Хмель-злодей - Владимир Волкович

На окраине села, в котором уже и мужиков не осталось, нашли пустующий дом и расположились там. Давиду и Рут приготовили уютную комнату. Отдельную комнату выделили и для Леси, хотя об их близких с Сашкой отношениях уже все знали.

Уже стемнело, когда вернулся Михаил с бойцами Давида. Всё обошлось гладко, без приключений.

Давид, как всегда внимательно проверил посты, расписал действия каждого бойца в случае нападения, пожелал всем спокойной ночи и очутился, наконец, в объятьях своей возлюбленной.

— Я соскучился по тебе, — шептал он на ухо Рут, лаская её такое податливое, такое отзывчивое и желанное тело, трогая налитые молоком груди, — мы больше не расстанемся, я возьму тебя с собой.

Ночь прошла спокойно, только дед метался в жару, и Лесе пришлось больше времени провести с ним, чем с Сашкой. Утром, когда все собирались, дед не вышел из своей комнаты и не отозвался. Леся подошла к его постели и увидела остекленевшие глаза и окаменевшее лицо. Похоронили деда Макара на сельском кладбище, поставили крест и прочитали молитву.

Леся плакала, вспоминая своё детство, рассказала, что накануне дед подозвал её к себе и прошептал, что пришла ему пора помирать, и просил похоронить его по обычаю православному.

— Дед у меня роды принял, — произнесла тихим голосом Рут, и добавила, — если б не он, не выжил бы сыночек мой.

Глаза её были полны слёз. Мужчины стояли, молча, опустив головы, каждый думал о своём. Давид вспомнил, что именно он, дед Макар, растопил его недоверие к православным, что это на его хуторе Леся спрятала Рут, и дед берёг её пуще глаза, хотя легко мог за это поплатиться жизнью. Это он, дед Макар, принял роды и первым взял в руки только что родившегося сына Давидова, сына евреев, которых казаки убивали тысячами.

Сашка вспоминал, как дед Макар поставил его на ноги после ранения, если б не дед, не выжить бы ему.

И как же среди этих воинственных дикарей — казаков мог появиться такой необыкновенный человек широкой души, щедрый и отзывчивый, мудрый и строгий. Вот сыновья же его подались к Хмельницкому в войско, да и сгинули там, и где могилы их неизвестно. Из всей большой семьи осталась только Леся, любимая внучка, очень похожая на деда, которая стала и Сашкиной любимой девушкой.

Постояли, поклонились деду, и пошли собираться в путь.

Ехали, молча, едва переговариваясь, предвидя неизбежное расставание. Вскоре пути их разошлись: Давид с отрядом и с Рут возвращался к князю Вишневецкому, Михаил с Сашкой и Лесей держали путь в старинный замок, откуда молодые люди отправились воевать.

Как всегда, прощались на распутье дорог. Михаил полез в походную сумку, притороченную к седлу, извлёк кусок толстой материи и передал его Давиду. Давид развернул ткань: на чёрном бархате голубой и золотой парчой был вышит родовой герб Рудницких.

— Храни тебя, Господь!

Тогда Давид достал откуда-то из своей одежды маленькую коробочку и подал Михаилу. Тот взял, раскрыл. Тусклым золотом блеснул Моген — шестиугольная Звезда Давида.

— Мазаль тов! Счастья тебе!

Волнение охватывало Михаила по мере приближения к родовому замку. Уже за несколько вёрст до него он не мог сидеть в седле: то спешивался и шёл пешком, то снова садился на лошадь. Когда показался замок, сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выскочит из груди.

Сейчас он увидит мать, увидит глаза любимой, по которым так стосковался за эти два года.

Но что это? Раскрытые настежь ворота, пустые глазницы окон, разор и запустение и… никого живого. Остановились посреди двора, Михаил поднялся в замок. Через некоторое время вышел, плечи его сутулились, он сразу постарел, осунулся, стал ниже ростом.

— Что там, где все?

Не добившись ответа, Сашка сам направился в замок. Ужасающая картина предстала ему: как будто смерч или ураган прошёл по помещениям, всё было растащено, разбито, развалено, кругом следы пребывания варваров, груды разбитого камня, посуды, зола от костров на паркете. Осторожно ступая, шёл он по хрустевшему под ногами стеклу, по обломкам старинной мебели. Шёл из комнаты в комнату, словно надеясь увидеть что-то живое в этом царстве мёртвого хаоса. Поднялся на второй этаж по изуродованной мраморной лестнице без перил, бывшей когда-то украшением центральной залы. Вдруг ему показалось, что в одной из дальних комнат мелькнула какая-то тень.

— Стой!

