Левая политика. Текущий момент. - Борис Кагарлицкий

Разумеется, так рассуждают далеко не все имперофилы. Скажем, обыватели из их числа надеются, что сверхмощное государство (всё-таки слишком часто употреблять слово «империя» — моветон) сможет (другой вопрос, захочет ли?) защитить их, гарантировать спокойную и безопасную жизнь.

Есть в рядах сторонников империи «прогрессисты» наподобие М. Калашникова. Этим, собственно, империя как таковая и не нужна — им нужен прорыв в будущее, принципиально отличное от настоящего, «новый мир». Поскольку добиться этого без прогресса науки и техники невозможно, средством такого прорыва и выступает империя, способная обеспечить необходимую концентрацию материальных, трудовых и интеллектуальных ресурсов.

Ещё один взгляд — один из самых распространённых — условно назовём реваншистским. Его сторонники надеются, что новая империя, так сказать, нанесёт ответный удар: отплатит за все унижения, которым повергается нынешняя Российская Федерация — а заодно и все её обитатели. Впрочем, чаще такие взгляды ведут не к имперопоклонничеству, а к обычному национализму.

Разумеется, только названными пунктами побудительные мотивы «имперофилов» не исчерпываются — перечислять их можно ещё долго. Но давайте попробуем всё же понять: что же за загадочная сущность — «империя»?

На самом деле её суть точнее всего выразил всё тот же Проханов в уже процитированном отрывке: империя есть мегамашина. Централизованное многонациональное государство с одной государствообразующей нацией (единственное исключение, пожалуй, Австро-Венгрия, где таких наций было две), сильным и разветвлённым управленческим аппаратом, мощной армией. Принято также считать, что империю объединяет некая мобилизующая идея — но я не уверен, что ассирийцы, персы, римляне, франки, да и те же австрийцы согласились бы с этим. Впрочем, империи Александра Великого и впрямь была свойственна определённая идея: повсеместное распространение греческой культуры как высшего достижения человечества. Вот только ей это что-то не прибавило долговечности. После смерти основателя сподвижники великого полководца растащили государство на куски.

Но главная черта империи — та самая «мегамашинность». Характерно, что Проханов взял за основу своей метафоры именно машину, а не, скажем, организм. Показательная проговорка: в отличие от живого организма машина — сколь угодно мощная — мертва. Ничего живого и ничего человеческого в ней нет.

Гениальный образ империи — Российской, но вообще-то и любой — нам оставил Пушкин. Непоколебимый и равнодушный Медный Всадник, чуждый всему человеческому и готовый затоптать Евгения даже за робкое «Ужо тебе!» — империя в чистом виде. Аппарат, машина. При создании эту машину, конечно, на что-то запрограммировали — но затем она, как всегда и бывает, обрела собственные цели и собственную логику. И только кажется, что император — или тот, кто его заменяет — машиной управляет. На самом деле он может делать лишь то, что соответствует её целям. Цель же у империи всегда одна: становиться всё сильнее и подавлять любое сопротивление. Остальное для неё вторично.

Выше мы уже назвали тех, кто стремится к империи. Но это вовсе не значит, что все перечисленные категории людей в ней заинтересованы. Желать — и действовать — можно и вопреки своим интересам, если эти интересы недостаточно ясно осознаны. Поэтому теперь поставим вопрос иначе: а кто, собственно, заинтересован в империи?

Империя есть государство. А государство — это не леса-поля-реки, не заводы-фабрики, и даже не армия. Государство — это чиновничий аппарат; всё остальное существует как бы «при нём».

Любой империи — коммунистической (если предположить, что такая империя вообще возможна), либеральной, фашистской или теократической — неизбежно понадобятся «сильные управленцы», «крепкие хозяйственники», «опытные организаторы» etc. Империя — это прежде всего огромное количество начальственных кресел, каждое из которых — с кабинетом, автомобилем, водителем и обязательной длинноногой помощницей. И, что самое сладкое — с властью.

Именно поэтому наши державники так отчаянно пытаются разглядеть в Путине долгожданного императора. И уже почти получается. Сами видите, государство у нас — сильнее некуда (по крайней мере, в том, что касается внутренних дел), власть — вполне единоличная, чиновничья пирамида — сильна, стройна и уже почти всепроникающа, человеческая личность практически ничего не значит… Чем не империя?

