Последняя крестьянка - Валентина Гусева

долго вспоминала — что же она должна еще сделать. Вроде бы все было подготовлено к отъезду, но осталось еще что-то. Важное. Но что? И вспомнила. Как я могла забыть, я же с березами не попрощалась. И пока гости, дочь с зятем, спали, Анна потихоньку оделась и вышла на крыльцо. Погода стояла не по-осеннему теплая, в высоком голубом небе светились в утреннем свете бело-розовые облачка. Анна глубоко вдохнула свежий утренний воздух, спустилась с крыльца. Зажмурилась от яркого восходящего солнца. Пройдя уже пустой огород и яблони, остановилась перед низкой изгородью. За ней стояли освещенные солнцем три высоченные красивые березы. Сняв верхнюю жердь, Анна перелезла через изгородь и оказалась под березами. Эти березы посадил ее Петр. Сажал в разное время по очереди в честь рождения детей. Родилась дочь Нина и за огородом на высоком склоне у ручья стала расти тонконогая, под стать дочери березка. Родилась Мария и вот рядом вторая березка зашелестела листочками. А еще через год — третья. Это в честь рождения Александры. И стоят березки в ряд над ручьем, а под ними скамеечка, на которой любила проводить время семья Анны — здесь и веники вязали и грибы, принесенные из леса, чистили, да и просто отдыхали теплым летним вечером. Анна подняла голову к уже начавшей желтеть кроне деревьев. — Березки — то стоят, — вздохнула она, — а вот дети разлетелись в разные стороны. Нина в областном центре обосновалась, семьей обзавелась, Марию же завез муж — сибиряк за Урал, туда и Александру перетянули, живут, сказывают, хорошо, но мать навещают редко. Анна по очереди прикоснулась щекой к прохладной гладкой коре берез, провела рукой по еще влажноватым от утренней росы стволам и, вздохнув, огляделась. Солнце уже оторвалось от леса и желтым золотом освещало окружающие, поросшие ивняком поля, опушку леса и деревню.

Ее, некогда большая деревня, состояла теперь из пяти жилых домов. Остальные стояли пустые. Горько было смотреть на их просевшие крыши, черные слепые окна, упавшие изгороди, заросшие бурьяном палисадники. Хозяева домов покинули их по-разному. Некоторые доживают остаток жизни у уехавших из деревни детей. Ну а другие, а их большинство, покоятся на кладбище, что совсем недалеко от деревни. И теперь в этом, казалось, забытом Богом уголке мира, под просторным высоким небом теплилась жизнь пяти одиноких старух. А сегодня одна из них — Анна тоже покидает родную деревню, уезжая к дочери в большой город.

Анна бы и не уехала, до недавнего времени она чувствовала себя достаточно крепкой и, несмотря на мучавшую ее одышку, весной одна вскопала и посадила огород. Правда, слышать стала плохо и, если нужно было пообщаться с дочерями, бежала к Настасье, что жила наискосок от ее дома. Та по мобильнику и передавала все просьбы и проблемы Анны. На уговоры дочери переехать к ней отвечала категорическим отказом: здесь родилась, здесь и помру. Но вот сразила ее под осень болезнь. То ли оттого, что собирая в лесу морошку, вымокла под дождем, или по какой другой причине, только слегла внезапно Анна и пролежала долгонько, думала, что уже и не встанет. Но выходили ее деревенские бабы, травами да заботами подлечили. Поднялась Анна, но все же ослабла сильно и после того, как упала во дворе, наклонившись за дровами, (в глазах потемнело), стала подумывать над предложением дочери. И что я тут одна буду зиму куковать, не лучше ли в тепле да у родной дочери. Да, пожалуй, и дров на зиму не хватит, зима-то уж больно холодная была, много сожгла.

Так рассуждала Анна за несколько дней до приезда дочери, греясь на вечернем солнышке на скамейке у палисадника.

Тут Настасья подошла. Настасья была крепкая, энергичная женщина, на здоровье не жаловалась, ходила по деревне чуть ли не бегом. Раньше колхозным бригадиром была. Уважали ее деревенские бабы. Чуть что случись, к кому за советом и помощью бежать — к Настасье. Вот и Анне потребовался сейчас совет Настасьи.

— Ехать тебе, Анна, к Нинке надо, там доживать, — сказала Настасья, — дров, говоришь, на зиму не хватит, печка разваливается, в голове кружение. Упадешь где-нибудь на огороде, кто тебя подымет. На меня не смотри — у меня сын рядом, навещает часто. Да и я, чуть что, до большака три километра протопаю, а там автобус в райцентр ходит. Я и у сына. А летом внуки у меня долго гостят. А ты поезжай.

Тут и Зинаида подошла, высокая костлявая старуха. Эту зиму она жила у дочери в городе. Правда, не долго. Уже к масленице вернулась домой. Устала, говорит, в скворечнике жить, к земле потянуло. Зинаида покачала головой на слова Настасьи:

— Не торопись, подумай, — сказала она Анне, — как бы не пожалеть. Деревенские мы, простор любим, в земле копаться любим, лес любим. С тоски в четырех стенах помрешь. А потом, всегда там гостьей будешь, не хозяйкой. Что скажут, то и будешь делать. Не привыкнешь ты к городской квартире. Это, скажут, не включай, это — не трогай, к этому не подходи, а к этому сама побоишься подойти. А дома ты сама себе хозяйка — что хочу то и ворочу. Так что крепко подумай.

Опираясь на палку, присеменила, согнувшись почти пополам, бабка Колиха. Еду Анниному коту принесла.

— А я бы поехала, да вот не к кому, — присаживаясь на скамейку, подала она голос.

Да, Анна знала, что не к кому бабке Колихе ехать. Муж с войны не пришел, а много лет назад ее единственного сына убили в праздник в пьяной драке в соседней деревне. Доживает одна в ветхой лачуге на краю деревни.

— Не реви, Анна, — сурово заключила Настасья, видя, как та стала прикладывать к глазам концы платка, вытирая слезы, — живешь здесь, только дочку мучаешь. Такую даль заставляешь сюда ездить.

Не могла не остановиться у дома Анны и шедшая за водой также одинокая Антонина. Подошла, поставила ведра, прислушалась к разговору.

— Поезжай, раз зовут, — согласилась с Настасьей Антонина, — я бы тоже уехала, да знаешь, какой у меня зять — пьяница, с дочкой плохо живут, квартира маленькая, из одной комнаты. На кой я им. Да и не гласят они меня. А у тебя зять хороший, не обидит. Поезжай.

Женщины разошлись, когда на небе высыпали звезды. Анна вошла в дом и, взволнованная разговором, долго ходила по комнате, стараясь унять встревоженное, гулко бьющееся сердце. — Поеду, — ложась спать, — решила она. — Поживу под конец в семье. А, главное, дочерям будет спокойнее.

Решить-то она решила, но