Танки генерала Брусилова - Анатолий Матвиенко

В качестве завершающего акта пхеньенской драмы от мощного взрыва в реку рухнул средний пролет моста через Тэндоган. Хоть в этом японцы сказали свое последнее веское слово.

Прибыл вестовой от Владивостокского десанта. В Вонсане японские коммерсанты получили ранее от корейского правительства большой кусок земли у побережья, построили там склады, конторы, дома. Японский гарнизон занял оборону вокруг их владений. Когда потери напавших превысили сотню, командующий запросил помощи с прикрывавших высадку крейсеров владивостокского отряда. Японскую факторию корабельные семидюймовки перемололи в кашу. За годы после победы в первой войне с Китаем самураи настолько привыкли считать Корейский полуостров своим, что готовы защищать его до последнего. Сейчас Корея перерезана поперек русским десантом, создавшим плацдарм для наступления на юг. А японцы срочно наращивают силы на юге, чтобы очистить страну от конкурентов. Помешать им может только Тихоокеанский флот.

Глава седьмая

– Слышу множественные шумы надводных кораблей! – поступил доклад акустика.

Командир торпедной подводной лодки «Мако» лейтенант Василий Федотович Дудкин приник к перископу. Ничего не видать. Волны в заливе Чемульпо зимой вздымаются футов на шесть, а то и выше.

Третьи сутки войны. Подводные лодки Порт-Артурского отряда вышли в море в полном составе. Сравнительно старые, с паровым двигателем надводного хода и вспомогательным дизелем Нобеля брошены Макаровым на патрулирование и охрану подступов к Ляодунскому полуострову. Новые корабли с двигателем Тринклера, экономичным и мощным, обладают куда большим радиусом действия, нежели их пародизельные предшественницы, при меньшем надводном водоизмещении – всего 770 тонн, и 870 под водой.[7]

Лодок, подобных «Мако», четыре в Порт-Артуре и три во Владивостоке, остальные в постройке или двигаются по железной дороге в разобранном состоянии. От них зависит – быть ли японским подкреплениям в Корее, а десанту в Маньчжурии.

Самый удобный порт для приема японских войск на войну с русскими, занимающими север полуострова, расположен в Чемульпо, в устье реки Ханган. Порты Пусан и Масан на южном берегу безопаснее и дальше от русских баз, но удлиняется путь на север.

На счету «Мако» двадцать тысяч тоннажа японских сухогрузов, когда она, сменив флаг на британский и имя на «Рейнджер», несколько раз атаковала врага в районе Шанхая. Дудкин из командиров был формально переведен в старпомы, а главным столь же формально назначен сэр Уильям Стаффорд, слишком близко к сердцу принявший руководящую роль и пробовавший командовать экипажем. В результате его неумелых распоряжений лодка в последнем бою попала под глубинные бомбы эсминца и получила тяжелые повреждения. Русский лейтенант отстранил капитана, с трудом вывел едва управляемый корабль из зоны обстрела и на честном слове притащил его в Порт-Артур. Нелестный рапорт о профессиональной неспособности джентльмена к подводной службе оказался одним из поводов ухудшения отношений меж Россией и Британией. Другим был демарш Врангеля, но, кроме них, случилась и масса других недоразумений.

Узкое горло залива помогает преодолеть главную трудность поиска целей для подлодки на безбрежном морском просторе. Достаточно занять позицию милях в двадцати пяти от порта, и ни одно надводное судно, тем более отряд незамеченным не проскочит. Обратная сторона медали – мели и скалы. Глубоко не нырнуть, укрываясь слоем воды от разрывов снарядов, не спрятать в ее толще шум винтов. Лодка даже под перископом нуждается в глубине большей, чем эсминец, не говоря о погружении на сотни футов. И труднее определяться под водой в сложном рельефе залива, лоция которого сплошь усеяна значками опасностей.

Следующая трудность в работе группой. Под водой не поднимешь сигнальный флаг на стеньгу. Можно всплыть и сигналить прожектором, но тогда корабль слишком заметен противнику. Остается последний способ – подводный колокол, надежное средство передать сигнал на несколько кабельтовых, но со слишком бедным языком сигналов.

– Передать на «Окунь» – атакуем конвой. Передать на «Скат» – приступить к установке заграждения.

Где-то в полумиле паровая подводная лодка глушит топку, прячет трубы и начинает движение поперек фарватера. Из двух минных аппаратов, выходящих за корму, высыпаются рогатые шары. Они опускаются на десяток-другой футов, затем мины всплывают к поверхности, стопорясь на глубине около трех саженей, аккурат ниже броневого пояса проходящих боевых кораблей. Восьмидесяти мин, скованных цепью, вполне достаточно. Если корпус проскочит меж ними, он непременно заденет цепь, потянет ее к форштевню и замечательно приложит рогатую смерть к борту. Старый испытанный способ избавляться от лишних вражеских мореплавателей, отлично зарекомендовавший себя с турецкой войны. Служба на минном заградителе не столь романтична, как на торпедоносце, однако пользы Отечеству приносит не меньше.

