Русско-японская война, 1904–1905 - Кристофер Мартин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Основная атака дивизии пришлась на Яшулин. Предполагалось наступление на рассвете 26-го, после атаки 2-й дивизии… С передней сопки я наблюдал, как японский пехотинец медленно продвигается вперед и осторожно взбирается по склону скалы, пока другой атакует слева; четыре горных орудия можно было различить на линии неба справа. День был жарким, и многие солдаты отложили свои кители, так что склон был испещрен белыми перчатками, которые делали каждый шаг и каждую фигуру различимой среди зеленого и коричневого. Пехота постепенно наступала, покрывая все большее пространство и расширяя его, пока не достигла прикрытия под изломом скалы, откуда они начали обстрел окопов, выставив стволы между коническими пиками. На их огонь ответили таким же яростным огнем, и снаряды полевых орудий из ущелья начали обстреливать склон, где находились горные орудия. Два часа положение не менялось, каждая из сторон держала свою позицию и поддерживала огонь. Через некоторое время огонь русских пушек вынудил японскую батарею сменить позицию. Японцы спустились немного ниже по склону, установив орудия так, что два были направлены вниз для подавления огня из траншей, а два другие, установленные среди маиса в долине, прикрывали наступление стрелковой части. Эффект был потрясающим. Через несколько минут выстрелы смолкли; японцы продолжали давить, и к полудню флаг Страны восходящего солнца сверкал яркими красками на вершине. Стальной клин был крепко и быстро вбит в сердце врага».
Позже, когда сражение у Ляояна завершилось, Максвелл подводит некоторые итоги:
«Мы ехали по сопке около Шахэ. Мертвые лежали на склоне, как синевато-багровые пятна на зеленом ковре. Траншеи — глубокие рубцы, прорезавшие сопку, — были затянуты паутиной, окрашенной в малиновый, пурпурный и серый цвета, разорванных на куски черных рук и превратившихся в пепел лиц… В этих траншеях никто не мог остаться в живых! Это была открытая могила, набитая мертвецами…
„Я видел, как зашевелилась нога“, — запротестовал мой переводчик.
Лежащий ничком, распростертый на спине русский солдат. Его глаза глядели в мои. Он лежал головой на теле мертвого человека.
Мы тут же спешились и спустились в траншею. Его голова была засыпана глиной, окрашенной в малиновый цвет; его открытый рот был забит землей, засохшей на солнце. Он должен был умереть. Его глаза следили за мной.
Трясущимися руками я счистил глину и нашел место, куда попала пуля. Она, должно быть, задела мозг. Его глаза по-прежнему следили за мной. Я опять потыкал землю. Пуля едва задела кожу на голове. По-видимому, он был контужен. Мы сняли шинель с его мертвого товарища, лежавшего сбоку от него, и подстелили под раненого. Уступив угрозам, слуга-китаец влез в траншею, чтобы помочь нам. Когда мы подняли живого над мертвыми, одеревеневшие ноги освободились и зашевелились. С криком ужаса китаец выскочил из траншеи и побежал вниз с сопки.
Мы подняли нашу ношу из отвратительной ямы и опустили солдата на землю. Вытащив земляной кляп у него изо рта, прочистили ему глотку и дали немного виски и воды. Мы счистили малиновую глину с его раненой головы и увидели, что с ним все еще может быть в порядке. Его глаза все время следили за мной.
Капитан Окада подъехал к подножию сопки и привез несколько китайцев. Они подхватили солдата и унесли его.
Через три дня мы вошли в дом, наполненный ранеными русскими и японцами. Бледное лицо улыбнулось нам, два ярких глаза приветствовали нас. Это был наш раненый. Он не мог говорить, но подтолкнул локтем товарища и указал ему на человека, вытащившего его из могилы…
В ущелье, прорезанном потоком, через которое под смертельным огнем прошли враги, вперемежку, как листья в осеннем лесу, лежали мертвые и умирающие. Здесь мне встретилась трогательная группа — раненый русский, сопровождаемый двумя японскими солдатами. Они сделали ему ложе из шинелей, полностью опустошили свои фляги с водой, чтобы он мог промочить пересохшее горло, закурили для него сигарету и уселись рядом для уютной беседы, поскольку раны и смерть имеют общий язык, не требующий переводчика…»
Глава 10
Последний поход владивостокской эскадры
В июле 1904 года эскадра русских крейсеров из Владивостока хозяйничала в море вокруг Японии и наводила ужас на японских моряков. Но к 1 августа крейсеры вернулись в родной порт, ожидая развития событий в морской войне. Они надеялись, что смогут встретить основные силы русского флота во Владивостоке и потом отомстить японцам за предыдущие морские поражения в этой войне.
11 августа морское командование во Владивостоке получило сообщение из Чифу. Командир эсминца «Решительный» нашел в себе смелость сообщить властям известные ему подробности сражения в Желтом море. Он практически ничего не знал, кроме того, что адмирал Витгефт участвовал в действиях 10 августа и ни один корабль не вернулся в Порт-Артур до ухода «Решительного» из гавани. Когда стали известны эти новости, крейсеры «Россия», «Громобой» и «Рюрик» получили приказ поднять пары и отправиться на поиски русской эскадры и оказать помощь адмиралу Витгефту. 12 июля они вышли из порта, надеясь на следующее утро найти русский флот в Корейском проливе.
Когда адмирал Эссен вывел эскадру из гавани, появились сообщения, что основной флот вернулся в Порт-Артур, и за крейсерами была послана канонерская лодка, но они шли со скоростью четырнадцать узлов, и их не сумели найти.
Днем 13 августа эскадра была в корейских водах, около Пусана, южнее порта на полуострове. Адмирал Эссен предложил подождать до подхода основных сил русского флота.
На рассвете 14 августа, в четыре тридцать утра, эскадра повернула на запад, и спустя несколько минут русские увидели четыре корабля, которые быстро опознали как японские крейсеры. В этот момент два флота разделяло порядка восьми миль.
Увиденные крейсеры были частью сил адмирала Камимуры, которые искали русские корабли, уцелевшие после сражения в Желтом море. Крейсерская эскадра Владивостока хотела избежать столкновения с японскими силами и повернула на северо-восток, но японцы заметили русских, и адмирал Камимура приказал повернуть за ними. Это был его шанс загнать русских в ловушку, русских, которые доставили ему столько неприятностей в последние месяцы.
В пять часов утра японцы с расстояния в 9000 ярдов начали обстрел из восьмидюймовых орудий. Русские ответили. Вскоре началась всеобщая перестрелка, и стало сказываться преимущество японцев, у которых были превосходящие орудия и более меткая стрельба. Все три русских корабля получили повреждения, и на каждом из них начался пожар. «Рюрику» досталось больше всех, и он начал медленно тонуть, но тут адмирал Эссен повернул «Россию», она пошла наперерез курсу «Рюрика», вскоре встретившись с ним.