Иль Догхр. Проклятие Эмира (СИ) - Ульяна Соболева

назад. Я похоронил дочь и я больше не перенесу еще одной могилы…И эти потери не сравнятся с теми смертями, которые я видел в своей жизни. С войнами, которые прошел и откуда вернулся еще более покалеченный, чем был. Когда умирает ребенок или молодая женщина у тебя на руках и вокруг нет войны, вокруг нет апокалипсиса, то апокалипсис случается в твоей душе.

Смерть снова выдохнула мне в лицо своим жутким смрадом и отравила меня диким страхом потерять. Необратимость, бессилие. Я ничего не могу сделать, я не могу что-либо изменить. Я никчемное существо, который не уберег своих дочерей и любимую женщину. Да! Любимую! Да! Я люблю ее! Я готов это признать прямо сейчас, когда держу ее руку в своей и смотрю на забинтованную голову и личико с кровоподтеками. Люблю до смерти, до отчаяния, до боли в костях. Люблю так, что кажется я могу вырвать свое собственное сердце и отдать ей.

Пока нес ее к машине, пока мчал в больницу она бредила, она плакала и звала маму, она стонала и просила прекратить боль, прекратить ее жизнь. Она спрашивала о ребенке. И ни разу не спросила обо мне. Плевать. Пусть не спрашивает. Я знаю. Что не нужен ей, знаю, что ненавидит, боится и никогда не полюбит, знаю, что лгала, когда говорила о любви. Но я готов сдохнуть за эту ложь. Я готов сдохнуть, чтобы услыхать ее снова.

Да, о том ребёнке которого я хотел убить, чтобы спасти ее и не спас. Его больше нет. Его забили ногами. Внутри ее тела убили моего малыша…Потеря за потерей, нескончаемая, кровавая боль. И я буду сидеть рядом с ней, потому что тогда смерть не сможет ее забрать. Я посмотрю на нее страшными глазами, я скручу ее шею и оторву ее голову-череп, но не дам унести мою девочку.

Я потерял счет времени. Мне казалось, оно не двигается. Мне казалось, эти часы кризиса, эти часы, когда она борется за свою жизнь, никогда не окончатся. Пусть тянется, пусть это время станет бесконечным лишь бы это не были последние минуты.

— Ей больно, доктор?

Вскакивал я и хватал врача за руку, заставлял посмотреть на меня усталыми глазами.

— Нет. Она спит и ничего не чувствует. Ее организм борется именно, потому что не ощущает боль ему легче справиться. Показатели пока не улучшились, но и хуже не стало.

Состояние стабильно тяжелое. И даже это уже победа.

Я кивнул, позволяя ему провести манипуляции вместе с медсестрой. Но не ушел. Я ни на секунду не оставлял ее палату. Я смотрел на мониторы, отсчитывал ее пульс, кривую сердечного ритма. Когда нужно было отойти ненадолго палату охраняли шесть человек, у врачей проверяли документы, любое действие записывалось на камеру. Я смертельно боялся, что не услежу и кто-то захочет у меня ее забрать. Умом понимал, что все это мелко, что тот, кто бил ногами, не придет в больницу…что толпа не ворвется в палату с вилами, но я должен был контролировать.

Моя ненависть к себе вышла на новый уровень. От бессилия, от обреченности от понимания, что Я, блядь, Я во всем виноват, хотелось биться головой о стены.

И это понимание, что моя любовь к ней…это даже не любовь. Это какая-то адская болезнь. Когда заражение произошло в первую же секунду и превратило меня в ее раба. Да, как бы я ни орал ей, что она моя сука, моя тряпка на самом деле псом и тряпкой был я сам. Когда плакал у себя в комнате, разглядывая свое жуткое лицо и понимая, что никогда она не посмотрит на меня с любовью.

Пусть все закончится, пусть она придет в себя, и я женюсь на ней. Женюсь и увезу отсюда в другое место. Куплю нам дом. Нет…куплю ЕЙ дом. Где она будет хозяйкой.

Глава 23

— Азим Ибн Сахим! Произнес он свое имя, а я стоял и смотрел, и не мог понять какого черта вообще происходит, потому что передо мной точная копия Рамиля. Его двойник. И этот человек поклонился мне и протянул руку для пожатия. Я не спешил этого делать. — И? Спросил, рассматривая гостя, оценивая его аккуратную одежду, ухоженные волосы, бороду. Нет, не роскошную и не богатую. Но чистую. Аккуратную. А это ценится намного выше. — Я близнец вашего сына Рамиля. — Я догадался. И? Хотя понять не мог какого черта и откуда взялся этот близнец. Когда моя жена родила мне сказали, что второй ребенок умер. Кому и зачем потребовалось мне врать? Сколько еще лжи меня окружает? Как часто я буду узнавать всякое дерьмо из прошлого и прощать ту, что все скрыла? — У вас был договор с моей семьей…Нет, я не пришел требовать, не пришел заявлять права. Все это время я жил в приемной семье и моя мать любила меня, потому что я был единственным сыном, но умирая она рассказала мне кто я… Да, у меня был договор с его семьей. Договор о том, что я принимаю свою супругу и того, кого она родит, я назову своим ребенком и дам ему свою фамилию. Именно так я и сделал. Я сдержал свое слово. И какого хрена теперь спустя столько лет ко мне является некто и называется еще одним приемным сыном? — Я не собираюсь сесть вам на шею. Я учился и много работал. Я знаю несколько видов борьбы, умею стрелять из любого оружия, я охранял людей и имею рекомендации. Я могу выполнять любые поручения. Самые грязные если хотите. — Устройся на работу, Азим. Всего лишь. — У меня никогда не было семьи. Только мать, которая работала прислугой в этом доме. Я пришел попросить дать мне шанс…Заслужить ваше доверие. Подвох точно есть. Я в этом уверен. Но вот так сходу понять, где он я не могу. Хотя очень хотелось бы. — Просто так пришел предложить свои услуги? В обмен на семью? Чего ты хочешь? Денег? — Тарелку супа, стакан воды и кусок хлеба. Взамен я стану вашим преданным слугой. Испытайте меня! — Где ты учился? Он назвал один из самых престижных университетов в стране. — Откуда были деньги? — Моей матери отдали меня вместе с чеком на большую сумму. Чтобы ей хватило растить меня и воспитывать. — Эти деньги закончились? — Да, господин. Испытайте меня. Дайте любую работу. Я все выполню. Он меня озадачил. С одной стороны, я мог послать его ко всем чертям, но уговор — это