Бортовой журнал 6 - Александр Покровский

Непорочные светила! Перегрыземся, перецапаемся – шум, крики, проломленные головы.

Олигархов я не люблю. Меня с одним знакомили. Шапочное знакомство, но я себя не очень уютно чувствовал, потому что он людей боится. Не знаю, чего он боится, но боится. Очень. Оттого и мне с ним рядом тяжело.

Олигархи уверены, что их из-за денег не любят. То, что их не любят, это верно, но тут даже не деньги, тут, мне кажется, другое.

Это как в фильме «Чужие». Сверху один, внутри другой. Чужой внутри. Хищник. Спиной нельзя поворачиваться. У меня такое же отношение к кавказцам. Я сам оттуда и знаю, когда можно спиной поворачиваться к ним, а когда нельзя. Так вот, к некоторым никогда нельзя.

Так и к олигархам.

Там внутри гниль. Какие бы благотворительные жесты они ни делали. Гниль.

О начале. Наше начало связано с газом. С него мы начали год. Вернее, нервы, господа, случились в самом что ни на есть начале, отчего к 20 января все еще не очень было понятно: по какой же цене мы все-таки продаем Украине газ?

То ли по 360 – и это со скидкой, то ли по 228 – и это тоже со скидкой.

Общество измучено. Новости – только про это.

А еще про вентили – где они, как они, открыли, не открыли, отрыли и ликвидировали по дороге те фирмы-посредники, что нарастают все время каким-то совершенно непостижимым образом сами, и их ликвидация была подана как достижение, как несомненное благо.

Лучше всех выглядела Юля.

Юля была вся в черном с рюшами, с талией в нужном месте – хороша, ой как хороша.

И абсолютно спокойна – как тут не вспомнить о глазах и о божьей росе.

Евросоюз при встрече она бросилась целовать, после чего его председатель все никак не мог задать вопрос о вентиле. Забыл, бедняга, – так свежи были те поцелуи.

А наших она вмиг построила. Судя по их лицам и по тому, что так нервно путаем цены, на это не потребовалось много труда. Построила и показала всему миру, на чьей стороне вентили.

Осталось только поздравить Юлю с победой – молодец!

После всех этих достижений Ющенко бросился в прорубь. На Крещение. Крест прорубили во льду могучей реки, куда он и кинулся.

В этом году случилось еще одно начало. Обама вступил в свою должность. Вся Америка и весь мир – все это видели.

Вот ведь незадача! Кризис у них, а доллар укрепляется у нас. У них цены падают, а у нас растут. Вот и квартплату опять повысили.

Не знаю, как там с наградами, но мне лично кажется, что наших министров от экономики пора награждать.

Надежд у нас никаких – так что пора награждать экономистов.

А американцы никого не награждают, и выглядят они там на своей инаугурации как вполне приличные люди.

Смотрел я на все это с плохо скрываемой злобой.

Как выяснилось – не я один.

Наши комментаторы и агитаторы тоже ею полны.

«Вот погодите, Обама вам еще покажет! – кричат они. – Не пройдет и полгода!»

Так что ждем.

Осталось полгода.

Оставим все – и Норвегию, и Швецию. Плюнем на них и оставим. Вернемся все. Вернемся назад. В Татарию. Что может быть лучше родимой Татарии? Вглядимся, вцепимся взором, втемяшимся, влупимся – лопни глаза, а лучше Татарии ничего не найти! Сколько тут родного остроумия вкупе с изрядными порциями добротного домашнего, сыромятного разума, с помощью которого, учитывая его количество и качество, они (ну, эти… самые) отлично управляются. Под этим я понимаю только то, что кто-то ими отлично управляет, и в результате этих его стараний они отлично управляются. Будь у них и того и другого побольше – это я об остроумии и разуме, – нарушилось бы природное равновесие. А так – ну просто замечательно.

И этот, как его, ну, этот… хер… м-да… ну, этот хер. никак его не выговорить. вот ведь, поди ж ты… ну просто чудо какое-то…

Однако погода – то мокро, то сухо, то ураган, то затишье – никаких правил и никакого порядка. И при этом столько правителей, что впору говорить об утрате коллективного разумения. Раз! – и умение. Раз! – и еще одно умение.

Не могут они думать всем коллективом.

Они и порознь ни на что не способны. Чем выше уровень, тем ниже все остальное.

Потенция, господа мои, мать остроумия. Изголодавшиеся по остроумию на самом-то деле должны голодать по-иному.

Ах какой замечательный, какой чудесный, какой прекрасный у нас остов!

Какой он, я бы даже сказал, благодатный, отрадный, прочный – просто кремень. Основа, господа! Так, знаете ли, задумаешься иногда о судьбах Отечества кулемного, и такая тоска вдруг накатит под самое что ни есть горло, гортань, схватит, закрутит, затутит, замутит кручина. Господа! Вот как крест… Где наш крест? ведь был же крест? ах вот и крест… Да-а-а! А потом – словно отпустит, и так широко, так привольно задышится вдруг, так вольготно, что сейчас же хочется петь: «Степь да степь кругом… мы-мы-мы ящик. в той степи. мы-мы. заманал ящик! – а все потому что остов, господа!..

Но, может быть, нам самое время помолчать, застыть в осознании того, что «прав ты был, Господи!» – подобраться в темноте ладанной к ничего не подозревающему батюшке, лоснящемуся, и ну его целовать?

А не выслушать ли нам наше дьячество? Оно готовит нам пути. Не те пути, которые мы уже прошли, как ученые крысы, но другие, извилистые, полные неожиданных поворотов и соблазнительных углов.

Мы же чрезвычайно рассудительные люди и без труда улаживаем все свои дела.

Санкт-Петербург очень грязный город – бумажки, окурки, жижа, подвалы, подъезды, крыши домов.

Вдумчивый читатель скажет: опять он о грязи.

Нет-нет-нет, я совсем не о грязи. Я о чуши.

Я все время пишу о чуши, и все, что я пишу, самой настоящей чушью и является.

Так что те, кто не готов читать чушь, пусть тут же отложат это чтение и выпьют чего-нибудь веселящее дух.

А мы продолжим о грязи.

Грязь – это не просто бумажки. Грязь – это мысли. Идет человек по улице, видит грязь, и в мозгу у него откладывается: «грязь».

Мозг человека, как говорила Наталья Петровна Бехтерева, удивительное творение природы. Он любит работать. А загружает он себя работой походя: идет по улице и получает огромное количество информации – о погоде, природе, небесах.

Например, вы прошли мимо дерева, а ваш мозг посчитал количество веток на нем и количество листьев на каждой ветке. Вспомнить вы это не сможете – разве что только под гипнозом, – но он посчитал. Это ненужная информация, он ее потом выбросит. Он многое выбрасывает. Совершенно неосознанно. В виде слов. Посмотрел, воплотил в слово, выбросил.

И вот он выбрасывает слово «грязь». И не один человек это делает. Это делают каждый Божий день никак не меньше миллиона жителей Санкт-Петербурга.

А знаете ли вы, что такое на самом-то деле мусор и грязь?

Мусор и грязь – это нарушение порядка.

А всякое нарушение порядка увеличивает энтропию, хаос. И хаос – это любое нарушение порядка– дым, смрад, помойки, мысли. А что делает хаос? Хаос разрыхляет Время. Великое Время, большое Время.

Все мы суть сосуды для хранения Времени.

Времени Вселенной. Так говорит теория Козырева – великого ученого и гражданина.

Хаос изгоняет Время. Он выгоняет его из города, домов, людей.

Он выгоняет его даже из Законодательного собрания, зданий Сената и Синода и из Смольного дворца. Все в этом городе охвачено тем, что называется истечением времени.

Не правда ли, время тут просто летит?

Это летит время жизни. Любой жизни – домов, дорог, светофоров, теплотрасс, коммуникаций, людей, собраний, партий.

Уменьшается время домов – они ветшают и рушатся. Уменьшается время людей – они болеют и умирают, больше, чем где бы то ни было.

А партии – так и мелькают, так и мелькают.

Энтропия, ребята. Ей не прикажешь. Она не слушает выступление президента по телевизору. Она после этого выступления только увеличивается, совершенно не обращая внимания на принимаемые меры по преодолению кризиса.

А тут еще над нами ноосфера – вот куда направляются все наши мусорные мысли – ноосфера, открытая самим Вернадским.

А что она есть, как не опрокинутое над нами вечное вогнутое зеркало?

А вогнутое зеркало, господа, как замечал гениальный Козырев, способно сжимать распадающееся время. И, сжимая, оно заставляет тех, кто внутри, проживать его еще быстрее. Оно его точно сворачивает. Неумолимо.

Процесс только усиливается, приобретая лавинообразный характер.

Все ускоряется – больше мусора, больше мыслей о мусоре, больше хаоса, больше происшествий, больше беспорядков, больше выступлений, больше милиции, больше ОМОНА.

Чем это обычно заканчивается?

Обычно это заканчивается сменой цивилизации.

Вот, ребята.

Вот мы и поговорили.

О чуши.

Любимое занятие всей нации – следить за курсом доллара. Потому что доллар для нас и отец, и мать, и дом родной. Вот она, настоящая демократия: послушали замечательных вождей о том, как они его ненавидят, пошли и купили его про запас. Настоящее народоизъявление.