Хозяин Фалконхерста - Кайл Онстотт

Хаммонд и Драмжер дружно ненавидели обязательные посещения Французской оперы, на которых настаивала Августа. Собственно, Хаммонд легко расправлялся с оперой: во время представления он дремал на неудобном стульчике, и его не могло побеспокоить даже высокое сопрано. Зато для Драмжера, стоявшего в глубине ложи то на одной, то на другой ноге, бесконечный спектакль превращался в пытку. Августа не пропускала ни одного спектакля, Хаммонд же делал все, чтобы уклониться от нелюбимого времяпрепровождения. В этом Драмжер помогал ему и даже выступал в роли подстрекателя, придумывая отговорки, когда у хозяина иссякал их запас.

Скажем, однажды Драмжер сообщил в присутствии Августы и Софи, что, по словам Брута, в бараке для рабов срочно требуется присутствие Хаммонда. Тот, смекнув, в чем дело, сказал дамам, что в таком случае он не сможет сопровождать их в Оперу. Аякс отвезет их туда в коляске, а Джубал останется в гостинице с детьми. Он сожалел, что не сможет составить им компанию; впрочем, сразу после их отъезда он подмигнул Драмжеру и велел ему собираться. Зная, что сообщение Брута — выдумка слуги, он тем не менее решил воспользоваться случаем и лишний раз наведаться в барак. Добравшись в наемном фиакре до места, Хаммонд провел там немало времени, обсуждая с Брутом здоровье принадлежащего ему поголовья и его нужды, пока рабам не настало время ложиться спать. Остаток вечера хозяину предстояло провести в праздности.

Даже в молодые годы Хаммонд не проявлял интереса к публичным домам Нового Орлеана, а теперь и подавно. Он никогда не желал другой белой женщины, кроме своей жены, а вкус к цветным телам полностью удовлетворял на плантации. Однако сейчас ему предстояло убить целый вечер, поэтому, сопровождаемый Драмжером, соблюдающим положенную дистанцию в два шага, он отправился обратно в отель пешком, наблюдая по пути сценки из городской жизни. Когда они достигли Джексон-сквер, было уже почти совсем темно, однако возвращаться в отель все равно было рановато, поэтому Хаммонд свернул налево и, пройдя по галереям Понталба-Билдингз, вышел на Бурбон-стрит, где устремился к бару «Оулд Абсент Хауз». Навстречу ему по улице продвигался фонарщик с фитилем в одной руке и лесенкой в другой. Пятен желтого света становилось все больше, и с ними улица как бы пробуждалась ото сна. В баре Хаммонд направился к длинной мраморной стойке, указав Драмжеру на деревянную скамью у дальней стены, где дожидались хозяев цветные слуги. Бар был почти пуст, поэтому и слуг на скамье сидело всего двое. Оба были разодеты еще более броско, чем Драмжер, зато он превосходил их своей незаурядной внешностью. На слугах были диковинные белые пиджаки в красную полоску и белые панталоны, в мочках ушей, поблескивая из-под черных локонов, висели золотые серьги. Судя по всему, они были добрыми знакомыми, так как переговаривались умильным шепотом. При появлении Драмжера они с ворчанием подвинулись, уступая ему место, а потом, осмотрев с ног до головы, стали бесстыдно обсуждать его внешность, посматривая на него из-под длинных ресниц. Он решил игнорировать их, гнушаясь их кокетства.

У стойки было трое клиентов: два франта в объемных пиджаках, цилиндрических брючках и расшитых золотом жилетах небрежно переговаривались с пожилым господином, одетым просто, но не бедно.

Хаммонд подозвал одного из двух барменов и заказал свой любимый напиток — горячий пунш. Бармен удивленно взглянул на нового клиента — в Новом Орлеане редко кто предпочитал горячие напитки, но, узнав хозяина Фалконхерста, поспешил исполнить заказ. Тем временем Хаммонд с интересом прислушался к беседе трех мужчин.

— В Новом Орлеане нынче не стало настоящих бойцовых негров, — доказывал пожилой. — В свое время процветали настоящие негритянские бои. А теперешние — просто бойня. «Убей, или убьют тебя» — вот и весь сказ. Лучше уж вручить соперникам по бритве, чтобы они разделали друг друга на кусочки, если зрителям так хочется крови. Нет, лет тридцать-сорок назад все было по-другому. Тогда были настойщие бойцы!

Один из молодых собеседников приподнял ухоженную руку с унизанными перстнями пальцами.

— Вы говорите точь-в-точь как мой папаша, доктор Мастерсон! Он тоже твердит, что в наши дни негритянские бои — пустая трата времени и денег. Я сам за последние три месяца лишился трех бойцов. Теперь отец говорит, что не даст мне больше ни одного, чтобы я не изводил хороших негров на дурацкие бои.

