Те, кого мы любим - живут - Виктор Шевелов

— Лучше не упрашивай. Все равно не пойду.

— Да что на тебя накатило, право? Жену обидишь. У нее какой-то секретный разговор к тебе. Хочет побесе­довать с глазу на глаз. Обязательно приходи. Однопол­чане не поступают по-свински.

— Ладно, приду. Война все спишет.

Зубов крепко тряхнул мою руку.

— Я же знал, что ты согласишься. Добра у тебя все-таки больше. Не злись только, Саша. Так уж, понима­ешь, получилось: женщина выбирает того, кто ей ближе, так сказать, по душе.

— Ты меня просто осчастливил своими открытиями. Но, ей-богу, они ни тебе, ни мне не делают чести. Пусть уж лучше женщины выбирают себе туалеты.

Званое торжество, вопреки заверениям хозяина, ока­залось людным. Однако я здесь не нашел ни Санина, ни Питерцева, чему, кстати сказать, не удивился. Санин брака Наташи не одобрял, Питерцев же человек настро­ения, а настроение я ему, признаться, основательно ис­портил.

На свадьбу я пришел с опозданием и, войдя в зем­лянку, долго оставался незамеченным. Гости шумели за столом, занятые друг другом. Кто-то произносил тост. Наташа была в белом, легком, как воздух, платье. Оно обрисовывало ее высокую, стройную фигуру. Русые во­лосы густыми волнами спадали на упругую покатость плеч, оттеняя белизну шеи, мягкий овал подбородка, гладь чистого лба. В ее прелестных глазах отражались детское любопытство и восторг. Казалось, будто она только что пришла сюда из цветущего белого сада, внеся с собою свежесть и благоухание весны. Справа и слева от Наташи сидели бритоголовый генерал и Зубов. В пер­вое мгновение мне почудилось, что когда-то раньше я уже видел ее, вот именно такую — солнечную, в белом платье. Мне знакомы были ее обнаженные тонкие руки, бархатная нежность шеи, блеск лучистых голубых глаз. Память восстанавливала все это чрезвычайно четко. Но когда, где я мог прежде встречать эту девушку в белом? Откуда так близко знаю ее льющиеся на плечи густые волосы, всю ее?

— Нашего полку прибыло! — зашумели за столом, заметив наконец меня. — Штрафной опаздывающим!

Наташа повернулась в мою сторону и слегка вскрик­нула. Что-то шепнув генералу, она выбежала ко мне навстречу. Запросто взяв обе мои руки, она стиснула их изо всех сил и, шаловливо приблизив свое лицо к моему, убежденно сказала:

— Я верила, что вы придете. Но почему нет ваших друзей, где Санин, Питерцев?

Она помогла мне раздеться, сама повесила шинель.

— Какие все вы противные, — она капризно изогну­ла губы. — Один опаздывает, другие и вовсе не явились. Майор Санин тоже хорош: я его, как отца, ждала, а он в такой день... А Питерцев?

— Вы ждали их, а не меня? — помимо воли в моем голосе звучало разочарование.

— Только вас. Одного. Лишь вас! Больше всех. Да, вас! Вы довольны?

— Впрочем, что ж это я! Поздравляю с браком. Вы, надеюсь, счастливы. Цель жизни достигнута. Мне рас­сказывали, что у счастливых родителей всегда бывают красивые, эдакие пухленькие, как херувимчики, дети. Иногда много — от тридцати до двух годов. Желаю вам обзавестись по меньшей мере дюжиной наследников.

— Вы слишком щедры. Спасибо, — Наташа вопросительно задержала на мне взгляд.

— И, наконец, — продолжал я, — пусть Зубов станет вам верным супругом... Глядите в оба, ускользнет.

Лицо Наташи омрачилось обидой. Она холодно при­гласила меня к столу и отошла к генералу.

Меня подхватил подскочивший Зубов. Он успел из­рядно захмелеть и болтал без умолку.

— Вот это я понимаю, настоящий друг! — он сунул свою холодную руку мне под локоть.—Ты, Саша, ничего не понимаешь. Я зуб ведь на тебя имел, и изрядный, крепкий зуб. Да чего там, ненавидел тебя! — тонкие, как змеиное жало, губы Зубова сжались.—Но дело прошлое. А теперь... теперь я тебя пуще жизни ценю. Уважаю во как!

— К сожалению, не могу ответить тем же, — перебил я Зубова. — Особенно сейчас, когда ты заживо по­хоронил свободу и нацепил себе на шею ярлык — муж. Да и водкой от тебя разит, как из бочки. Фу!

Зубов захохотал, с силой хлопнул меня по плечу.

— Женился б ты на Наталье, давно бы под столом на четвереньках ползал. А у меня — ни в одном глазу. Думаешь, не замечаю, как вон генерал рассыпается мел­ким бесом? Для него в чужую жену черт ложку меда кладет. — Зубов попытался было рассмеяться, но ка­кое-то воспоминание, внезапно вспыхнувшее в нем, иска­зило его лицо. Он мгновенно померк, стал жалким.

«Что с ним?» — подумал я и спросил:

— Никак у тебя кто-то страшный стоит за спиной?

