Масоны и революция - Арон Аврех

Вторая важная особенность этих списков состоит в том, что все до единогокандидата в министры из общественной среды в партийном отношении не выходили за рамки «Прогрессивного блока», начиная от фракции «центра» (В. Н. Львов) и кончая кадетами. Не только в 1915, но и в 1916 г., как отметила Кускова, воображение не шло дальше кадетов и октябристов.

Наконец, третьей характерной чертой этих списков является тот факт, что, несмотря на варианты, объясняемые как политическими, так и личными мотивами, костяк имен, принадлежавших к «общественности», определился сразу, и совершенно твердо. Это в первую очередь оба Львова, Гучков, Милюков, Коновалов, Шингарев. Не будет ошибкой, если мы, учитывая обострение обстановки в стране и процесс «левения» оппозиции, прибавим сюда и Некрасова, итого — семь человек. Вне всякого сомнения: в других, не дошедших до нас вариантах фигурировали фамилии Маклакова, Мануйлова и др. все в тех же пределах ограниченного октябристско-кадетского воображения. Это — то самое, о чем поведал Астров спустя ряд лет Мельгунову. Приведем его слова еще раз: неоднократно в кадетской среде, союзе городов и т. д. перебирались имена в разных комбинациях, и «в результате этой работы слагалось общественное мнение. Получилось любопытное явление. Повсюду назывались одни и те же имена. Оказалось нечто вроде референдума» [12].

Замечено очень точно и верно. Тасовалась одна и та же колода. Такой «референдум» происходит и в среде футбольных болельщиков в наши дни, когда они составляют сборную своей страны. Хотя этих болельщиков миллионы, но тем не менее варианты сборной, которые они предлагают, не выходят из рамок примерно 30 имен, причем тренеры сборной также в основном будут исходить из этих 30 фамилий. Иными словами, состав Временного правительства был предопределенв своей основе задолгодо 2 марта 1917 г., а изменения и дополнения, которые произошли, были обусловлены радикально изменившимися условиями. Никакого участия в этом референдуме-процессе масонская организация, как таковая, не принимала. Это было, если так позволительно выразиться, некое стихийное антиреволюционное творчество октябристско-прогрессистско-кадетских и земско-городских масс

Точно так же масоны были в нетях и тогда, когда Временный комитет Государственной думы уже непосредственно формировал первый состав Временного правительства.

Прямые и косвенные участники этого действа оставили нам свидетельства, которых вполне достаточно, чтобы после соответствующего анализа представить, как все это произошло. Милюков свою версию формирования Временного правительства начинает с образования Временного комитета Государственной думы, который, как известно, был создан по его предложению. «В основу этого выбора (Временного комитета. — А.А.), предопределившего отчастии состав будущего министерства, — пояснял он,— положено было представительство партий, объединенных в прогрессивном блоке. К нему были прибавлены представители левых партий, частью вышедших из блока (прогрессисты), частью вовсе в нем не участвовавшие (трудовики и с.-д.), а также президиум Гос. думы». Керенский, хотя и с оговорками, согласился участвовать в работе комитета, Чхеидзе отказался. Оставим на совести Милюкова зачисление прогрессистов в левую партию (отсюда вытекает, что кадеты были еще более левые) и пойдем дальше. «Намечен был дажесостав будущего правительства. Из этого намеченного состава кн. Г. Е. Львов не находился в Петрограде, и за ним было немедленно послано. Именно эта необходимость ввести в состав первого революционного (!) правительства руководителя общественного движения, происходившего вне Думы, сделала невозможным образование правительства...» И далее: «Во главе первого революционного правительства, по состоявшемуся еще до переворотауговору, было поставлено лицо, выдвинутое на этот пост своим положением в российском земстве, — кн. Г. Е. Львов, мало известный лично большинству членов Временного комитета...» [13]

Из приведенного отрывка видно, что еще до отреченияНиколая II, еще до победы революции Временный комитет, надеясь, что монархия все же уцелеет и все окончится образованием ответственного министерства, загодя прикинул его возможный состав. Словечко «даже» как раз и подтверждает, что прикидка произошла сразу же после образования Временного комитета. На этом этапе о кандидатурах Керенского и Чхеидзе речи, конечно, не было. Считалось, как и прежде, что кабинет будет образован в рамках «Прогрессивного блока».

