Магия в крови - Илья Новак

— Со мной, — пробормотал Хашик. — Лучше со мной, мальчик.

— Тогда проведите меня в соседнюю комнату, я хочу взглянуть на ваши настойки.

Глава 7

В конце концов, Дук не стал платить за них — пожалел денег — и предложил натуральный обмен. Жалкое подобие былого достоинства проснулось в Хашике после того, как Дук сказал, что может каждый вечер приносить ему бутыль ягодной настойки — не такую вместительную, как сегодняшняя, но все же достаточную для того, чтобы лекарь чувствовал себя счастливым, — в обмен на некоторую часть содержимого полок из задней комнаты. Старик задрал подбородок так, что борода встопорщилась, погрозил Жиото пальцем и назвал его «греховным мальчуганом». Пусть мальчик приносит емкости каждый вечер, но отдавать за них настойки травницы Хашик не намерен. Да, не намерен. С этими словами старик животом вытолкнул Дука из комнаты, заявив, что уже поздно и пора спать.

Покидая пристройку, Дук успел все внимательно осмотреть. В сырой хибаре лекаря стоял спертый плесневелый дух. Мебель колченогая, у пары сундуков в углу недоставало крышек, часть полок на стенах просела. В двери замок гноморобской работы — сломанный. Жиото постарался запомнить, где что стоит. На замок он обратил особое внимание. Вообще, как выяснилось, Хашик обитал в пристройке не так давно — раньше жил в паласе, но его оттуда выселили. «Происки старой карги и управляющего!» — с обидой в голосе объявил лекарь, хотя Дук решил, что причина иная. Господам, в конце концов, надоело пьянство Хашика.

Начинало темнеть, Дук проголодался и устал. Хотелось хлебнуть «травяной крови», но не ползти же на чердак башни в полутьме. Он вернулся на кухню, где Хлоя терла тряпкой посуду в лохани с грязной водой. Женщина успела лишь повернуться к нему и открыть рот, как появилась Бруна и стала бранить дочь. Они принялись ругаться визгливыми голосами, но Дук перебил их, объявив, что хочет есть. Бруна ответила в том смысле, что Дук сегодня ужин не заработал, потому что шлялся неизвестно где и неизвестно чем был занят, но все же позволила Хлое принести чугунок с остывшей похлебкой и хлеб. Пока он ел, а она мыла миски и чашки, ключница из кухни не выходила.

— Теперича спать пошел, — сказала она, когда Жиото закончил. — У нас ложатся, как стемнеет, понял? Завтра с ранья я тебя точно к работе приставлю...

— Мамаша, завтра ж все на похороны пойдут, — возразила Хлоя.

— А ты молчи, дура! — окрысилась ключница.

В просторной комнате позади кухни на полу, завернувшись в одеяла и облезлые тулупы, спали несколько слуг. Кто-то храпел, кто-то бормотал во сне. Когда Дук вошел, лежащий у стены Бард Бреси высунул голову из-под красного кафтана и поманил Жиото; Тот сел рядом, прислонился к стене.

— Я госпожу Лару видел, — прошептал Бреси. — Говорил с ней.

— И как она?

— Грустная. Боюсь, обижают ее другие господа.

— Ну, Вач-то не даст госпожу в обиду.

— Они на улицу как раз вышли. А когда назад пошли, монахи стали в дверях и Вача не пущают. Говорят — ты спать должен снаружи, где и другие слуги. Он же под дверью у госпожи Лары ночевал.

— И что вышло? — заинтересовался Жиото.

— Да что вышло... Он топор свой достал и попер на них. Там же и господа Ивар с Мелоном. Они, думаю, монахам и приказали... Ну вот, а госпожа Вача остановила и давай на господ кричать: он меня охраняет, а ежели не хотите, чтоб он внутри был, так и я снаружи останусь. Буду во дворе ночевать или в конюшне. А тут ведь дворовые вокруг, и еще как раз из селения двое крестьян приехали, стоят — смотрят. Ну, господа, конечно, не могли позволить такого, сказали монахам, те расступились, впустили Вача.

Дук обдумал все это. Надо было спешить — для чего господам не пускать толстого внутрь? Ясно, для чего...

— А я умаялся на той конюшне, — пожаловался вагант. — Я ж непривычен к такой работе.

— Давай спать, — Дук отошел от Барда, лег на пол. Вагант покрутился еще немного, да и заснул. Жиото лежал, пялясь в потолок. Бреси во сне стал ворочаться и что-то жалобно бормотать. Далеко внизу, в селении, залаяла собака. Приоткрылась дверь, всунувшаяся в комнату Хлоя поманила Дука. Он отвел от нее взгляд и закрыл глаза. Некоторое время было тихо, потом Хлоя шикнула раз, второй, привлекая внимание, а после донесся призывный шепот:

— Господин!

Дук, сморщившись, приподнял голову, глянул на Хлою и повел плечами.

— Господин!

Он мотнул головой, показывая, что вставать и любезничать на кухне сейчас не намерен.

— Господин! — в третий раз повторила Хлоя.

Поднявшись, он шагнул к двери, дочь ключницы ухватила его за воротник и рывком вытянула из комнаты.

— Что это вы не идете, господин? — спросила она, наваливаясь на Дука и прижимая к стене. — Я ужо вас зову, зову...

— Я, госпожа, устал, — ответствовал он. — И желаю спать, а вы мне мешаете. Что вы хотите от меня на этот раз?

— Так как же, плащ вам хочу отдать... — удивилась дочь ключницы. — Вы же, когда мы на конюшне беседовали, сами плащ просили, да чтоб длинный и широкий. Я и тряпочку с веревочкой пришила, чтоб на морду накидывать, как вы говорили, господин, и залатала на локте, он там протерся.

— Так что ж вы стоите тут? Где плащ? Несите его сюда немедля.

Хлоя отомкнула кладовку и вытащила темный шерстяной плащ изрядных размеров. Жиото схватил его, рассмотрел со всех сторон, накинул на плечи, оглядел себя, просунул руки в рукава и стянул шнурки на груди. Нижний край плаща подметал пол, а рукава висели так, что даже если Жиото распрямлял пальцы, кончиков их видно не было. В капюшоне голова его просто-таки утонула, ну а маска...

— Вы не могли получше тряпочку выбрать? — недовольно сказал он, принюхиваясь. — Чем это, госпожа, воняет? Откуда запах?

Хлоя, с любопытством наблюдавшая за ним, сказала:

— Какой запах? Не чуяла я никакого запаха, когда пришивала.

— Это вы оттого не чуяли, что у вас, верно, как начали пришивать, сразу нюх и отшибло, так оно воняет. — Он поднял руку и пощупал материю у своего лица. — И что за материал такой чудной?

— Да что же в нем чудного, господин? Странное вы говорите. Холстина от мешков, куда репу на зиму кладут. Я в сарае нашла.

— Не репой воняет, а...

— Так она сгнила, — пояснила Хлоя. — Потому мешок в сарае, а не в подполе. Туда, господин, мыши лазали и, думаю, серили на него.

Дук хотел было плюнуть, но сдержался. Дыша ртом — от кисло-гнилого запаха свербело в ноздрях, — обвязал веревочку, что была пришита к маске, вокруг капюшона, прижав его таким манером к голове. Теперь он был сокрыт материей со всех сторон. Дук вслепую походил по кухне, повертелся, развязал веревочку, откинул капюшон, опять надел. Удобно, только воняет и чихать охота. Он чихнул, снял плащ и спросил: