Житие Сергия Радонежского - Борис Клосс

Далее в Повести о Темир–Аксаке читаем: «Прииде некый царь… с восточныа страны» (160); в Троицкой летописи под 6868 г.: «приде… некий царь с востока», в Повести о Куликовской битве: «идет на него некий царь с востока» (130).

В Повести Тимур «ни смирился, ни укротился» (161), зато по Троицкой летописи (под 6893 г.) князь Олег «покорися и укротися и умилися».

К Тимуру примкнули «юноши немилостивии, мужи сурови и злии человеци» (161), в Житии Стефана Пермского (31) также упоминаются «суровейшие мужи, невернии человецы», в Троицкой летописи (под 6901 г.) — «сурови человеци, сверепии людие», в Повести о нашествии Тохтамыша осуждаются «недобрии человецы» (192, 194).

Темир–Аксак «многы страны и земли повоева, многы области и языкы поплени, многы княжениа и царства покори под себе» (161). По Троицкой летописи, Ольгерд также «многи земли поймал и многа места и грады и страны попленил» (6876 г.), «многы страны и земли повоева и многы грады и княжениа поимал за себе» (6885 г.).

«А се имена тем землям и царством» — перечисляет покоренные страны составитель Повести о Темир–Аксаке (161), «А се имена местом и странам и землям» — называет Епифаний в Житии Стефана Пермского (9).

Темир–Аксак «прииде близ предел Рязанскиа земля» (161), в Повести о нашествии Тохтамыша царя также настигли «близ предел Рязанскыа земля» (190).

В Повести «народи христианстии… сътвориша пост и молитву» (162). «Народ христианский» представлен в Повести о нашествии Тохтамыша (194), «пост и молитву створиша» — в Троицкой летописи под 6916 г.

В Повести действует великий князь «со всеми князьми и воеводами и с бояры старейшими» (162), в Повести о нашествии Тохтамыша — «с князьми рускими, и с воеводами… и бояры старейшими» (192).

В Повести упоминается «великая съборная церкви Святыа Богородица, иже в Володимери» (162), в Троицкой летописи под 6916 г. — «церковь каменая великая съборная Святая Богородица, иже в Владимире».

В Повести перечисляются москвичи, вышедшие на встречу Владимирской иконы: «епископи и архимандриты, игумени и попы и дьякони и весь клирос… , князи и бояре, княгини и боярыни, мужи и жены, уноши и девы и старци с юнотами, дети и младенци, сироты и вдовици, нищи и убози, чрьнци и черници, всяк възраст мужеск и женеск, от млада и до велика» (163). Аналогичные перечисления имеются в сочинениях Епифания Премудрого: в Троицкой летописи под 6890 г. — «игумени и прозвитери, и чернци, и нищий, и убозии, и всяк възраст мужей и жены, и дети, и младенци», там же — «архимандрит…, игумени и прозвитери, и чернци, и крилошане, и черници, и попове, диакони, и простьци от унаго и до старца, и младенца мужеска полу и женьска», в Послании митрополита Фотия (432) — «князи и вси лю–дие, и бояре, и вси судия земскыя, иноци, инокыня, юноша и девы, старци с унотами, мали и велиции, или мужеск пол или женьск, въкупе богатии и убозии», в Повести о нашествии Тохтамыша (194) — «архимандрити и игумени, протопопы, прозвитеры, дьяконы, черньци, и всяк възраст, мужеск пол и женеск и с младенци».

Фраза Повести «много множество безчисленое народ людей» (163) имеет соответствие в Слове о Витовте (385): «людей многое множество бещисленое».

В Повести читается: «вси с слезами…, вси воздыхани», «и несть такова, иже бы не плакал» (163). В Троицкой летописи: «молениа приносяще с слезами и въздыханием» (6916 г.), «и несть такова, кто бы не плакал» (6897 г.).

В Повести о Темир–Аксаке московские горожане называются «градстии народи» (163), в Житии Стефана Пермского (86) — «гражаньстии людие», в Повести о нашествии Тохтамыша (192, 198) — «гражанстии народи».

«Страх и трепет» (163) — довольно распространенное выражение, но и у Епифания оно встречается (Повесть о нашествии Тохтамыша.

С. 200). Менее распространено выражение Повести «възмятошяся и въсколебашяся» (164), но и оно есть у Епифания (Троицкая летопись под 6885 г., Повесть о нашествии Тохтамыша, с. 192).

В Повести говорится, что царь Ассирийский «на Бога… хулныа глаголы въспущая» (164), то же выражение встречаем в Житии Стефана Пермского (43): «и на Бога глаголы хулныя въспускаа».

В Повести сказано: «с останочны своими вои» (164), в Троицкой летописи под 6888 г. и в Повести о Куликовской битве (128) — «останочьную свою силу».

Таким образом, вариант Типографской летописи Повести о ТемирАксаке стилистически вполне согласуется с произведениями Епифания Премудрого и должен быть признан его сочинением. Рассмотренный вариант по сравнению с другими редакциями Повести отражает стилистическую систему Епифания Премудрого наиболее полно и, следовательно, может быть признан или оригиналом памятника, или во всяком случае ближайшим к нему текстом.

