Ненасытность - Маргит Сандему

Бенедикте была просто в ярости. В ней заговорила кровь меченых Людей Льда. Она встала и шлепнула его по сломанной ноге.

— Выкручивайся сам, жалкий сноб, — сказала она и вышла.

— Нет, подождите! — в страхе закричал Бернт. Он лежал в изоляторе, хотя ему было вовсе не так плохо, как Марит из Свельтена. Он и сам наверняка догадывался, что в изолятор не попадают те, у кого дело идет к выздоровлению. В изолятор помещали лишь умирающих.

— Подождите, подождите, вернитесь! — вопил он. — Вы не можете так бросить бедного пациента!

Кристоффер, бывший в это время в другой палате, встретил в коридоре разъяренную Бенедикте и, пока тот кричал, спокойно выслушал ее.

— Я не могла сдержаться, — сказала она, пытаясь снова обрести равновесие. — Он вел себя крайне непочтительно, и это возмутило меня.

Кристоффер никогда раньше не видел ее в ярости. Для него Бенедикте была самой добротой. Теперь же он понял, кем она была: меченой из рода Людей Льда.

— Он пока обойдется, — пробормотал он. — В соседней палате лежат двое мужчин, займись ими, а я переговорю с Бернтом.

И он отправился к своему будущему шурину.

— Что ты тут натворил? — раздраженно спросил он.

— Я? Это она вела себя безобразно. Скажи этой старой колдунье, что она может придти сюда и продолжать! Это и в самом деле мне помогает.

— Да, судя по тому, что ты стал кричать еще громче. Но не надо называть Бенедикте колдуньей! Она одна из самых прекрасных людей, которых я знаю.

— Но выглядит она как настоящая ведьма.

— Вовсе нет. По сравнению с ней ты просто жалкий сопляк. Так что тебе придется подождать, пока она освободится. Если она вообще захочет возвращаться к тебе.

— Не может же она быть такой легкомысленной!

— Бенедикте никогда не была легкомысленной. Она приехала сюда из Аскера, чтобы спасти жизнь тебе и остальным. А ты вел себя просто как грубиян, и в этом твоя ошибка.

С этими словами Кристоффер вышел, громко хлопнув дверью. Он давно уже не был так возмущен.

Бенедикте вошла в следующую палату.

Там лежало двое мужчин, явно страдающих от «больничного заболевания». Один из них спал, повернувшись к окну, другой бодрствовал.

Лицо его просияло в приветливой улыбке, когда он увидел Бенедикте. Она объяснила, что собирается сделать, сказала, что это совсем не больно, и занялась этим куда более привлекательным пациентом. Это был веселый крестьянин, попавший в обвал, и хотя ей нравилось слушать его прибаутки, она попросила его помолчать, чтобы полностью сконцентрировать свои усилия.

Трудно было изгонять из тела инфекцию, в особенности такому неопытному человеку, как Бенедикте. Она использовала свои способности только по отношению к членам своей семьи и ни к кому другому, поскольку ей не хотелось становиться обычной целительницей, к которой валом валят люди. На это у нее не было времени, пока Андре был маленьким, к тому же ее очень смущали и пугали комментарии чужих людей по поводу ее внешности. Она долгое время не могла обрести уверенность в себе. И только в своем округе, где все знали ее, она осмеливалась показываться людям на глаза. Но когда дело касалось Андре, она была просто львицей. Он должен был быть избавлен от всего того зла, о котором она слышала с детства. Жаль, что она не могла защищать своего любимого сына вечно. Ведь он, согласно общепринятым взглядам, имел наглость появиться на свет без отца!

Но Бенедикте знала, что в ее руках сосредоточена таинственная сила. И вот она сняла с веселого крестьянина одеяло, оставив на нем только простыню, чтобы он не смущался ее присутствием. У него был жар, от его тела исходил болезненный запах, характерный запах этого «больничного заболевания», но это не отталкивало ее, потому что человек этот был добрым и заслуживал, чтобы ему помогали. Душа этого простого крестьянина была куда более утонченной, чем у сопляка из высшего класса, лежащего в соседней палате.

Крестьянин не сводил глаз с ее рук, вливающих в его измученное болезнью тело новые силы.

— Я вижу, ты попал в большую переделку, — сказала она.

— Да, — с улыбкой ответил он. — Можно так сказать. Но у тебя такие замечательные руки, девушка, я чувствую, как становлюсь сильнее. И какое тепло от них исходит! Ты держишь их в воздухе, надо мной, а меня так припекает!

— Да, я наделена особыми способностями, — сказала она. — И мне кажется, что я могла бы использовать их. Но я немного стеснительна, поэтому использую их редко.

— Тебе вовсе нечего стесняться, девушка! Ты такая красавица!

— Спасибо, но…

Возглас другого больного прервал их разговор:

— Бенедикте?

Он проснулся и повернулся к ним. Она оглянулась.

— Сандер… — прошептала она, глядя на него широко раскрытыми глазами, забыв в этот миг долгие годы горечи; она помнила теперь лишь чудесные дни, проведенные с ним. — Сандер Бринк! Это ты?

7

Сандер Бринк не слишком преуспел в жизни.

Он сгоряча женился лет десять тому назад, но очень скоро его брак дал трещину. И хуже всего было то, что, взяв себе невесту из тех кругов, где нормой было ежедневное пьянство — утонченное и пристойное, разумеется, — он сам пристрастился к этому.

Его жена, вечно хнычущая, использующая в качестве главного своего оружия слезы, упрекала его за пристрастие к спиртному, хотя сама щедро поила многочисленных гостей. Сама же она, будучи пьяной, справлялась со всем сравнительно неплохо, хотя язык у нее заплетался, а ноги едва доносили ее до постели.

Но Сандеру эта жизнь не шла на пользу. Ощущая каждое утро упадок сил и угрызения совести, он находил эту жизнь все менее и менее привлекательной.

Его красавица-жена много раз кричала о разводе, но делала это просто ради скандала. Когда же Сандер сам предложил ей развестись, она впала в истерику и стала убеждать его в том, что ни одна женщина, кроме нее, не сможет жить с ним, говорила о своей самоотверженности и о том, какую обиду он ей нанес своими словами.

И брак их продолжался, скорее всего, просто по привычке. Казалось, Сандер уже не верил в то, что есть какие-то иные формы существования. К тому же утешением для него была исследовательская работа, он уходил с утра в лабораторию и проводил там весь день. А вечером его ждала выпивка, куча шумных гостей и ворчащая на него жена с пьяным взглядом и заплетающимся языком, разыгрывающая из себя жертву.

Во время одной из таких пьяных оргий с так называемыми друзьями Сандер выпил слишком много и повалился на пол. Падая, он зацепил столик, на котором стояли стаканы, и порезал себе руку.

Рана сама по себе была незначительной. Но на следующий день он был неосторожен в лаборатории и занес в рану бактерии, из-за которых она и не заживала.