Королева - Карен Харпер

— Он старается, — прошептала в ответ Джейн, — но я блюду свою клятву и храню целомудрие.

— Для тебя же лучше и впредь так поступать! — воскликнул Том, а потом отступил от нее на шаг и повернулся ко мне.

«Каков лицемер, каков подлец!» — подумала я.

— Джейн, а Кэт Чамперноун говорила тебе, что мы с ней старые друзья, еще с тех пор, когда оба только-только появились при дворе?

— Нет, этого я не знала, — ответила Джейн, шутливо погрозив мне пальцем. — Милая Кэт, ты должна рассказать все-все о моем непослушном братце, — сказала она с улыбкой. — Ну, давай. А тебе, Том, надо смыть с себя дорожную пыль. Потом мы увидимся.

Ах, как он был галантен с дамами, даже с собственной сестрой. Со дня возвращения ко двору я не раз слышала, как та или иная смазливая фрейлина спрашивает Джейн, скоро ли воротится ее брат, и при этом томно вздыхает.

Джейн взяла меня за руку. Это было в ее манере — она всегда старалась прикоснуться к тем, кто ей нравился. Но я почувствовала, что вот-вот сердито оттолкну эту изящную нежную руку. Как смеет этот лживый Сеймур дразнить меня, после того как осмелился на меня наброситься, а потом рассказать Кромвелю и бог весть кому еще, будто это я упала к нему в объятия!

— Давай же, рассказывай, Кэт! — воскликнула Джейн и потянула меня подальше от остальных.

Она затащила меня в нишу и, без сомнения, ожидала, что я выложу ей все о своих отношениях с Томом. А может быть, подумалось мне, он специально все это подстроил, чтобы проверить, не выдам ли я, что он со мной сделал. Но тут мы с Джейн обе замерли, пораженные: в глубине ниши выглядывал из-за бархатных занавесей сам король. Не собиралась ли Джейн сделать меня невольной дуэньей на этом свидании, о котором они с королем заранее условились? Да нет, было заметно, что для нее это тоже полная неожиданность.

— Ах, ваше величество! — только и промолвила она, но сумела сделать изящный реверанс прежде, чем я опомнилась.

Мне стало ясно, что король наблюдал за нами, вероятно, подкарауливая Джейн.

— Мистрис Чамперноун, — проговорил он, сперва запечатлев долгий поцелуй на губах Джейн, а затем быстро поцеловав и меня, — как приятно снова видеть вас при дворе. Леди Брайан очень высоко отзывается о том, как вы служите нашей принцессе Елизавете.

— Я люблю принцессу, которая вполне достойна вашего величества. — Мне очень хотелось добавить: «Как и принцесса Мария», — но на это я не отважилась, пусть король и казался опьяненным любовью; он не отрывал взора от Джейн, меня же слушал вполуха.

— Вы можете подождать среди прочих фрейлин, — сказал он мне, продолжая пожирать Джейн горящими глазами, которые казались такими маленькими на его широком, пышущем здоровьем лице. — И никому не говорите о том, что я здесь.

Я еще раз присела в реверансе и покинула их. Что бы там ни приказал его величество, мне придется доложить королеве, что ее супруг преследует Джейн и пожелал остаться с ней наедине — иначе Анне сообщит об этом кто-нибудь другой. Я стала снова прогуливаться по галерее вместе с другими фрейлинами, когда вдруг услышала отчетливое шлепанье туфелек на пробковой подошве — в последнее время королеве очень нравилось носить такие. Да, это она приближалась к нам быстрым шагом — несомненно, сейчас она наткнется на короля и Джейн, укрывшихся в нише.

Мы все четверо повернулись в ту сторону, но только я знала, что Джейн в этой нише не одна. Я уже готова была закричать во всю глотку: «Ах, посмотрите, сударыни, сама королева идет к нам!» — и таким образом предупредить Джейн, но было уже слишком поздно. Тут же разразилась настоящая буря.

Анна заглянула в нишу и завизжала:

— Сейчас же встань с его колен, шлюха! Продажная тварь! — И, воздев кулаки, Анна, к всеобщему ужасу, устремилась внутрь.

Послышался громкий шлепок. Она ударила короля? Но вот выскочила из ниши Джейн, прижимая руку к щеке. Ее юбки были смяты, корсаж перекошен.

— Мадам! — загремел король. — Ступайте прочь!

— Я ношу вашего принца, а вы здесь волочитесь за кем попало! — вопила Анна. — Что ж удивляться тому, что я страдаю. Мне так вас не хватает!

Ругань. Вопли. Громоподобный голос его величества. Когда Джейн пробегала мимо нас, я поспешила вслед за ней, надеясь лишь, что она не помчится к своему проклятому братцу Тому.

В тот самый день, когда похоронили Екатерину Арагонскую, Анна (как сказал со значением ее родной дядя герцог Норфолка) «выкинула своего спасителя». Пятнадцатинедельный плод уже достаточно сформировался, чтобы можно было понять: это был мальчик. Анна винила короля за те удары, что пришлось вытерпеть ее сердцу и душе. Она горячо утверждала, что сильно переживала, когда король свалился без памяти на турнире, а ее здоровью был нанесен непоправимый удар, когда она увидела, как столь нежно любимый ею мужчина ласкает другую женщину.

Его же величество (как мне поведали Мэдж и Джоанна) ответил на это:

— Из-за вас, мадам, я потерял моего мальчика! Других сыновей от меня не ждите!

Еще леди Джоанна рассказала мне, что его величество объявил во всеуслышание: к женитьбе на Анне его принудили колдовством. В конце концов, у нее действительно была ведовская отметина — шестой пальчик на левой руке. Бог не давал им сына, и для Генриха это было достаточным доказательством того, что брак с Анной можно признать недействительным.

— Он объявил их брак недействительным? Да еще и заподозрил ее в колдовстве? — в ужасе переспросила я Джоанну. — Какие страшные, безумные обвинения!

— Мой лорд Энтони полагает, что королю не терпится отделаться от Анны, — прошептала Джоанна.

Прошло еще два месяца. Весь двор жил в страшном напряжении, и я спросила королеву, нельзя ли мне отправиться обратно в Хэтфилд — ухаживать за Елизаветой. Анна до боли сжала мне руку и, глядя куда-то мимо меня, прошептала, пока Марк Смитон в другом конце комнаты в бешеном темпе наигрывал какой-то танец:

— Пока что нет, пока нет. Я нуждаюсь в том, чтобы меня окружали верные люди.

Мне хотя бы удавалось избегать встреч с Томом Сеймуром. Король отправил Джейн в имение ее семьи — Вулф-холл в графстве Уилтшир, а Тому поручил сопровождать и охранять ее, поскольку Эдуард был нужен при дворе. «Вулф-холл[45], — подумала я. — Какое подходящее название для родового гнезда этого похотливого губошлепа, этого волка в овечьей шкуре». Но если Анна полагала, будто бы одержала победу, избавившись от присутствия Джейн, она заблуждалась. Король просто отослал свою любимую подальше от двора, чтобы уберечь от тех жутких событий, какие они с Кромвелем втайне подготавливали.

На традиционном первомайском турнире[46] в Гринвиче они подожгли заготовленную ими шутиху, и лишь тогда нам всем стало ясно, что смертельная ловушка для королевы готовилась уже давно. В тот день меня там не было: у меня началась бледная немочь, меня сильно тошнило[47].

(Размышляя обо всем этом много лет спустя, я пришла к выводу, что все вышло для меня к лучшему. С тех пор как Елизавета стала подростком, она, оставаясь наедине со мной, настойчиво расспрашивала о своей матери, и мне трудно было хоть что-то утаить. Но я не видела, как арестовали ее мать, а потому могла с чистой совестью не рассказывать ей о том ужасном дне. Что же до иных страшных событий, последовавших далее, я лгала моей милой девочке, будто меня и там не было, ибо невыносимо было рассказывать ей о тех вещах, в которые я оказалась посвящена.)

Анну арестовали на первомайском турнире и сразу же отправили на барке в Тауэр. Там ей предоставили не какую-нибудь жалкую камеру, а королевские апартаменты. Среди обвинений фигурировали колдовство, государственная измена и прелюбодеяние с четырьмя приближенными короля — да-да, он готов был без сожалений пожертвовать своими закадычными приятелями, — в том числе и с ее родным братом Джорджем, что влекло за собой также обвинение в кровосмесительстве.

У меня даже сейчас все внутри переворачивается, когда я вспоминаю обвинения, сформулированные чрезвычайно подробно: якобы Анна и Джордж вкладывали языки друг другу в рот по примеру развращенных французов и так далее, и тому подобное. Кромвель арестовал Марка Смитона и пытал его, пока тот не сознался в плотской связи с королевой. Остальные обвиняемые отрицали это до самой смерти. Поэта и сановника Томаса Уайетта тоже заключили в Тауэр, но явно только для допросов, поскольку обвинений против него так и не выдвинули. Я снова и снова вспоминала те стихи, которые он писал Анне за несколько лет до этого, и гадала, могла ли она взойти на его ложе или еще раньше на ложе Перси, однако не могла себе представить, чтобы она изменяла королю с кем-либо из обвиняемых.

Кровавые письмена на стене были явно начертаны рукой хитрого Кромвеля, но короля я винила больше, чем его. Только подумать, колдовство и ведовство! Анна вела себя неразумно и неосмотрительно, не подозревая об опасности, но я ни на мгновение не поверила ни единому слову самых тяжких обвинений. От них меня только рвало сильнее и дольше, пока я не ослабела настолько, что едва держалась на ногах.