В XV веке были образованы еще две редакции Повести о ТемирАксаке. Одна из них, представленная типичным (но далеко не лучшим и не самым древним) списком РНБ, Сол. № 804/914 (опубликованным в серии «Памятники литературы Древней Руси»), отличается от Типографской вставками из Повести о нашествии Хоздроя на Царьград и уже по этому признаку является вторичной по отношению к Типографской; кроме того, текст редакции подвергся распространениям и тенденциозной переделке с целью возвеличить роль в событиях 1395 г. великого князя Василия Дмитриевича. Другая редакция легла в основу Московского свода 1479 г. и сокращенного варианта, представленного Ермолинской группой летописей. Текст здесь, с одной стороны, сокращен, в результате чего выпала биографическая справка о Темир–Аксаке с соответствующей частью характерной лексики Епифания Премудрого, а с другой стороны, подвергся дополнению из иного источника, именно: эмоциональная характеристика Темир–Аксака заимствованная из Западнорусских летописей. Эта выписка в Прилуцкой и Уваровской летописях и Летописце из собрания Н. П. Лихачева, № 365 помещена перед основным текстом, дублируя его сообщение о приходе царя от «восточныя страны», в Ермолинской летописи снята вообще, а в Московском своде 1479 г. включена в основной текст при известии уже об уходе царя из Русской земли. По тексту Свода 1479 г., передающему источник более подробно, видно, что каждое упоминание Темир–Аксака или «агарян» сопровождается добавлением слов «безбожный», «безбожные», причем этот же эпитет присутствует и в редакционных распространениях текста. В этих случаях, когда речь идет о Владимирской иконе Богоматери, вставляются слова «чудная икона», «чудный образ», «чудотворная икона». При названиях Москвы или Владимира добавляются слова «славный град». Предположить обратное — происхождение текста Типографской редакции из Свода 1479 г. — означает признание парадоксальной ситуации: умаление Владимирской иконы Богоматери, принижение Москвы и Владимира как центров Православия и, наоборот, затушевывание облика завоевателей как врагов веры.

Рассмотрение всего корпуса атрибутируемых Епифанию Премудрому сочинений позволяет полнее представить творческий портрет крупнейшего древнерусского писателя. В своих произведениях Епифаний предстает как ревностный защитник интересов Русской православной церкви, которые он рассматривает через призму особенных интересов Московской митрополичьей кафедры. Обоснование роли Церкви в обществе, отстаивание ее имущественных прав, прославление ее выдающихся подвижников — таковы основные темы посланий и агиографических сочинений Епифания Премудрого. Все это необходимо учитывать при изучении Жития преподобного Сергия Радонежского, окончательная отделка которого пришлась на время, когда Епифаний являлся к тому же духовником всего братства Троице–Сергиева монастыря и должен был придать сочинению нравоучительный характер.

Глава 2. Пахомий Логофет

Сербский писатель–агиограф, выходец с Афона, большую часть жизни однако провел на Руси, где написал большое количество житий святых, похвальных слов и служб. Свою деятельность начал в Новгороде во второй половине 30–х годов XV в. В 1438 г. появился уже в Троице–Сергиевом монастыре и тогда же создал первую редакцию Жития Сергия Радонежского (Троиц. № 746). В Троице–Сергиевом монастыре Пахомий прожил около 20 лет (до конца 50–х годов). За это время агиограф создал пять (возможно — шесть) новых редакций Жития Сергия Радонежского (и еще одну краткую—для включения в Пролог), написал Службу святому, а также два варианта Жития Никона Радонежского. Особенной полнотой отличается редакция (третья по счету) Жития Сергия, написанная Пахомием около 1442 г. (и открытая лишь недавно); в ней описаны события, которых не мог знать первый биограф Сергия — Епифаний Премудрый: обретение мощей Сергия в 1422 г., строительство каменного храма Троицы, посмертные чудеса святого. Приступая к переработке Жития Сергия, Пахомий преследовал цель не только приспособления текста к нуждам литургической практики (и, следовательно, сокращения очень обширной редакции, написанной Епифанием Премудрым), но вынужден был учитывать политические нюансы, возникавшие в ходе острого соперничества между двумя кланами в великокняжеском семействе. Еще одна тенденция, оказавшая существенное влияние на изменение текста Жития Сергия, была связана с прославлением в конце 30–х — начале 40–х годов XV века игумена Никона в качестве святого и непосредственного ученика и преемника Сергия Радонежского (в ущерб исторической правде: на самом деле преемником Сергия на игуменстве в течение шести лет являлся преподобный Савва Сторожевский). Произведения Пахомия Логофета написаны не в такой вычурной манере, как у Епифания Премудрого, отличаются более простым языком, но выполнены вполне профессионально и оказали значительное влияние на последующую русскую агиографию. В. О. Ключевский дал очень емкую характеристику творчества Пахомия: «Он нигде не обнаружил значительного литературного таланта; мысль его менее гибка и изобретательна, чем у Епифания; но он прочно установил постоянные, однообразные приемы для жизнеописания святого и для его прославления в церкви и дал русской агиобиографии много образцов того ровного, несколько холодного и монотонного стиля, которому было легко подражать при самой ограниченной степени начитанности»[222]. В качестве исторического источника сочинения Пахомия можно оценить достаточно высоко: в них содержится большое количество сведений по истории Троице–Сергиева монастыря, о монастырском строительстве, об участии в украшении Троицкого храма знаменитых иконописцев Даниила и Андрея Рублева. Пахомий Логофет известен также как переписчик книг, а некоторые его произведения сохранились в автографах (указаны в 3 части книги)[223]. С конца 70–х годов XV в. сведения о Пахомий Логофете прекращаются.