Положение лесбиянок, геев, бисексуалов, трансгендеров в Российской Федерации - Игорь Кочетков (Петров)

В подобной ситуации оказался и Андрей К. (Москва, 36 лет, см. выше). В декабре 2005 г. ему удалось устроится на работу в государственное учреждение — Московский городской совет общественных пунктов охраны правопорядка (МГС ОПОП), который находится в прямом подчинении правительства Москвы,— на должность председателя общественного пункта охраны правопорядка (ОПОП) микрорайона № 6 Пресненского района г. Москвы. Официально приказ о приеме на работу был издан лишь 3 марта 2006 г.

При приеме на работу работодатель не знал о гомосексуальности Андрея К. Однако после того, как его совместная жизнь с Давидом Р. получила огласку, Андрей К. стал подвергаться давлению со стороны руководства МГС ОПОП.

Он описывает это следующим образом:

«Начальник организационного отдела управы А. Я. Коротун, который курировал нашу работу, вызвал меня и моего непосредственного начальника, председателя ОПОП Пресненского района В. Н. Андриенко, в свой кабинет и начал кричать и требовать в самых грубых выражениях, чтобы я коренным образом изменил свой образ жизни (имелась в виду частная жизнь), так как мое поведение бросает тень на правоохранительную систему, правительственные органы и Пресненский район: «Я не собираюсь иметь из-за вас неприятности и дожидаться, когда кто-нибудь обратиться к мэру или правительству Москвы напрямую… если вы не сделаете соответствующих выводов, то потеряете не только работу, но и покой, узнаете, что значит неподчинение Родине!. » Дело в том, что все обращения жителей вместе с экземплярами листовок оказались в распоряжении Коротуна. Меня ознакомили с ними. Это были письма соседей, рапорты участковых милиционеров, петиции совета ветеранов, листовки. Я сказал, что скорее умру, чем расстанусь с Давидом. «Ну и подыхай, сука!» — ответил Коротун и бросил в меня банановую кожуру. «Без покаяния можешь не возвращаться»,— завершил он.

В результате нервного срыва у меня начались непрекращающиеся, некупируемые приступы удушья, течение моего хронического заболевания (бронхиальной астмы) усугубилось до крайности. Давиду пришлось вызвать скорую помощь, которая доставила меня в городскую клиническую больницу № 61 в крайне тяжелом состоянии.

После возвращения из больницы Андриенко предложил мне написать заявление об увольнении с работы по собственному желанию. Я отказался. Андриенко предупредил, что я все равно буду уволен, но уже не смогу никуда устроиться на работу, «будешь вечным клоуном».

Чтобы найти предлог для моего увольнения Андриенко вызвал к себе двух наиболее лояльных лиц из числа своих подчиненных, членов «Единой России», и попросил их подписать акт о якобы совершенных мною прогулах. Однако мой коллега Н. В. Макеев отказался подписывать фальшивку. Андриенко сказал, что двух подписей будет достаточно.

Вскоре я был уволен, но обжаловал увольнение в суде. Давление и дискриминация после этого переросли в преследование и пытки».

Эти факты подтверждает и Макеев:

«Андрей К. сразу проявил себя как очень честный, открытый и принципиальный человек, который подходит к исполнению своих обязанностей с большой степенью ответственности. Его отличает отзывчивость и добродушие, готовность приходить на помощь людям, коллегам по работе. Я всегда считал его самым подходящим для занимаемой им в 2006 году должности работником. Он являлся одним из лучших председателей ОПОП микрорайонов.

Андрей К. никогда не афишировал своей сексуальной ориентации, однако в силу своей честности и открытости, он был не в состоянии отвечать отрицательно на прямые вопросы, касающиеся ее. Это делало его весьма уязвимым и незащищенным.

Очень скоро после начала его работы в ОПОП руководству управы и ОПОП стало известно о том, что Андрей К. принадлежит к сексуальному меньшинству, является гомосексуалистом. Информация о его личной жизни и круге общения была получена от участковых милиционеров по месту жительства и месту работы Андрея К., а также жителей дома, в котором находится квартира Андрея К. В частности, у участкового милиционера Н. В. Дюжева хранились несколько листовок, которые распространялись в доме Андрея К. и содержали призывы к совершению силовых акций против Андрея К.

