У всех разные игрушки - Дмитрий Бондарь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Том переслал мне собранные на князя материалы и никаких двусмысленностей у меня не осталось: передо мной сейчас сидел человек, верой и правдой служивший игрокам высшей бизнес-лиги.
Одет он был в легкий шерстяной костюм, весьма франтоватого вида, темный с редкой бежевой полоской, идеально сидевший на подтянутой фигуре князя. В кармашке, как у заправского денди, виднелся искусно сложенный платок. Вокруг ворота белоснежной сорочки вился модный шелковый галстук, манжеты были украшены запонками белого золота с блестящими зеленоватыми камешками. Он выглядел так, словно пришел фотографироваться на обложку The Time.
За его плечами был Оксфорд, куда несчастного юношу, беженца из социалистической Болгарии, пристроил добрый дядя, затем был геологический факультет Колумбийского университета – того самого, где образовывалась идеологическая команда Горбачева – Яковлев, Калугин. Получив между делом степень магистра в банкинге и американское гражданство, несчастный сирота уже через год, который он провел в поездках по всему миру с какими-то мутными геологическими партиями, женился на дочери французского представителя при ООН и плотно связался с банками из числа самых-самых. Chemical Bank – третий по величине в США, Bache Co – известный инвестиционный банк с интересами повсюду, Wells Fargo – об этих и говорить не стоит, они известны даже папуасам в Гвинее, лондонский IRF Bank – Лобанов-Ростовский работал во всех – где-то вице-президентом, где-то главой филиала, – и устанавливал стандарты американского банкинга по всему миру: от Палестины до России, где еще в середине семидесятых открывал представительства американских корпораций. В последние годы он прибился под крыло к Оппенгеймерам и работал на "Де Бирс", и снова летал в Москву и Якутск, наводя мосты с обновившейся советской алмазной номенклатурой и вырабатывал новые правила торговли бриллиантами для всего мира. Весь путь к успеху занял у князя чуть больше двадцати лет. Неплохая карьера для отпрыска знатной фамилии, вырвавшегося из социалистической Болгарии лишь с чемоданчиком для белья?
Параллельно основной своей деятельности князюшко собирал умопомрачительную коллекцию произведений искусства, был консультантом всех известных аукционных домов, и слыл знатоком, каких мало даже в самом известном музее. Он состоял в добром десятке обществ по продвижению русской культуры в западные массы, числился в попечителях, меценатах и спонсорах в эмигрантских кругах.
Общее впечатление складывалось однозначное: за спиной этого улыбчивого дядьки торчали уши сразу нескольких разведок, он имел связи с самой верхушкой делового мира планеты и обладал серьезным весом в любой мировой столице: Париж, Нью-Йорк, Лондон, Москва, Токио, Пекин, Бонн – князя Лобанова-Ростовского знали везде и всюду относились к нему с необыкновенным уважением.
Джеймс Бонд со своими суперподвигами смотрелся бы рядом с этим человеком как безродный пес, покусившийся на пару даймов в тарелке нищего попрошайки. Князь Лобанов работал только по-крупному и, если уж вам посчастливилось попасть в сферу интересов этого незаурядного человека, то можете считать, что жизнь удалась.
Я бы предпочел иметь его на своей стороне, но даже представить не мог, как мне подступиться к этому многоопытному человеку, знавшему гораздо больше меня и Сарджа, вместе взятых. Те тайные пружины, приводящие в движение мировое хозяйство, о которых мы только догадывались, для него были открытой книгой, местами скучной, местами увлекательной, но изученной вдоль и поперек. Стараниями князя Лобанова и ему подобных людей наша планета постепенно съеживалась до размера чековой книжки.
– Вы значительно моложе, сэр, чем я себе представлял, – добро улыбаясь, сказал князь, потряс мою руку и окинул взором окружавшие нас горы. – У вас здесь довольно мило.
– Спасибо, мистер Лобанов, если пожелаете, можно будет устроить экскурсию по живописным местам, – я старался быть гостеприимным.
– О! Я с превеликой радостью! Чистый воздух, горные родники, простая крестьянская пища – это место словно создано для того, чтобы уединиться от мира! Как только выдастся свободный месяц в моем расписании, я непременно напомню вам о вашем обещании.
Оссия ждала нас внутри дома. Она изрядно переволновалась, когда я сообщил ей, кто к нам едет – где-то она уже пересекалась с этим симпатичным господином по делам Снайла.
