Последняя крестьянка - Валентина Гусева

— А потому что все, что выращивают колхозы, сдают государству. А колхозникам остаются пустые трудодни.

— Какие пустые?

— А ты видела, сколько мы этой осенью на трудодни зерна получили? Можно на это большой семье прожить? Вот послушай:

«Я работала в колхозе от солнышка до солнышка,

заработала за лето 53 зернышка…»

Так наша молодежь распевала. Смеется Катя, возражает:

— Но у нас же есть 30 соток, там картошка, овес, овощи разные…

— Вот за счет этой земли семья и держится, — говорит мать, — а за ней тоже уход нужен. Бывало, придешь с колхозного поля, с жатвы, еле ноги тащишь. Где бы отдохнуть, а надо идти свою картошку копать, огород прополоть, полить, корову подоить, сена на нее накосить. Да разве все перечислишь… Поэтому и вас с малолетства к труду приучали. Не простая работа в деревне. В деревне, сама видишь, люди работают много, а живут бедно. А потом еще — школа — далеко, магазин — далеко, больница еще дальше, церковь разбита, про Дом Культуры и не слышали. Кому такая жизнь понравится. Вот и бегут люди от нее, ищут, где получше, поинтереснее. Только не все находят.

Кое-как прожила Катерина осень. Ходила в лес за волнухами, на болото за клюквой. Свезла грибочков и ягод сыну. И сын приезжал, как всегда, привез книги, отремонтировал матери телефон, сам звонил и ее просил звонить почаще. А затем настала зима. Зимой Катя ложилась рано, запиралась на все крючки и запоры, просыпалась от лая собаки, от малейшего шума на улице. Вот и этой ночью ее разбудило громкое кудахтанье кур. Опять лиса, догадывается Катя. Она встает, включает свет и, надев валенки и накинув полушубок, с фонариком выходит на крыльцо. Да, следы на снегу свежие. «Опять пришла, негодяйка» — ворчит Катя. Но сейчас не достать ей кур. А вот летом… Нынешним летом ополовинила лиса выводок. Да еще петуха утащила. Видно, встал он на защиту своих кур вот и поплатился. «А как не держать птицу, — стоя на холодном крыльце, рассуждает Катя. Гости приедут, свежими яичками кормить буду. Вкус-то не тот, что у магазинных. Придется Лешу просить капкан поставить». С этими мыслями Катя снова ложится, но видно не уснуть ей больше, да и светает, пора затопить печь. И встает она ни свет ни заря, а с нею все четверо кошек вскакивают с дивана, трутся о ее ноги — надо кормить.

Зимняя жизнь Катерины так и проходит в поддержании тепла в доме да заботах о четырех кошках, собаке да курах. На телефонные звонки она отвечала, когда была трезвая. Но теперь это было далеко не всегда. Хоть и давала она сестре и сыну обещание не пить, все равно ставила бражку и в особо тоскливые минуты зачерпывала кружкой браги, брала кусок хлеба, садилась на кухне за стол и пила, разговаривая с кошками, то поругивая их, то похваливая. Затем включала телевизор, ложилась на диван и, комментируя события еле ворочающимся языком, впадала в тяжелый хмельной сон.

В такие дни вставала поздно, опохмелялась, выходила во двор. Проверяла — цел ли запор у калитки, кидала кусок хлеба скулящему голодному псу. Иногда выходила за ворота и с беспокойством осматривала снег — нет ли следов чужих.

Еще при жизни с матерью они побаивались не столько зверей, хотя кругом леса, сколько незнакомых людей, поэтому калитку держали всегда на крепком запоре и при стуке в ворота долго не открывали, переспрашивая, кому и зачем они нужны. Разные к ним стучались люди, то заготовители леса, то охотники, то грибники, а однажды постучались покупатели старинных икон. Да, были у них иконы и не только в переднем углу. Несколько икон хранилось в сундуке в кладовке. Это были иконы деревенских стариков, уехавших навсегда к своим детям. Старики не хотели оставлять иконы в пустых домах и со слезами несли их матери Кати. Верующая мать, конечно, не могла продать эти иконы, хотя они всегда нуждались в деньгах. В общем, иконы и деньги для крестьянской души Настасьи были понятия несовместимые, и она отказала покупателям, а за излишнюю настойчивость пригрозила спустить собаку. Вспоминая этот случай, Катерина вдруг подумала — а как бы сейчас поступила она, Катя, в такой же ситуации. И, ощутив в душе какое-то смущение, прошептала: «прости меня, мама…».

А зима все тянулась и тянулась. В зимние дни, когда особенно донимали Катерину невеселые мысли, она выходила из дома, расчищала дорогу к автобусной остановке, но автобус ходил не каждый день, и она пешком уходила в соседнюю деревню в магазин. Однажды в магазине она услышала страшную историю, повлиявшую на ее дальнейшую жизнь. По осени в одной из деревень, тоже из обезлюдевших, не выдержала одиночества и покончила с собой старая женщина, оставшись после смерти мужа во всей деревне одна. Родственников у нее не было. Катя содрогнулась. Ведь однажды и ей в минуту отчаяния в голову пришла мысль — а не свести ли ей счеты с жизнью, потому что разве это жизнь, жизнь в каком-то бесчеловечном вакууме. Не уйти ли ей из этой жизни? Но она тут же ужаснулась такой мысли. А сын, а сестра, а внуки? Как же они? Куда же они приедут летом, к кому? И как они отнесутся к моей слабости? Нет, сказала она тогда себе, я сильная. Я буду жить для них. Придет лето, нас будет много. И пока мы есть, моя деревня есть тоже. А добровольно ушедшую из жизни женщину осуждали потом люди. Да, говорят, не деревенская она была, из города взята, слабая. Где вы слышали, чтобы деревенская с собой такое сотворила. Не было такого. И Катерина тоже никогда не слышала подобных страшных историй. В эту ночь ей снова снилось лето, снилась ее семья.

Прошло несколько лет.

На взгорке, где стоял один жилой дом, и несколько брошенных, остановился автобус. Двери автобуса открылись, и из него вышла женщина. Она взвалила на плечо тяжелую котомку, покачнулась, но удержалась на ногах и не торопясь пошла к одиноко стоящему дому. Пассажиры автобуса молча провожали ее глазами. Старушка на переднем сидении шепча молитву, осеняла ее крестом.

Шофер дождался, когда женщина откроет калитку, и поехал дальше.

— Последняя крестьянка, — задумчиво сказал кто-то.

Автобус спустился к лесу, и Катина деревня скрылась за поворотом…

Декабрь 2015 г.

Осенний день

В

этот осенний сентябрьский день бабка Анна навсегда покидала свою деревню. Рано утром после тревожной бессонной ночи она открыла глаза и