Ненасытность - Маргит Сандему

Крестьянина перенесли обратно в большой зал, так что они могли разговаривать без помех. Она поняла, что это была работа Кристоффера.

Ей пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, прежде чем начать с ним разговор. И все же голос ее дрожал.

— Попробую полечить и тебя, — сказала она. — Сделать это прямо сейчас? И мы можем поговорить.

— Можно попробовать.

Вид у него был жалкий. На лбу и на голове у него были отвратительные, характерные гнойнички, десны покраснели и распухли, так что почти не видно было зубов, глаза слезились.

Но, бесспорно, среди больных он был одним из самых сильных — и к тому же это был Сандер, единственная в ее жизни любовь. Бенедикта не питала иллюзий по поводу того, чтобы встретить человека, которому бы она понравилась, равно как и полюбить кого-то самой — и прежде всего она не питала никаких иллюзий в отношении Сандера.

— Я предполагаю, что ты по-прежнему женат? — спросила она.

— Да, — ответил он с таким унынием, что она невольно бросила на него взгляд, хотя уже приступила к лечебному сеансу.

— Ты должна была поставить меня в известность относительно мальчика, Андре, — с горечью произнес он.

Она тут же прекратила лечебную процедуру и села на стул для посетителей.

— Мне не хотелось мешать счастливому браку, — смиренно произнесла она. — А тем более — принуждать тебя к браку со мной.

— Принуждать? — сказал Сандер. — Принуждать? Но разве ты не поняла… Да, я признаю свою ошибку. Ты была совершенно права в тот раз, я был тогда незрелым. И по-прежнему остаюсь таким в определенном смысле. Но я имею право знать о судьбе своего ребенка!

Опустив голову, Бенедикте сказала:

— В самом деле, Сандер. Именно этот вопрос так мучил меня в первые годы. Я лишила вас обоих возможности узнать друг друга. Ты не можешь представить себе, как я страдала!

— Это ты порвала наши отношения в тот раз.

— Да, — согласилась она. — И я тысячу раз раскаивалась в этом. Ведь ты же не совершал никакого преступления. Ты переспал с Аделью до меня. Но тогда я этого не понимала. Я думала, что ты спал с нами обеими.

— Я знаю, знаю, я виню во всем только себя. И эту проклятую Адель. Нет, о ней вспоминать не стоит, не стоит винить ее в этом. Я вел себя как идиот.

Бенедикте еще не убрала от него свои руки, и теперь они сами бессильно упали вниз.

— Марко сказал мне, чтобы я оставила тебя в покое, что я более зрелая, чем ты. Но я не могла поверить в это.

— Марко был совершенно прав, — с гримасой на лице произнес Сандер. — Тогда я не был еще взрослым. Возможно, узнав о ребенке, я впал бы в панику. И брак между нами тогда не состоялся бы. Ведь, даже женившись, я продолжал волочиться за всеми девушками подряд.

Бенедикте слушала его как зачарованная. Внезапно она вспомнила о своей задаче, снова подняла руки и стала проводить ими вдоль его тела, не касаясь его.

— И что же теперь? — спросила она спокойно.

— Теперь я даже смотреть не хочу на смазливых девиц. Такого добра сколько угодно, и чем девушка красивее, тем меньше у нее за душой. Думаю, что те, кому красота дается даром, не считают для себя нужным усилить чем-то этот дар.

— Однако ты женат, — констатировала она. — У тебя есть дети?

— Нет. У меня нет детей. К счастью! Бенедикте, я хочу видеть своего сына!

Немного помедлив, она сказала:

— Он со мной, в больнице. Но сначала мне нужно подготовить его.

— А нужно ли ему знать, кто я такой?

Она укоризненно посмотрела на него, и он все понял.

— Прости! Я еще не такой зрелый, каким считал себя, — пробормотал он.

— К тому же… мне не хочется, чтобы он подвергался риску заражения. Бенедикте, я… много думал о тебе эти годы, это правда. Знаешь ли ты, что… Нет, я не имею права лежать здесь и говорить такое.

— Говори, я слушаю, — тихо сказала она. Прерывисто вздохнув, он сказал:

— Я всегда считал тебя той девушкой, к которой имел самую сильную привязанность… нет, Господи, почему я так выражаюсь? Мой учитель словесности наверняка поставил бы мне плохую отметку за такую фразу!

Он нервозно рассмеялся. Бенедикте поняла, что он был взволнован не меньше ее.

Взяв себя в руки, он продолжал:

— Как я уже сказал, я повзрослел за эти годы… Бенедикте напряженно слушала его. Задумчиво глядя в потолок, Сандер Бринк произнес:

— Видишь ли, я просил у нее развода. В тот раз она не согласилась, и я больше не возвращался к этому. Я не хочу сказать, что в одночасье разведусь, потом женюсь на тебе и буду счастлив до конца моих дней. Жизнь вовсе не так проста. Но я хочу покончить с браком, который мне ничего не дает. Я на сто процентов убежден в этом. Потом мы сможем вернуться к этому разговору. Посмотрим, что из этого получится.

— Это очень разумно с твоей стороны, Сандер.

Он бросил на нее быстрый взгляд.

— Если, конечно, ты снова захочешь соединиться со мной. Не думаю, что у тебя остались слишком хорошие воспоминания обо мне.

— В моей жизни не было других мужчин, — медленно произнесла она. — Но мысль об этом не должна связывать тебе руки.

Он ничего не ответил на это, будучи увлечен другой мыслью.

— Но я должен увидеть своего сына, должен!

— Да, это твое право. Мне самой очень хочется показать его тебе. Он такой красивый, Сандер. Такой же, как ты.

— Значит, он красив? — со смехом произнес он, невольно беря ее за руку. — Когда я могу увидеть его? Подумав, она сказала:

— Сегодня уже поздно, уже темно, он устал с дороги, да и вообще ему не следует приходить сюда. Но завтра рано утром… Я приду сюда. Как ты думаешь, не сможешь ли ты встать к тому времени на ноги?

— Я уже чувствую себя лучше.

— Судя по твоему голосу, ты не слишком сильно болен, — с улыбкой произнесла она. — Я подойду к окну ровно в десять часов. Андре не будет знать, что ты находишься в помещении и смотришь на него, я отвлеку его чем-нибудь, и мы остановимся прямо у окна. Договорились?

— Прекрасно! Но мне хотелось бы…

Бенедикте закрыла ладонью его рот.

— Со знакомством придется подождать. Андре много раз спрашивал о своем отце. Мне нужно подготовить его, Сандер.

— Да, конечно, я понимаю. Мне кажется, что ты хорошая мать.

— Я пытаюсь быть такой. И ему из-за этого не всегда бывает легко, можешь поверить. Не думай, что это упрек тебе…

Сандер держал ее руку в своих горячих от лихорадки ладонях.

— Знаешь, Бенедикте… Мне кажется такой странной эта повторная встреча с тобой. Я кажусь самому себе кораблем с разорванным в клочья парусом, который наконец вошел в гавань. Это смешное сравнение, но именно такое у меня теперь чувство. А тебе как кажется?

— Я должна сказать, что… Да, что в первые минуты нашей встречи я не осмеливалась даже улыбнуться тебе. Да и теперь я ни на что не надеюсь, но должна признаться, что встреча с тобой страшно взволновала меня. Думаю, мы должны быть откровенны друг с другом.