Зубов вздрогнул, как ужаленный. Оглянулся.

— Смотри, — предупредил я шутя, — на радостях очертя голову влипнешь в пренеприятную историю. Ты чего это вдруг скис?

— А ты чего зубоскалишь? Завидуете все мне. И ты тоже виды имел... Да ничего у вас не выгорело! — он уже шутя толкнул меня в бок. — Вот такое-то дело... — и подвел меня к Наташе, склонился к ее уху, что-то шеп­нул. Наташа пригласила меня сесть, указав место возле себя. Зубов сел рядом с генералом. От внезапного озлоб­ления в Зубове и следа не осталось, но я продолжал думать о странной перемене в его настроении. Что бы это значило?

За опоздание мне налили штрафной, хором настаи­вая, чтобы я выпил. И тут же последовали один за дру­гим тосты, сопровождаемые традиционными напутствия­ми молодоженам. Зубов цвел. Ели и пили много, я же больше наблюдал. Зубов начинал бесить меня: он из кожи лез, стараясь угодить генералу, подкладывал ему на тарелку закуски, наливал вино, вовсе позабыв об остальных гостях. Изредка он обращал свои какие-то водянистые глаза к Наташе, демонстративно подчерки­вая, что ни на минуту не выпускает ее из своего поля зрения, следит, чтобы ей было хорошо. Но молодую жену, как я заметил, эти любезности коробили, она оста­валась к ним безучастной, свое внимание расточала гос­тям, много смеялась. Меня Наташа явно не замечала, хотя я и сидел чуть ли не на месте жениха.

— Лейтенант, — неожиданно повернулась она ко мне, — вы умеете улыбаться?

— Иногда. И то по заказу, товарищ военфельдшер.

— Пожалуйста, улыбнитесь. — Наташа сказала это громко, привлекая всеобщее внимание.

— Не могу, — пожал я плечами.

— Почему?

— Рад бы исполнить вашу просьбу, — ответил я, — но не могу. Мой друг старший лейтенант Зубов, пригла­шая на свадьбу, вполне согласился со мной, что жени­ться — значит похоронить себя, свою свободу. Ну, а какой смех при покойниках? Нет, это просто непри­лично.

Наташа смутилась. Зубов резко повернулся, отбросил вилку. Она звякнула о тарелку.

— Что за чепуху ты говоришь, Метелин? Наталья Семеновна в меня жизнь вдохнула. Покойник... Ерунда!

— Сожалею, что вы, Наташа, не вдова, — кто-то громко пошутил из угла. Стол захохотал.

Генерал, посидев ещё минут десять, ушел. Зубов, провожая генерала, вытянулся перед ним, как гренадер, и все бубнил насчет того, что, мол, товарищ генерал ему, Зубову, все равно как отец родной, он век будет благо­дарен ему за оказанную честь. Едва тот успел закрыть за собой дверь, как Зубов во все горло крикнул:

— Пейте, братцы! Сброшены тяжкие узы. Свобода!

— Как тебе не стыдно? — упрекнула Наташа.

Но в Зубове заговорил хозяин: Подняв стакан, он продолжал разглагольствовать:

— Прошу налить. Прошу всех налить, друзья! Сего­дня слишком ответственный день, чтобы молчать. У жены моей — тоже. Моего «я» как такового с нынешнего дня не существует...

Гости, отдавая должное виновнику торжества, на мгновение притихли.

Мочки маленьких ушей Наташи стали пунцовыми. Исподлобья она следила за мужем. А тот, покачиваясь, говорил:

— И отлично, что его нет. «Я» во мне, в тебе, в нем— это пережиток! Есть мы, я и она—совместно. И... тихо!— Зубов приложил указательный палец к губам. — Тихо!

По секрету. Мой друг, Наталья Семеновна, призналась: сила женщины — в мужчине.

— Долой равноправие! — неожиданно крикнул уже порядком опьяневший сосед.

 — Ура!

— Выпьем за Зубова.

Красные пятна у Наташи разлились нездоровым ру­мянцем во всю щеку.

— Ты пьян! — она окатила Зубова таким взглядом, что тот проглотил язык и плюхнулся на стул. «Вот как в милом, обворожительном, незлом человеке, — думал я, — просыпается другой — неприятный, злой; что же станется в таком случае с Наташей через год? И какие причины заставили ее связать свою судьбу с Зубовым?..» Но это как раз и осталось для меня навсегда загадкой.

— Товарищи, —стараясь перекричать других, под­нял я тост.

— Давай, Метелин!

— За невесту!

— Горько! Горько!

Я оглядел захмелевших людей. Встретился взглядом с Наташей. Левый уголок губ у нее нервно вздрагивал.

Свой тост я поднял за любовь, которой дана сила править миром, воздвигать бессмертие, открывать нераз­гаданные тайны, поднимать человека к Солнцу.

— Умри, но оставайся все-таки человеком! — сказал я. — Любовь не терпит половинчатости, сделки и тем более торга со своей совестью. Я пью за счастье любить, пью за человека, вызвавшего во мне любовь. Ибо если он смог сделать это, то он выше и лучше всех. Если Зу­бов смог дать счастье любить, то я пью за вашего мужа! Это искренне, Наташа.