Милюков специально и настойчиво объясняет, почему в премьеры был намечен именно князь Львов. И это не случайно. Почти до самой Февральской революции в думских и земеко-городских руководящих кругах считалось само собой разумеющимся, что возглавит будущее «министерство доверия» или ответственное министерство председатель Думы Родзянко. Последний также был совершенно уверен, что именно он, и никто другой, должен стать и станет премьером «общественного» кабинета. Но где-то в конце 1916 г. руководители «Прогрессивного блока», и прежде всего Милюков, сочли, что Родзянко не годится. Неприемлемость его вначале была обусловлена чисто личными свойствами председателя Думы. По общему мнению (и это соответствовало действительности), Родзянко был человеком неумным и в то же время упрямым и доминантным. Долгое время с этим мирились, поскольку казалось, что в глазах «общественности» председатель Думы — естественная и понятная для более или менее широких кругов кандидатура в премьеры. Но с течением времени несоответствие уровня Родзянко уровню событий стало уже настолько явным, что Милюков решил и убедил остальных руководителей блока в необходимости подумать о более подходящей фигуре. Таковой, также само собой разумеющейся, как и раньше Родзянко, стал князь Львов.

И причина этого лежит на поверхности: Львов был самый известный не только в широких слоях населения, но и в армии человек. Последнее обстоятельство для руководителей «оппозиции» было особенно важно. Более популярной фигуры у нее не было. Кандидатура Львова возникла еще до революции. После же ее победы выдвижение Родзянко, богатейшего помещика и домовладельца, камергера, человека весьма правых взглядов, в премьеры «революционного» правительства, как его величал Милюков, стало просто невозможным. Отсюда видно, что выдвижение Львова в премьеры ничего общего с масонскими происками не имело. Масоны были здесь абсолютно ни при чем. Кандидатура Львова была просто предопределена ходом вещей.

Акцентирование внимания читателя на истории выдвижения Львова имеет у Милюкова глубокий подтекст. Дело в том, что Львов в качестве министра — председателя первого состава Временного правительства вызвал глубокое разочарование как у самого Милюкова, так и у читателя, к которому он обращался. Обнаружилось, что для своей новой роли Львов оказался совершенно непригодным. Проявив себя великолепным организатором в качестве главы всероссийской земской организации и заработав на этом действительно широкую популярность, на посту премьера он все время пребывал в состоянии растерянности и беспомощности. Одним словом, с точки зрения Милюкова и К°, выдвижение Львова оказалось ошибкой. Поскольку было широко известно, что именно он, Милюков, сыграл главную роль в переориентации с Родзянко на Львова, он и старается объяснить, что тут личной его вины нет: так сложились обстоятельства.

Однако позже кадетский лидер признался, что его терзают сомнения: правильно ли он поступил, устранив Родзянко и настояв на Львове. «В избрании Львова для занятия должности министра-председателя — и в отстранении Родзянко — деятельную роль сыграл Милюков, — писал Набоков, — и мне пришлось впоследствии слышать от П. Н., что он нередко ставил себе мучительный вопрос, не было ли бы лучше, если бы Львова оставили в покое и поставили Родзянко, человека во всяком случае способного действовать решительно и смело, имеющего свое мнение и умеющего на нем настаивать» [14].

Много лет спустя Милюков так объяснял причину своего разочарования Львовым: «Я уже упомянул о своем разочаровании — при первой встрече с кн. Львовым в роли премьера. Нам нужна была во что бы то ни стало сильная власть. Этой власти кн. Львов с собой не принес» [15]. Приведенное выше свидетельство Набоков дополнил следующей фразой: «Тяжелое впечатление производило на меня (управляющего делами Временного правительства. — А.А.) и отношение кн. Львова к Керенскому... часто было похоже на какое-то робкое заискивание» [16].

Объективности ради отметим, что Мельгунов в своей книге пытался дезавуировать свидетельство Набокова. «Никакой деятельной роли «в избрании Львова и в устранении Родзянко» — вопреки утверждению Набокова, — писал он, — Милюков не играл» [17]. Однако никакими аргументами Мельгунов свое категорическое суждение не подтвердил, оно совершенно голословно. Так обстояло дело с назначением Львова.