В период нахождения Андрея К. на излечении в больнице наш непосредственный начальник, В. Н. Андриенко, проводил совещание, в ходе которого проинформировал всех кадровых сотрудников ОПОП о полученной информации и запрашивал их мнения. Убедившись в том, что коллеги осуждают Андрея К., он предложил составить коллективное обращение в МГС ОПОП о несоответствии Андрея К. занимаемой должности и требованием его увольнения. Это обращение было подписано всеми, кроме меня.

Вскоре после выписки из больницы Андрей К. вернулся к исполнению своих должностных обязанностей и стал подвергаться систематическому давлению и оскорблениям. Во время совещаний Андриенко и Коротун постоянно унижали Андрея К. и всячески издевались над ним.

Мне стало понятно, что руководством управы и ОПОП принято решение уволить Андрея К. и тем самым избавить себя от «моральной ответственности» за ту модель поведения, которую Андрей К. реализовывал в своей жизни. Причиной его увольнения стала нетерпимость к меньшинствам. Однако Андриенко искал способ придать законный вид увольнению Андрея К. Я имел возможность наблюдать, как несколько раз Андриенко, применяя то уговоры, то угрозы, настоятельно предлагал Андрею К. уволиться по собственному желанию. В итоге Андрей К. был уволен на основании составленного Андриенко акта о якобы совершенных Андреем К. прогулах, что само по себе выглядит нелепо, потому что в тот период Андрей К. не имел рабочего места и, стало быть, просто не мог совершить прогул, то есть отсутствовать на рабочем месте».

В июле 2006 года Андрей К. предложил адвокату Р. З. Мамиеву стать его представителем в суде. Тот составил исковое заявление в Тверской районный суд г. Москвы.

По словам Мамиева, с самого начала процесса чувствовалось сильное воздействие исполнительной власти на суд, выражавшееся в необоснованном отказе в принятии искового заявления, затягивании процесса, а потом и в открытом нежелании решать дело по существу и предоставлять судебную защиту его подзащитному.

Исковое заявление Андрея К. после поступления в суд пролежало там три месяца без рассмотрения. Все это время истцу и его адвокату не удавалось получить в канцелярии суда никакой информации. И это несмотря на установленный гражданско-процессуальным кодексом месячный срок принятия заявлений, который суды, обычно, не нарушают, особенно в последние годы, когда Верховный суд РФ очень серьезно стал следить за соблюдением процессуальных сроков судами общей юрисдикции.

По прошествии столь долгого времени суд вынес определение об оставлении искового заявления без рассмотрения, мотивируя это тем, что Андрей К. не являлся на заседания суда. При составлении частной жалобы на определение суда адвокату удалось установить, что повестки Андрею К. не направлялись, за исключением одной, которую он получил уже в день заседания, значительно позже того времени, на которое оно было назначено. По телефону же из канцелярии суда по гражданским делам никакой информации Андрею К. не давали.

Когда адвокат подал частную жалобу в вышестоящую инстанцию, Московский городской суд, то «в материалах гражданского дела, в которых содержались доказательства фактов, на которые я ссылался, произошли странные изменения, которые уничтожили наши доказательства». Так, почтовый штемпель на конверте, в котором исковое заявление поступило в суд, был замазан таким образом, чтобы невозможно было разглядеть дату отправления, а рядом с подписью получателя на повестке была подправлена дата. При этом в материалах дела отсутствовала отметка о выдаче этого дела для ознакомления ответчику либо истцу или его представителю. Внести подобные изменения могли лишь сотрудники суда.

Рассказывает Мамиев: «Когда по каким-то непонятным причинам поданная мною жалоба была удовлетворена, федеральная судья Тверского районного суда Л. И. Быковская, в производстве которой находилось дело Андрея К., была удивлена не меньше, чем я. Она пригласила меня для беседы и спросила, насколько я хорошо знаю Андрея К. и что мне известно о его «моральном облике». Я ответил, что мои отношения с Андреем К. ограничиваются моей профессиональной адвокатской деятельностью и никаких оценок моральному облику своего доверителя я давать не вправе. Что же касается подоплеки увольнения Андрея К., связанной с «зачисткой» государственных учреждений от представителей сексуальных меньшинств, то она мне известна.

Проведя одно заседание для решения процессуальных вопросов, судья снова пригласила меня для беседы и попросила заявить ходатайство о передаче дела в другой суд, где у нас будет больше шансов: «В сложившихся условиях я не смогу удовлетворить ваш иск, так что если не хотите отказа, лучше послушайтесь и заявите ходатайство».