничего, теперь вместе жить будем, и всё восстановим.

До самой ночи Сашка с Васькой и Лесей приводили в порядок две комнаты, чтобы можно было в них ночевать. Михаил участия в этих приготовлениях не принимал, а молча, и неподвижно сидел на крыльце.

Когда стемнело, он вскочил на коня и, ни слова не говоря, ускакал.

Ночь прикрыла звёздным шатром истерзанную землю. Михаил крутился по полю, ища хотя бы один единственный стог, но не было стогов в поле, некому было их ставить. И косить траву было некому, потому стояла она в рост…

Тогда рухнул он в желтеющую траву, закрыл глаза, и пришла к нему его любимая, его светловолосая Яна. И он ласкал её нетронутое никем тело. Тело, которое предназначалось только ему, только одному мужчине, которого она любила. Но вот кто-то сильный и холодный вырвал Яну из рук Михаила, и чёрные жёсткие руки, сорвав одежду, стали мять её нежную кожу и терзать её девичье тело, и насиловать её грубо и жестоко. Яна кричала, звала его на помощь, а Михаил не мог сдвинуться с места, словно привязанный и обессиленный.

Он вскочил в холодном поту, выхватил саблю, но тихо было вокруг, лишь кузнечики стрекотали в траве, распевая свои ночные песни.

Утром, едва начало светать, Михаил разбудил Сашку:

— Вставай, я уезжаю.

Сашка вскочил, как подброшенный резвой лошадью:

— Куда? Я еду с тобой.

— Тебе нельзя, у тебя Леся, ты забыл.

— Я не забыл, но не могу отпустить тебя в таком состоянии.

— Я в нормальном состоянии.

Сашка посмотрел на Михаила, тот был спокоен, лишь тёмные круги под глазами выдавали бессонную ночь.

— Куда же ты едешь?

— В Крым, в Кафу, искать Яну.

Часть вторая

РАСПЛАТА

«Ничто не сходит с рук,

Ни самый малый крюк с дарованной дороги,

Ни бремя пустяков.

Ни дружба тех волков,

Которые — двуноги.

Ничто не сходит с рук,

Ни ложный жест, ни звук, ведь фальшь опасна эхом,

Ни жадность до деньги, ни хитрые шаги,

Чреватые успехом.

Ничто не сходит с рук,

Ни позабытый друг, с которым неудобно,

Ни кроха муравей подошвою твоей

Раздавленный беззлобно.

Таков проклятый круг,

Ничто не сходит с рук, а если даже сходит

Ничто не задарма и человек с ума,

Сам незаметно сходит».

Глава 1. Перейти Рубикон

— Царское величество тебя за твою службу и радение жалует и милостиво похваляет; ты бы и впредь за православную веру стоял, царскому величеству служил, служба твоя в забвении никогда не останется.

Московский посланник Неронов опрокинул чарку превосходного венгерского вина из подвалов гетмана, крякнул, вытер бороду и усы.

— Хан предлагал мне весной нонешней пойти вместе на Москву, да отговорил я его от этого намерения. А вот донцы не захотели мне помощь дать против поляков, а вместо того пошли морем на Крым. Как же мне поступить прикажешь, ведь я сейчас в союзе с ханом?

Хмельницкий уже изрядно выпил, и его понесло:

— Если его царское величество будет стоять за донцов, — горячился гетман, — то я вместе с крымским царем буду наступать на московские украйны.

Неронов, ничуть не смутившись такими речами, спокойно ответил:

— Донцы ссорятся и мирятся, не спрашивая государя, а между ними много запорожских казаков, о том тебе ведомо. Тебе же, гетман, — с укоризной продолжал царский посланник, — таких речей не только говорить, но и мыслить о том негоже. Вспомни, царское величество с посланцами польскими по их присылке не соединился на казаков.