– Оссия! Как я рад вас видеть! Никак не ожидал подобной встречи! – в голосе князя не чувствовалось ни грана фальши, будто он заехал к нам совершенно не готовясь. – Вы здесь по делам или…
– Мистер Лобанов, – Осси подала ему руку для короткого рукопожатия. – Я здесь живу с недавних пор.
– Вы с каждой нашей встречей выглядите все лучше. Если б я не был столь стар и не имел бы любимую жену, то, клянусь, прямо сейчас сделал бы вам предложение! Если вы, конечно, еще не получили его от кого-то другого, – князь хитро посмотрел на меня.
С полчаса мы разговаривали о парижских модах, о лондонских туманах и моих андоррских прожектах, – князь живо интересовался всем сразу и везде показал себя подкованным знатоком, способным вести беседу на любую тему. При этом он ни о чем не судил со строгих позиций, везде находил нужные слова, чтобы выглядеть гибким и всепонимающим.
Комплименты его были тонки и ненавязчивы, участие выглядело неподдельным, интерес – искренним, а уважение к чужому мнению – абсолютным. Словом, он обаял нас совершенно, как много тысяч людей раньше. И уже казалось, что полжизни прожито впустую – ведь тогда мы не были знакомы со столь замечательным человеком!
Затем Оссию отвлекли текущие дела – ей нужно было ехать в Мадрид на встречу с Трампом, формирующим пул испанских инвесторов для андоррского проекта.
– Не давай ему никаких обещаний, – шепнула она напоследок. – Это самый лучший из известных мне мастеров по выкручиванию рук. Лучше меня, лучше тебя, лучше всех, кого я встречала. Даже лучше Сарджа. Намного. Ляпнешь что-нибудь сгоряча, потом жалеть до смерти будешь.
– Я постараюсь, Осси, – пообещал я и она уехала.
А мы с князем переместились на открытую веранду для делового разговора.
– У вас серьезные интересы в Москве, – утвердительно сказал Никита Дмитриевич, едва только мы остались одни. – Банки, нефть, коммуникации…
– Образовательные проекты, совместные предприятия… – в тон ему продолжил я.
– И это тоже. Знаете, мы ведь с вами немножко знакомы заочно. Я в Москве имел удовольствие в последние годы плотно общаться с Валерием Рудаковым из "Главалмаззолота" – он очень хорошо о вас отзывался. Если не ошибаюсь, вы выкупаете у Союза до сорока-пятидесяти процентов добываемого золота? Но почему-то не захотели связываться с их алмазами. Почему?
Рудакова я знал только по телефонному разговору, произошедшему в прошлом году, сразу по моему возвращению из Узбекистана. Этот чиновник искал альтернативные пути продажи якутских алмазов и предложил мне принять участие в опрокидывании "Де Бирс". Но тогда его предложение мне показалось неинтересным. Я не понимал работы бриллиантового рынка, не видел больших перспектив в его развитии, равно как и сколько-нибудь значимых прибылей. По словам Рудакова "Де Бирс" выкупала у него алмазов в размере одного миллиарда долларов, в которых прибылью были максимум сто-сто пятьдесят миллионов. Одни только операции на Гамбургской бирже приносили мне вдвое больше – без всякой озлобленности со стороны богатой традициями и связями всемирной корпорации.
– Да, я разговаривал с ним. И обещал подумать на досуге над его предложением, но…
Мне не очень-то хотелось рассказывать о своих взаимоотношениях с советским министром, а Лобанов-Ростовский очень хотел о них услышать.
– Но?
– Князь, мы ведь с вами инвестиционные банкиры. Соль этого мира! – Я никогда не боялся пафоса, – мы и только мы решаем, в каком направлении он будет развиваться. И если мы в чем-то не видим прибыли – то, следовательно, мы лишаем такое направление своего финансирования. Если мы не видим необходимости создания транснациональных корпораций в России, они не будут созданы. Не так ли? Рудаков предложил мне ежегодную партию в миллиард долларов. И, по его мнению, я мог бы рассчитывать на десять-пятнадцать процентов прибыли.
– Почему же вы отказались?
– Этот миллиард – примерно четверть всего мирового рынка бриллиантов. То есть, получая эту четверть, я обзавожусь большой проблемой в лице конкурента, контролирующего оставшиеся три четверти. Кроме того, я где-то слышал, что у "Де Бирс" есть огромные запасы алмазов, которые она не выставляет на аукционы уже лет сто. И им ничего не стоит одномоментно обрушить цены настолько, что мы с Рудаковым были бы просто вынуждены уйти с рынка. Его бы сняли партийные товарищи, а я… я считал бы убытки. Все закончилось бы за год, толком не начавшись.