сказка - Катарина Валентэ

Суббота вежливо отвернулся; своё удивительное воспитание он не утратил за дни лишений, (при этом помнил лишь каждый третий свой вдох). И еще он очень хотел помочь.

-Ну конечно. Ты прав, сюда приближаются лисапеды. – произнес он смиренно, как будто соглашаясь с прозвучавшим предположением. Его природная застенчивость мешала ему заявлять о чем-то открыто, и он то и дело окутывал это странными, но безопасными словами.

-Надо же, какое смешное и старомодное слово, - воскликнула Сентябрь. Она непроизвольно схватилась за рукоятку Ложки, висевшей на поясе жакета, - всякий раз простой контакт с нею давал девочке ощущение уверенности в себе. – Это ведь означает «велосипед». – Глядя, как Суббота переминается с ноги на ногу, она с удивлением обнаружила, что не только она одна так не уверена в окружающем мире. - Я вовсе не думала сказать, что ты не знал об этом.

-А, велосипеды! – воскликнул Дол. – Слово из моей части алфавита! Сейчас самый разгар лета, Сентябрь, а это означает, что велосипеды набрали хороший ход! А это означает у нас есть шанс прокатиться с ветерком!

Сентябрь разочарованно поглядела на свой расковырянный скипетр, беспомощно болтавшийся на цепи Вивертеки, и сказала:

-Я боюсь у меня не хватит достаточно рубинов, чтобы купить нам двоим по велосипеду.

-О, да при чем здесь «купить»! Мы их поймаем, Сентябрь! Велосипеды стадами…

-Эскадрильями.

-Да, Суббота, эскадрильями. Как бы то ни было, велосипеды мигрируют в Провинции через луга к востоку от города, и если нам повезет, и мы успеем туда, и у нас будет под рукой крепкая веревка, то они однозначно нас подбросят! Может до конца, а может, и нет. Но это очень тяжелое испытание, - заарканить такое дикое чудовище. Одного вполне, я думаю, хватит, - я побегу за вами следом и очень постараюсь не отстать на много. Даже не спорь, - ведь даже на самом могучем буйволе верхом я буду смотреться глупо и нелепо. Так что вперед, в дорогу прямо сию секунду! Упустить их стало бы грандиозным разочарованием.

-Сентябрь, - взмолился Суббота, - Мне нужно поесть. Если я не поем, то скоро рухну и больше не поднимусь. – Широкие темные глаза ультрамаринового мальчика померкли еще больше.

-Ох, ну где же моя деликатность! – сокрушилась девочка. Ей тут же стало ясно, что и она сама очень голодна, (просто не замечала этого за чередой ярких и волнующих событий).

Совсем не раздумывая о последствиях, Сентябрь расплатилась маленькими рубинами в ближайшей закусочной, которая называлась «Лягушонка и Коробченка». Столики, стулья и даже стены внутри были обиты черным, как вдовий траур, сукном, а молочно желтый свет от шелковых канделябров, падая на плечи Субботы, придавал им такой же черный оттенок, что и у потолка.

-Мне соли, - огорченно прошептал мальчик, - Я буду соль и камни.

-Ты этим питаешься? – наморщив нос, переспросила Сентябрь.

-Таков рацион моря. – ответил смутившийся Суббота. – Никакая другая еда меня просто не насытит. Но когда я не голоден и хорошо себя чувствую, я с удовольствием составлю тебе компанию на гусиные лапки и заварной пирог с боярышником.

-Я не хотела оскорбить твои чувства! Не унывай, пожалуйста! Тем более, мне тоже вряд ли удастся здесь чем-нибудь перекусить. Ведь вся еда здесь Волшебная. До этого момента я предусмотрительно отказывалась от нее, (и думаю, себе во благо, всё-таки) так что и здесь не стану делать исключения.

Отадолэ открыл было рот, - видимо собираясь прокомментировать и «Волшебная» (начинавшуюся на «в») и «Еда» (на «е»), - но в итоге не произнес ни слова. Сентябрь купила себе стакан чистой воды и пыталась затопить ею сердитое урчание желудка, - который реагировал так, взирая на сидящего рядом за столиком Отадолэ, сметавшего редиску с трех тарелок, и запивавшего из большого кувшина колодезной замшелой водою. Суббота вгрызался в голубоватый галечный камень и изящно облизывал крупный кристалл соли. В одно из мгновений он даже предложил кусочек Сентябрь, но девочка вежливо отказалась:

-У меня довольно щепетильное пищеварение. С камнем оно точно не справится.

Рядом с их столиком, держа на плечах поднос с едой, прошла официантка, вероятно из гномов. Увидев корзиночку с со сладким пористым хлебом и пятнистыми утиными яйцами, а также блюдо с нанизанными на шпажки, словно фондю, зефиринками, Сентябрь залпом осушила стакан и быстро отвернулась в сторону. Наконец, разделавшись с закусками, путники отправились к переправе через Ячметлицу, - где голодная, но довольная своей стойкостью Сентябрь отдала остатки драгоценных камней из скипетра за проезд на пароме, который в этот раз был гораздо меньше и изысканней. На противоположный берег реки они добрались без происшествий, под мерный плеск огромного колеса, который вращали старички, крутившие педали.