Зарвавшийся гетман притих, ссутулился, и Неронов, значительно посмотрев на него, напомнил:

— Вспомни, когда в смутное ваше время, в городах Украйны хлеб не родился, саранча поела, и соли за войною привоза не было, государь хлеб и соль в своих городах вам покупать позволил. Да и все Войско Запорожское пожаловал, с торговых людей ваших, которые приезжают в наши порубежные города с товарами, пошлин брать не велел: это великого государя к тебе и войску Запорожскому большая милость и без ратных людей!

Гетман опустил голову, сделал покаянный вид и повинился:

— Перед восточным государем и светилом русским, виноват я, холоп и слуга его, такое слово выговорил с сердца, потому что досадили мне донские казаки. Государева же милость, — Хмельницкий посмотрел в глаза Неронову, — ко мне и всему Запорожскому Войску большая — в хлебный недород нас с голоду не морил, велел нас в такое время прокормить, и многие православные души его царским жалованьем от смерти освободились. А донцам мы мстить не будем и с ханом крымским их помирим.

Прощаясь с Нероновым, Богдан оправдывался, что у него союз с ханом на то время, пока с Польшей не замирятся, и если ему не устоять перед ляхами, то он с Войском Запорожским на царскую милость надеется. Отступит от проклятых ляхов в его, царского величества, сторону, а в иные государства переходить мысли у него нет.

И добавил:

— Хан обещал, что если московский царь примет Войско Запорожское к себе, то и он со всей крымской ордой перейдет под руку Москвы.

Царский посланник посмотрел на него скептически, понимая, что Хмельницкий перебрав вина, несёт уже невесть что.

Конечно, гетман сознавал, что Зборовский договор вряд ли будет одобрен сеймом, а, следовательно, грядет новая война. Исход ее может быть для него неудачным, потому и стремился заручиться поддержкой Москвы на случай поражения.

Хмельницкий попал в сложное положение и вынужден был хитрить и вести двойную игру: идти на всякого рода компромиссы и с турками и, особенно, с татарами. Москва в то время ещё не была готова к решительному шагу — присоединению Войска Запорожского к Московскому государству.

— Иди, чего встал, — татарин чуть дотронулся до Николая, не решаясь толкнуть его сильнее.

— Да вот, любуюсь на горы Крымские, в красивом месте живёте.

— Любуйся, любуйся, скоро уж не придётся любоваться.

— А что так, в дальние края отправлять будете?

— Это уж куда Великий хан решит, мне поручено только привести вас.

Путники замолчали. Марциан шёл впереди Николай за ним, а позади татарин. Узкая тропинка позволяла идти только друг за другом. Шли медленно, руки у пленников были связаны за спиной.

«Если бы умертвить хотели, давно бы это сделали, — думал Потоцкий, — уже почти два года они с Марцианом в татарском плену пребывают».

Вскоре показался Бахчисарай. Поляки прошли сквозь большой сад ко дворцу. У входа татарин предложил им подождать, перекинулся несколькими словами со стражей и предложил войти в помещение, видимо, служившее хану приёмной.

— Подождите теперь здесь, — бросил он пленникам и исчез за дверью.

Вскоре полякам развязали руки, два рослых стражника, с кривыми саблями на боку, распахнули створки дверей, и поляки очутились в большой зале, сплошь покрытой персидскими коврами. Кроме хозяина дворца, в комнате находились ещё несколько человек. Хан указал рукой на большие мягкие подушки и что-то произнёс по-татарски.

— Великий хан предлагает вам садиться, — произнёс переводчик, который сидел сбоку от хана.

— Вы — храбрые воины, и мы оказали вам честь, обращаясь с вами, как с достойными людьми. Сегодня за вас заплатили выкуп, и мы отпускаем вас на родину.

— Интересно, — вставил Потоцкий, — почему это два года за нас не могли заплатить выкуп, а сейчас заплатили?

— Сумма, которую давал за вас король, была недостаточной для таких храбрых и мудрых военачальников. Сейчас нашёлся человек, который доплатил недостающее.