Первое правило королевы - Татьяна Устинова

Примерно минуты за три до выхода из эфира Инна победила окончательно, и все это поняли. Для того чтобы поняли не только по эту, но и по ту сторону камеры, она поменяла позу, откинулась на спинку кресла, положила ногу на ногу и предоставила Александру Петровичу бубнить, сколько ему вздумается. Александр Петрович послушно забубнил, думая, что ему удастся исправить положение, но Инна знала, что делала. Ведущая вышла из игры уже давно, а ничто не могло так утомить слушателей, как равномерное бухтение без вопросов и пауз. Кроме того, по правилам передачи ведущая должна была попрощаться и объявить завтрашнюю тему, а для этого ей непременно придется Ястребова перебить, что она и сделала – очень неловко.

Ястребов рассерженно замолчал.

Инна улыбалась приветливой стеклянной улыбкой.

Ведущая скомкано простилась, и несколько секунд все сидели молча.

– Большое спасибо, – возвестил режиссер.

– Спасибо вам, – отозвалась Инна.

Она и не думала подниматься со своего кресла – знала, что еще должен подбежать шустрый мальчик, отцепить от них петличные микрофоны. Такого шика, как в Москве, – рации за ремнем – в Белоярске еще не практиковали. Ястребов ни про какие микрофоны, понятное дело, ничего не знал, поэтому решительно пошел с подиума и был остановлен воплями всей съемочной группы и шустрого мальчика, и пиджак у него задрался, и галстук оттопырился, и шнур запутался, и все стали тащить с него пиджак, а он поворачивался во все стороны, как разъяренный медведь в осином гнезде.

Инна сидела, молчала, наблюдала – никуда не торопилась.

Вот, дорогой Александр Петрович, каково чувствовать себя дураком – на пустой дороге, рылом в сугробе, когда мигалки уже пролетели вперед, а ты еще даже не понял, что случилось и будут ли тебя убивать!..

– Инна Васильевна, спасибо вам большое! Как всегда, все великолепно, как вы его: раз – и все дела, и правильно, и учить их надо, только ведь все равно ничему не научишь!..

Инна кивала, пока редакторша стрекотала вокруг нее, а операторы провожали скорбными взглядами – почему-то все операторы на всех телестудиях провожали ее именно такими взглядами.

А потом она вышла в крохотную комнатку и оказалась нос к носу с Ястребовым. Больше в комнатке никого не было, даже каменных пиджаков и бетонных галстуков, только веселый голос Юры доносился из-за студийной двери.

Ястребов был мрачен.

Инна улыбнулась ему самой милой из всех своих улыбок.

– Поздравляю вас.

– Спасибо, Александр Петрович.

– В следующий раз я буду готов. Так что берегитесь.

Никакого «следующего раза» не будет. В следующий раз твоим противником будет кандидат в губернаторы, а не я. Сегодня – исключительный случай.

– Александр Петрович, вы все неправильно поняли. Я вовсе не собиралась…

– Собиралась, собиралась.

– Я не хотела, чтобы…

– Хотела, – перебил Ястребов. – Все правильно. Мы теперь в разных командах.

Инна и сама толком не знала, в какой она теперь команде. Якушев сегодня про «команду» не сказал ни слова, все больше про «праздник для народа» и про то, что Инна должна найти на него денег.

– И хотела, и собиралась. Но ты сильно рискуешь. Или думаешь, что из-за того, что ты со мной спишь…

Инна раздула ноздри.

– Я с тобой не сплю.

– Мне показалось?

– Это ты спишь со мной. Он развеселился:

– А что, есть разница?

– Огромная, – уверила его Инна, – просто колоссальная.

– Никакой, – весело сказал он. – Но ты особенно не увлекайся. Я больше не дам тебе шанса.

– Да мне и не надо никаких шансов.

– Посмотрим.

– Посмотрим, – повторила она. Разыскала свою сумочку, пристроила ее на плечо и посмотрела независимо.

– Я должен подать тебе шубу?

Она посмотрела ему в лицо. Он вдруг подумал, что боится ее до смерти – потому и хорохорится, что боится.

– Вообще говоря, так принято. Но можешь не подавать.

В комнатку ввалился радостный Юра:

– Инна Васильевна, вы сейчас домой?.. Помощник моментально оценил обстановку, даже не столько обстановку, сколько напряженность электрического поля – опять синие искры в очках у Ястребова, и вокруг как будто потрескивает. Юра смолк, приостановился и занял позицию – за правым Инниным плечом.

Ястребов насмешливо посмотрел на них обоих – даже как-то объединил их взглядом.

– Еще раз спасибо и до свидания, Александр Петрович.

– И вам спасибо, Инна Васильевна.