— А я потерял двух! — подхватил третий, манерно пригубив холодный напиток из рюмки. — За одного из них я отвалил три тысячи долларов, а он не продержался и десяти минут. Противник сломал ему обе ноги, а потом задушил. Но ничего, я прослышал еще об одном, который завелся в Ричмонде. Подумываю, не привезти ли его сюда на пароходе. Таких здесь еще не видывали!

Пожилой покачал головой, вспоминая былое.

— Величайший из всех бойцовый ниггер жил прямо здесь, в Новом Орлеане. Звали его Драм. Он принадлежал старой мадам Аликс, содержательнице публичного дома на Дюмэн-стрит. Таких, как он, я в жизни не видел! Он не проиграл ни одного боя, а погиб в уличной драке. Говорят, с ним сумел сладить только добрый десяток противников. — Рассказчик взглянул на Хаммонда, словно приглашая его принять участие в разговоре. — Мы с вами, сэр, — люди примерно одного возраста. — Он учтиво поклонился. — Вы не слыхали об этом Драме?

Хаммонд положил на стойку несколько монет, оплатив только что поданный барменом пунш, и кивнул.

— Слыхал ли я о Драме? Конечно, слыхал, но в деле не видел. Жаль! Говорят, он был лучшим бойцом на всем Юге.

— Что там на Юге — в целом свете! — согласился пожилой. — Вот кто был настойщим бойцом, а не заурядным убийцей.

Он вгляделся в лицо Хаммонда, поджал губы и закивал. Немного помявшись, он протянул руку.

— Не подсказывайте мне, сэр, я сам вспомню! Сейчас, сейчас… Я вас, конечно, знаю. Не подсказывайте! Память уже не та, но все же… — Он хлопнул ладонью по стойке. — Вспомнил! Вы — мистер Максвелл из Фалконхерста. Я неоднократно посещал ваши аукционы.

Хаммонд улыбнулся и поклонился.

— А вас я прошу помочь мне, сэр.

— Доктор Мастерсон, житель этого города. Раньше я был компаньоном старого доктора Робертса, а после его смерти получил его практику. — Он побарабанил пальцами по стойке, разглядывая Хаммонда. — Фалконхерст, Фалконхерст! Теперь вспомнил! Как вам не помнить Драма! Ведь вы купили у мадам Аликс его сына.

Один из молодых щеголей отставил рюмку и протянул Хаммонду руку.

— Мой отец хорошо знаком с вами, мистер Максвелл. Его зовут Жан Брулатур из Шантильи. Я — его сын Пьер.

— У нас тоже живут несколько ваших питомцев, мистер Максвелл, — сказал второй молодой человек. — Разрешите представиться: Жорж Мишель из Хай Пойнт.

Хаммонд подал ему руку, но вопрос адресовал доктору:

— У вас крепкая память, доктор! Откуда вам известно, что я купил Драмсона?

— Я был врачом мадам Аликс, пока она не скончалась. Прежде она была пациенткой доктора Робертса, так что вы будете правы, если скажете, что она досталась мне в наследство. После ее смерти заведение закрылось, и я купил женщину Драма, Калинду, с ее новым мужчиной, Блэзом, и их дочерью Доротеей. Доротея родила малышку Кандейс. Мы называем ее Кэнди.

Хаммонд понимающе улыбнулся, не спеша поднял рюмку и попробовал пунш. Потом, обернувшись, крикнул:

— Пойди-ка сюда, Драмжер!

Драмжер подпрыгнул и заторопился к стойке, где застыл в ожидании следующего хозяйского приказания.

— Повернись-ка лицом к свету, чтобы эти господа могли как следует тебя разглядеть!

— Симпатичный у вас бой, мистер Максвелл, — проговорил доктор Мастерсон, изучая Драмжера. — Впрочем, чему же удивляться: ведь в вашем распоряжении все поголовье Фалконхерста!

— Бой продается? — осведомился Брулатур, отбросив напускную вялость. — Я бы с удовольствием приобрел его, мистер Максвелл. Назовите вашу цену! Он еще молод, но сложен, как отменный боец.

— Что верно, то верно, — согласился Хаммонд. — Могучий самец. Сожалею, но он не продается.

— Хотелось бы осмотреть его раздетым. — Мишель облизнул и без того мокрые губы. — Нечасто приходится наблюдать таких молодцов! Ему, наверное, не больше шестнадцати-семнадцати лет?

— Около того. — Хаммонд жестом остановил Драмжера, уже собравшегося расстегнуть ворот рубашки. — Я бы с радостью исполнил вашу просьбу, мистер Мишель, и велел бою раздеться, но мы находимся в слишком людном месте. Лучше я попрошу доктора Мастерсона посмотреть на него внимательно. — Он повернулся к доктору. — Вы сказали, что помните Драма. Так скажите, не находите ли вы сходства между Драмом и этим боем?

— Кажется, он покрупнее — выше и шире в плечах, к тому же темнее, но… — Подойдя к Драмжеру поближе, он нацепил очки в стальной оправе. — Да, мистер Максвелл, этот бой — вылитый Драм. Разве что в нем больше негритянского, но он унаследовал красоту Драма.