Правда, нужно оговориться: державность вовсе не является идеологией правящей бюрократии. Сами подумайте: зачем этим господам империя (хоть с большой буквы, хоть с маленькой)? Им и без того хорошо — а в империи ещё и работать придётся.

Но державность — это как бы защитный кокон вокруг бюрократии (недаром Путин с первых месяцев начал разыгрывать эту карту). Общая схема такова: если человек мечтает о создании/воссоздании империи, то он не станет выступать против существующего государства и стремиться к его разрушению. Скорее наоборот, такой державник будет всемерно помогать государству в надежде, что со временем из него вырастет империя. Особенно если во главе его стоит такой деятель, как Путин — которого журнал «Русский дом» ещё в 2000 году объявил двойником Юлия Цезаря.

Путин — тот, которого мы все знаем — вырос из мечты об империи. Он, можно сказать, весь состоит из имперской риторики (не путать с политикой — тут он ведёт себя как обычный ограниченный бюрократ, коим на самом деле и является). И чем меньше Российская Федерация становится похожа на империю, тем больше ею притворяется.

Что любопытно, в этом же направлении действует и оппозиция. Кажется, что они с властью (начиная с 2000 года) состязаются — кто кого «переимперит». Все оппозиционные партии (разумеется, парламентские — о других сейчас речь не идёт) наперебой заявляют, что они — государственники, что они хотят сделать Россию великой державой (как вариант — «возродить» её) и помочь ей занять подобающее (подразумевается, что достаточно высокое) место в мире. Как ни странно, особенно на этом поприще отличилась именно КПРФ: в рассуждениях её лидеров и идеологов слово «государство» упоминается почти исключительно в положительном контексте (разумеется, без упоминаний о его буржуазности), а СССР предстаёт как прежде всего империя, а уж потом — всё остальное.

Впрочем, странным этот факт кажется лишь на первый взгляд. Поскольку КПРФ в своей пропаганде эксплуатирует ностальгические (и, в меньшей степени, реваншистские) настроения, великодержавная риторика в её устах вполне уместна.

Однако на этом поле оппозиция неизменно проигрывает власти. Да это и закономерно. Зачем нам какая-то невнятная будущая империя, если господин Путин уже сказал, что мы должны сделать Россию единой, сильной? Мечтаешь об империи — так помогай Путину её строить. Да и в любом случае стремиться к великодержавности и при этом выступать против власти — как-то странно, вы не находите? Борьба с властью не может не ослабить государство — но как же тогда быть с империей?

Но большинство державников видит свой идеал в Советском Союзе. Вот вам, дескать, великая держава — так сказать, Империя, которую мы потеряли. Профукали, прохлопали ушами, чтоб не сказать покрепче.

На первый взгляд так оно и есть. Если не по всем признакам, то по большинству из них СССР был империей.

Однако давайте приглядимся к нему повнимательней. И начнём, пожалуй, с названия. «Союз… республик» — странноватое название для империи, вам не кажется? Оно подходит скорее для какого-то надгосударственного образования, для международного содружества — но не для великой державы с мощной центральной властью.

Бросается в глаза и то, что в этом названии нет никакой привязки ни к конкретной территории, ни к конкретному народу. «Союз Советских Социалистических Республик» вполне мог бы существовать где-нибудь в Африке или в Латинской Америке. Лишь бы там существовало несколько республик, они были советскими и социалистическими, и при этом объединились в союз.

Известно, что первоначально предполагалось: таким Союзом со временем должен был стать весь мир. После мировой революции всем странам мира предстояло стать советскими социалистическими республиками — и образовать союз. Ну а пока что такой союз возник лишь там, где это позволили обстоятельства — на части территории Евразии.

Таков СССР по своему изначальному замыслу. Однако в процессе становления ему и впрямь пришлось обрести многие черты империи: сильную (скорее даже сверхсильную) центральную власть, разветвлённую бюрократию и т. п. Могла ли индустриализация 30-х годов быть проведена не в империи? Если и могла, то вряд ли мы об этом узнаем — фраза о сослагательном наклонении в истории давно уже стала расхожей банальностью.