Сашка бросился туда. Какой-то оборванный человек стремительно убегал через анфилады комнат в сторону заднего выхода, к которому вела узкая лестница в самом торце второго этажа.

— Стой! — Сашка вытащил саблю, — стой, а то зарублю!

Оборванец выскочил в коридор, ведущий к лестнице, и на секунду обернулся. Прошло два года, но Сашка сразу узнал в нем дворового мальчишку, который отличался смелостью и смекалкой. Он даже вспомнил его имя:

— Васька.

Мальчишка остановился, похоже, что он давно не слышал своего имени.

— Васька, ты, что не узнаёшь меня?

Васька вжался в угол у лестницы и смотрел затравленным зверьком, готовым при первой опасности бежать.

— Мы приехали с паном Михаилом, что здесь произошло?

— Я не буду говорить, — наконец выдавил он из себя, — вы меня убьёте.

— Зачем нам тебя убивать? Ты живёшь здесь? Пойдём вниз.

Сашка взял паренька за руку, и они спустились по лестнице.

Мальчишка дрожал мелкой дрожью, хотя в помещениях и на улице не было холодно.

Михаил сидел на ступеньке парадной лестницы, ведущей к главному входу, и раскачивался из стороны в сторону, обхватив голову руками. Леся стояла над ним и что-то говорила.

— Вот привёл свидетеля, он сейчас нам всё расскажет, — объявил Сашка.

Михаил поднял голову, посмотрел на Ваську безумным, невидящим взглядом и, вскочив, схватил его за грудки и стал трясти. Парень закричал, вырвался и побежал. Сашка рванул за ним и поймал его уже в поле. Когда он вновь притащил упиравшегося мальчишку во двор, Михаил уже пришёл в себя и что-то объяснял Лесе.

— Ты с ума сошёл, причём тут мальчишка, он сейчас нам всё расскажет.

Сашка повернулся к девушке:

— Леся, накорми парня.

— Прости, я не знаю, что со мной было, — Михаил яростно тёр лоб.

Леся достала шмат сала, хлеб, лук, яйца. Извлекла из кожаного мешка варёную курицу, овощи, капусту, большую бутыль с квасом.

Васька сначала не понял, что это всё ему, а потом набросился на еду, забыв о своих недавних страхах.

Лесе пришлось отобрать у него кусок хлеба, который он, наевшись, спрятал за пазухой. Она боялась, что обильная еда после голода может навредить мальчишке.

— Ну, теперь рассказывай, — Сашка нетерпеливо теребил рукав своей свитки.

— А бить не будете? — Васька опасливо покосился на Михаила.

— Зачем нам тебя бить, раз покормили, значит, бить не будем.

Васька успокоился и, устроившись удобнее, начал:

— Здесь произошло ужасное, я не знаю, как уцелел, никого в живых не оставили.

Михаил нервно передёрнул плечами.

— Сначала пришли казаки, а потом татары. Казаки вывели семью еврея Менделя из дома и поставили перед колодцем, потом брали каждого из его семерых детей и кидали живыми в колодец. А Менделя и жену его смотреть заставляли. Кричали дети страшно, невыносимо. Жена его в обморок упала, про неё и забыли, а она очнулась к колодцу подползла, поднялась да каменюкой того казака, что детей в колодец сбрасывал, по голове со всей силы ударила. Тот и упал замертво. Казаки подбежали и саблями её закололи. А Менделя привязали за ноги к лошади и проволокли по всему двору, по полю, по каменьям да деревам суковатым. Потом притащили и бросили у забора, от него только куски остались.

— А ты где был? — прервал Васькин рассказ Сашка, которого уже начало мутить от этих подробностей.

— Я залез под крышу сарая, под солому, мы туда с пацанами лазили с дерева, по ветке. Взрослый-то туда никак залезть не сможет, только если лестницу приставить. Оттуда всё видел и спасся тем. Нас-то, дворовых, не трогали поначалу, лишь всех согнали, и смотреть заставили.

— Ну, а дальше? Пани и панночка куда делись?

Васька с тревогой посмотрел на Михаила и опасливо отодвинулся от него.

— Старую пани казаки вывели из замка и что-то спрашивали у неё. Мне не слышно было, потом руки ей связали и стоять оставили, видно, недовольны остались. Молодую паненку раздели на глазах у всех, и насильничать начали…

— А-а-а, — словно рёв захлебнувшегося болью зверя, раздался из глотки Михаила. Он вскочил, схватил Ваську за одежду и поднял в воздух. Васька отчаянно закричал, дрыгая ногами:

— Обещали не бить…

Сашка обхватил руками Михаила и тихим голосом внушал ему:

— Спокойно, друже, спокойно, спокойно…

Михаил отпустил паренька и рухнул на ступеньку крыльца, поникший и обессиленный.