-Так грустно уезжать, - пробормотала печально Сентябрь, сойдя на берег и взглянув назад на сияющие пики и шпили Пандемониума, - Мы ведь только приехали. Жаль, что не получилось получше узнать Пандемониум!

Связав рукава узлом, Сентябрь закрепила на бронзовой цепи Вивертеки свой зеленый жакет. Где-то невдалеке уже слышалось громыхание и грохотание; так уж устроены уши особей, имеющих пару ног, брови и нос, что звуки стенаний тех, кто сложен из швов, пуговичных петелек и лацканов, ими абсолютно не различимы. Беззвучно оцепеневший жакет продолжал рыдать, но Сентябрь лишь вглядывалась вдаль, пытаясь различить источник шума. Луг, заросший густой яркой травой, раскинулся на много миль вокруг. Собственно, не будь он таким зеленым, она назвала бы это место «пустырем» - потому что здесь не было ни одного деревца и ни одного цветка.

-Не забывай, что они высокие, быстрые и с норовом! Многие из тех, кто рассчитывал прокатиться на них, были сброшены и затоптаны до полусмерти. Хотя некоторым избежать смерти и вовсе не удалось, - беспокойным голосом сказал Отадолэ.

Шум, нарастая, приближался. Вивертека вытянул одну ногу чуть вперед и уперся огромной трехпалой ступней в мягкую землю.

Пояс от жакета Сентябрь двойным узлом закрепила на рукоятке Ложки. На лучшее абордажное снаряжение денег не осталось, но она всегда чувствовала себя дочерью своей матери, - так, что всё, к чему бы она ни прикладывала руки, безотказно срабатывало. Был день, когда вдвоем они до вечера чинили поломанный авто Мистера Альберта, зато после этого Сентябрь уже никогда не отправлялась в школу пешком. Как бы ни приятно было девочке наблюдать за тем, как, перемазавшись в смазке, мама копается в моторе, такого времяпровождения было у нее мало: мама со всеми подробностями показывала, как функционирует сцепление, и где что нужно подтянуть, а где ослабить. От такого количества информации, которую надо было запомнить, Сентябрь к вечеру просто валилась с ног, - но главное, что автомобиль, кашлянув, заворчал так, как и положено автомобилю. И что немало важно еще, Сентябрь понравилось учиться. Ей нравилось узнавать вещи, не взирая на грязь или трудность; и конечно нравилось время от времени вспоминать в связи с этим маму, особенно если ее не оказывалось рядом. Стоит ли говорить, что тот узел, который завязала девочка из пояса жакета, был добротен и туг, - а сам пояс, (будучи частью жакета) уже приготовился перенести возможно тяжелейшие мгновения своего существования с солдатской стойкостью и дисциплиной. Суббота наблюдал за этими приготовлениями с неподдельным интересом, но под руку с вопросами не лез.

Протяжный и громкий, словно выдутый из рога, звук заполнил долину, и множество коротких и звонких переливов раздались ему в ответ.

-Они приближаются! – восторженно кричал Дол, от нетерпения хлопая крылышками и громыхая цепью, - хотя говорить такое оказалось излишне, потому что как только звук рога донесся до ушей Сентябрь и Субботы, тут же перед их глазами, окруженная большущим облаком земляной пыли, промчалась эскадрилья лисапедов. Они выглядели как старомодные модели велосипедов: с огромным передним колесом и маленьким задним (с тем лишь исключением, что маленькое колесо было на самом деле немного выше Субботы), с высоко поднятым седлом, обитым бархатом самых различных цветовых оттенков. Их шины были пятнисты, как шкура гиены, а спицы блистали на открытом равнинном солнце.

-Хватайся за меня, Суббота! – крикнула Сентябрь.

Вот перед ними мелькнул огромный обруч колеса очередного лисапеда, и девочка, сильно размахнувшись, швырнула вперед Ложку. Она летела далеко, совершенно не сбиваясь с пути, а пояс, желая продемонстрировать преданность своей хозяйке, растягивался всё больше; когда же он запутался в спицах, Сентябрь, крепко державшая свободный конец, взмыла в воздух. Суббота, обхвативший девочку, зажмурил глаза. Она же наоборот, весело загоготала, - даже не смотря на то, что несоответствие между ростом и тяжелым весом мальчика неприятно поразило ее. Тем не менее их поднимало всё выше и всё ближе к седлу. Когда черно-оранжевая обивка седла оказалась почти перед самым носом, Сентябрь резко вытянула руку, - но схватиться удалось лишь за медные амортизационные пружины. И тут же следом она со всего размаху ударилась коленками о крутящиеся шины, разодрав их до крови. Боль была резкая и обжигающая,- но она не выпустила сидения из рук.