Башня Нерона - Рик Риордан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты так говоришь, потому что не доверяешь мне? – спросила она наконец.
– Что? – Ее вопрос позволил мне вновь заговорить. – Мэг, нет, это не…
– Один раз я тебя уже предала, – напомнила она. – Здесь, в этом лесу.
Если раньше она сказала бы это с грустью или стыдом, то сейчас в ее голосе этого не было. В нем звучало какое-то смутное неверие, она словно не могла вспомнить ту себя, которой была полгода назад. И я понимал ее чувства.
– Мэг, мы оба сильно изменились с того времени, – возразил я. – Я готов доверить тебе свою жизнь. Просто я волнуюсь, что Нерон… что он захочет обидеть тебя, использовать.
Она посмотрела на меня каким-то учительским взглядом, в котором читалось строгое «Это точно твой окончательный ответ?».
Я догадался, о чем она думает: я сказал, что не боюсь ее предательства, но боюсь, что Нерон станет ею манипулировать. Разве это не одно и то же?
– Я должна вернуться, – настаивала Мэг. – Должна проверить, хватит ли мне сил.
Персик прижался к ней. Его, похоже, подобные терзания не мучили.
Мэг погладила его поросшие листьями крылышки:
– Может, я и стала сильнее – но будет ли этого достаточно, когда я вернусь во дворец? Не забуду ли я, какая я теперь и какой… я быть перестала?
Вряд ли она ждала моего ответа. Но я задумался, не стоит ли и мне задать себе тот же вопрос.
После смерти Джейсона Грейса я провел множество бессонных ночей, гадая, смогу ли сдержать данное ему обещание. Если я вернусь на Олимп – буду ли я помнить, каково быть человеком, или снова превращусь в самовлюбленного бога, которым был прежде?
Перемены – вещь хрупкая. Им нужно время и расстояние. Те, кто, как Мэг, пережил жестокое обращение, должны держаться подальше от своих обидчиков. Худшее, что она может сделать – вернуться туда, где царит токсичная атмосфера. А тот, кто, как я, в прошлом был спесивым божеством, не может жить среди других спесивых богов, не рискуя перенять их привычки.
Но, наверное, Мэг права. Только вернувшись назад, можно узнать, насколько сильнее мы стали, даже если это значит поставить на карту все.
– Ну, хорошо, я волнуюсь, – признал я. – За тебя. За себя. Я не знаю ответа на твой вопрос.
Мэг кивнула:
– Но мы должны попытаться.
– Значит, вместе, – сказал я. – Еще раз в логово Зверя.
– Персик, – пробормотал Персик.
Мэг усмехнулась:
– Он говорит, что останется в лагере. Ему нужно заняться собой.
Терпеть не могу ситуации, в которых фруктовые духи ведут себя разумнее меня.
Днем я наполнил стрелами два колчана, отполировал лук, заново натянул тетиву. Покопавшись в запасах своего домика, вооружился новым укулеле – не таким красивым и прочным, как бронзовое боевое, которое я потерял, но все же это был устрашающий струнный инструмент. Затем я удостоверился, что у меня в рюкзаке достаточно медикаментов, еды, питья, а также смена одежды и белья. (Прости меня, белье!)
В течение дня я был словно в трансе, казалось, будто я готовлюсь к похоронам… точнее даже – к собственным похоронам. Остин и Кайла держались поблизости, стараясь помогать чем могут, но не вторгаясь в мое личное пространство.
– Мы поговорили с Шерманом и Малкольмом, – сказала мне Кайла. – Мы будем наготове.
– При первой возможности помочь вам, – добавил Остин, – мы тут же среагируем.
Я не мог подобрать слов, но, надеюсь, они увидели благодарность на моем залитом слезами помятом прыщавом лице.
Вечером мы, как обычно, пели у костра. Никто не заводил разговор о квесте. Никто не говорил прощальных речей и не желал удачи. Новички еще не привыкли к жизни полубогов, их еще так удивляло все происходящее вокруг, что они едва ли заметили бы мою отлучку. Возможно, это и хорошо.
Им лучше не знать, как много поставлено на карту: не только сохранность Нью-Йорка, но и то, сможет ли когда-нибудь Дельфийский оракул дать им пророчества и направить в квест, и не случится ли так, что будущее будут предрешать и контролировать злой император и гигантская рептилия.
Если я проиграю, этим юным полубогам придется взрослеть в мире, где тирания Нерона будет нормой, а богов-олимпийцев останется всего одиннадцать.
Я старался не думать об этом. Мы с Остином сыграли дуэт для саксофона и гитары. Потом к нам присоединилась Кайла, и все запели зажигательную версию песни «Колеса колесницы крутятся»[25]. А потом мы жарили маршмеллоу. Мы с Мэг старались насладиться последними часами среди друзей.
Ночью я спал без снов. И на том спасибо.
На заре меня разбудил Уилл. Они с Нико вернулись с таинственных «сборов», но рассказывать об этом он не пожелал.
Мы с ним встретились с Мэг и Нико на дороге, идущей вдоль дальнего склона Холма полукровок, где ждал автобус, чтобы отвезти нас к дому Рейчел Элизабет Дэр в Бруклине – и, как ни крути, навстречу последним дням моей смертной жизни.
Глава 12
Склад миллиардера
Хватай-ка шоколадный коктейль
Коровы на нас глядят
Бруклин.
Обычно самые большие опасности здесь – это пробки на дорогах, дорогущая гавайская еда и нехватка в местных кофейнях столиков для всех начинающих сценаристов. Но в то утро наш водитель гигант Аргус глядел во все глаза.
А это было непросто, потому что глаз на его теле сотня пар. (Вообще-то я не считал, как и не спрашивал, не раздавил ли он парочку задницей, постоянно сидя за рулем.)
Пока мы ехали по Флашинг-авеню, голубые гляделки у него на руках, шее, щеках и подбородке мигали и двигались, смотря во все стороны сразу.
Он явно подозревал, что что-то не так. Я и сам это чувствовал. Воздух был тяжелым, в нем ощущалось едва ли не электрическое напряжение, будто Зевс собрался вот-вот швырнуть на землю огромную молнию или Бейонсе решила выпустить новый альбом. Мир затаил дыхание.
Аргус остановил автобус за квартал до дома Дэров, словно опасался подъезжать ближе.
Если мне не изменяет память, с 1800-х годов на территории гавани располагались доки, где работали местные рыбаки. Потом здесь были в основном грузовые железнодорожные станции и заводы. Из воды по сей день торчат сваи обветшалых пирсов. Пустые старые работные дома из красного кирпича с бетонными трубами темнели, давно заброшенные, как руины храмов. Один участок железной дороги еще использовался, на путях стояло несколько густо изрисованных товарных вагонов.
Но, как и везде в Бруклине, все здесь