Когда на фоне серого пасмурного неба в перископе проступили дымы боевого сопровождения, лейтенант приказал глушить тринклеры. Выхлоп сгоревшего соляра пузырями выходит к поверхности, образуя над волнами заметные облака, выдающие подлодку куда больше, нежели перископ и воздушная труба. Да и шум от электромоторов несравнимо тише, чем стук дизелей.

– Акустик, «Окунь» перешел на электричество?

– Так точно, вашбродь. Едва слышу его.

– Шумы цели?

– Прямо по курсу, смещаются влево. Минуту назад вправо двигали. Так что противолодочный зигзаг, вашбродь.

Да, в опасных местах ныне все уважают зигзаг и норовят держать ход не менее четырнадцати узлов, затрудняя жизнь подводным охотникам.

– Акустик, шумы различимы?

– Не менее двух эсминцев, вашбродь. Один крупный, как броненосный крейсер.

Линейные броненосцы на охрану конвоя не пошлют – факт. Но для подлодки страшны именно малые корабли, на борьбу с ней рассчитанные.

По старой подводной традиции Дудкин подозвал старпома. Он – наперсник в боевых ситуациях и к тому же будущий командир корабля.

– На крупного зверя мы рот разинули, Василий Федотович.

– Это и так ясно, мичман. Предлагайте порядок нападения.

– Стало быть, они нынче к южному берегу залива свернули. Там острова, мели. Не иначе чем минут через двадцать заложат левый поворот. Мы держим пять узлов, оставляем голову «Окуню», бьем в середку или хвост колонны.

– А промажем?

– Не беда, командир. Хоть один на минах взорвется, пока тральщика вызовут да проход протралят, мы их успеем нагнать.

Дудкин вернул себе перископ.

– Славно бы. Только мин всего-то одна линейка. Коли подорвавшийся на ней ход сохранит – считай он дорожку пробил. Если самураи не растеряются, рванут за ним след в след. Мы их только над водой догнать можем, верно? Тогда один эсминец станет до заграждения, и нам под его пушками не всплыть.

– Судьба, – фаталистически ответил старпом. – Утопим эсминец.

– А транспорты с легкой душой разгрузят пушки и пулеметы, которые через неделю начнут месить православных на севере. Нет, мичман, так не пойдет. Пропускаем только боевое охранение, стреляем в транспорт, проходим под их строем. Затем перезаряжаемся и чаем укусить за хвост. Только так.

Акустик потерял контакт с «Окунем». Перед нападением на большую цель нужно набрать меж своими кораблями удаление больше мили. Торпедировать нашу лодку или, не дай бог, столкнуться – глупее смерти на море нет. Второму экипажу сложнее. Они выйдет на прямую торпедного залпа, когда на эсминцах уже всполошатся от разбоя «Мако».

Подправив курс, капитан с сожалением приказал опустить перископ. На таком волнении он то накрывается с головой, то обнажается чуть не до рубочного мостика. Начинается игра вслепую, на слух.

– Носовые, товсь!

Сжатый до двухсот атмосфер воздух готовится выплюнуть торпеды в их первый и последний поход. С легким гулом открываются торпедные аппараты, принимая забортную воду. В эти минуты лодка и ее экипаж подобны тигру, завидевшему жертву – цель все ближе, когти выпущены, стальные мышцы напряжены перед прыжком. Как и хищная кошка, экипаж стремится к тишине. Короткие приказы звучат шепотом, механизмы работают почти беззвучно, лишь тихо гудят электромоторы.

– Поднять перископ! – через несколько секунд новая команда Дудкина. – Опустить перископ! Право руля!

Командир рискует высунуть стальное щупальце с призматическим глазом на считаные мгновенья, стараясь не дать шанса обнаружить себя до выстрела. Наконец, услышав доклад акустика, что винты эсминцев сместились вправо, а прямо по курсу и левее слышны транспорты, он задерживает перископ чуть дольше и отдает самый долгожданный приказ:

– Первый, пуск! Второй, пуск! Убрать перископ! Срочное погружение на девяносто футов! Отбой торпедной атаки!

Субмарина опускает нос вперед и ныряет на глубину, где ее пытается удержать и уравнять на горизонтали боцман. Закрываются люки торпедных аппаратов во избежание повреждений от давления воды. Две неиспользованные торпеды ждут своего часа, а в недра двух опустевших труб, продутых сжатым воздухом, со стеллажей срочно опускаются две новые смертоносные сигары.