Она повернулась к нему строптивой спиной, позволила Юре подать шубу и вышла в коридор, чуть не стукнув по носу того, кто стоял подле плевательницы.

Да. В эфире все было проще. Возможно, он и плясал под ее дудку, но лишь потому, что у него оказалось меньше опыта и он не сразу сообразил, как именно ему следует держаться. Вне эфира он действовал на нее слишком сильно, чтобы она могла позволить себе задевать или дразнить его.

Осип встретил ее в «холле», как шикарно назывался продуваемый сквозняком вестибюль с затоптанными полами, телевизором, поролоновым диваном и кадкой для фикуса. Фикуса в кадке не было – должно быть, не вынес трудностей телевизионно-сибирской жизни, – из бывшей фикусовой земли густо торчали хвосты «бычков», как будто посадки всходили.

Осип был мрачен. Едва завидев Инну с Юрой, поднялся с пыльного дивана, повернулся спиной и пошел к выходу, ни слова не сказал. Это было на него совсем не похоже. Инна проводила взглядом широкую спину.

– Инна Васильевна, я вам больше не нужен?

– Нет, Юр, спасибо.

– Ваше расписание на завтра.

Инна покосилась на хрусткий листок белой бумаги и перевела взгляд на помощника.

Эдакие нарочито «начальственные» штучки всегда ее раздражали. Она же не премьер-министр Великобритании, зачем ей расписание! Все свои дела она знает сама, кроме того, график ее жизни постоянно меняется – еще ни разу она не дожила день до конца в соответствии с расписанием, составленным Юрой.

Юра, как и Осип, был очень озабочен тем, чтобы ее статус «правильно соблюдался» – а заодно и его! Он – помощник «большого начальника», и он делал все, чтобы быть хорошим помощником.

Инна сложила расписание вчетверо и затолкала в сумочку. Даже из сумочки оно ее раздражало.

– Вы были великолепны, Инна Васильевна. Как всегда.

– Юр, я сто раз говорила, что расписание мне не нужно. Мне нужен только список запланированных встреч, которые нельзя отменить.

– Собственно, это и есть список…

– Собственно, это никакой не список! – Она выхватила расписание и вновь развернула. – Вот это что такое?

– Где, Инна Васильевна?

– Вот здесь. Это что написано?

Юра заглянул и старательно прочитал. С его точки зрения, все было правильно.

– М-м… Здесь написано – обед. Это для секретаря, чтобы вас лишний раз не беспокоили.

– Юра, у нас не бывает никаких обедов, уж вам ли об этом не знать! Почему тогда после обеда вы не написали – сон? Чтобы меня лишний раз не беспокоили?!

Юра пожал широкими плечами под коричневой итальянской дубленкой и улыбнулся доброй улыбкой. Он был франт, игрок, умница, специалист по подковерным делам, и Инне не хотелось с ним ссориться только потому, что Ястребов Александр Петрович сказал ей, что она с ним спит и чтобы в будущем ни на что не надеялась. Самодовольный, наглый мужлан, уверенный, что он сильнее всех на свете!

– Спокойной ночи, Инна Васильевна.

– До завтра, Юра. Не обижайтесь на меня! Опять добрая улыбка во все «шестьдесят четыре» зуба.

– Что вы!..

Он вдруг поцеловал ей руку, прямо поверх перчатки, и ушел в свою машину.

Осип, перегнувшись, открыл ей дверцу.

Они тронулись со стоянки как раз в ту секунду, когда на обледенелом крылечке показались первые каменные лица и бетонные тела.

Осип надавил на газ и пулей вылетел на тихую улицу, освещенную единственным фонарем – вот какой понятливый!

– Ты что такой мрачный, Осип Савельич?

– Эфир твой смотрел. Инна замерла.

– И что? Ты из-за эфира мрачный? Молчание, сопение, ночная дорога.

– Осип Савельич!

– Чего?..

– Что с тобой? Чем я тебе не угодила? Молчание, сопение и все такое.

Инна вздохнула. Вот наградил бог водителем! Беда просто. Но приставать не стала. Захочет – расскажет, нет – значит, пусть сам справляется со своими глубокими и трудными чувствами.

– Чего это ты… осторожность совсем потеряла, а?

– Что я потеряла?!

– Он тебе кто? Друг любезный, что ли? Чего ты с ним играешься? Он тебя раздавит, как… – Осип поискал слово, – как бабочку весеннюю!

Инна оценила деликатность – мог бы ведь сказать «муху навозную»!

Осип помолчал и снова начал:

– Ты чего? Воспитывать его решила при всем честном народе? На кой ляд он тебе сдался?! Ну, выставила ты его дураком, ну, все поняли, что он дурак, а дальше-то чего? Он тут губернаторствовать станет, а ты – прости-прощай работа?

Инна неожиданно и очень ясно осознала, что Осип… прав.