Иван Грозный. Книга 1. Москва в походе - Валентин Костылев

Поздно ночью разошлись английские торговые люди по домам, поклявшись друг другу не выпускать из своих рук превосходства в торговых делах с Россией.

Иван Васильевич разговорился с Анастасией о торговле с иноземцами.

– Можно ли почесть друзьями немецких купцов? – задумчиво произнес он, сидя в кресле около расположившейся на покой Анастасии. – Они превозносят мои добродетели превыше истины. Они лицемерно закрывают глаза на мою немощь, на мои окаянства... Они лгут, ради своей выгоды, там, где, по-Божьему, следовало бы говорить правду обо мне. Хитрецы и лицемеры! Стало быть, мы понадобились им. Не верю я им! Что ты скажешь, государыня?

Анастасия, облокотившись на руку, приподнялась на подушке. Лицо ее выражало тревогу.

– Веру свою не умыслили бы нам немцы вчинить? – вопросительно глядя на царя, произнесла она.

Царь рассмеялся:

– Веру мы не покупаем и не торгуем ею, но то правда, что купцы заморские меняют королей, меняют веру, меняют рабов на лошадей и собак, и, пожалуй, кто-нибудь знатно разбогател бы, сменив нашу веру в государстве на латынскую али на лютерскую. Папские люди уже пытались, да токмо более пытаться не будут. Я хорошо плачу иноземцам, ратным людям, они служат мне, а коли вздумаю умалить лепту мою, – они продадут свой меч иным государям... и будут поносить меня. Сегодня славили, завтра отрекутся от того, ради хулы и клеветы. Изгнанники – купцы и послы – уехали за рубеж, великую небылицу возводят на меня, но ничего не пишут о себе, како ползали они, ради выгод своих, у моих ног.

– Гони их! Не надо нам таких! – разрумянившись от гнева, сердито сказала Анастасия.

– Не можно так! – покачал головою Иван, тяжело вздохнув. – Ричард Ченслер помог мне в дружбе с королевой аглицкой. Яким Крумгаузен – ратман Нарвы, купеческий вожак; в ином деле многие другие аломанские купцы – лгуны и лицемеры, но без них захиреет любой владыка. Они мочны свести меня с императором более, нежели ангелы мира.

Иван поднялся, стал ходить из угла в угол царицыной опочивальни. Анастасия знает, что царь непрочь сблизиться с Карлом и что боится этого сближения. Она много раз видела мужа – то в бешенстве проклинающего немцев и расхваливающего англичан, то все же отдающего преимущество немецким купцам и ругающего англичан.

Лицо Ивана стало сумрачным.

– Все пригоже делать ко времени, а царям надлежит все делать только вовремя... Холоп проспит лишнее, ему – плевать, а государь коли проспит, – сделает несчастным все царство, особливо имея таких соседей, как немецкие рыцари!..

Анастасию клонило ко сну. Царь заметил это. Подошел к ней, нежно погладил большою рукой ее голову.

– Спи. Не стану докучать тебе. А все же нам с немцами воевать надо. Не обойтись без того.

Иван крепко поцеловал жену и ушел в свои покои.

Там он развернул на столе карту Ливонии, присланную ему одним купцом из Голландии, и в глубоком раздумье склонился над ней.

Декабрь. Снег и холод часто сменяются оттепелью. Южные ветры в полях обнажали кое-где землю.

В один из таких дней по бревенчатым мостовым, скользким от мокрого снега и грязи, из Пушкарской слободы потянулся превеликий караван.

Осадные большие пушки на длинных колесницах, запряженных десятками лошадей, покачивались на широких лотках. В лучах солнца сверкала их начищенная бронза. На пушках верхом сидели с фитилями в руках тепло одетые пушкари.

Сбежавшийся на улицы народ с уважением и страхом взирал на суровых, загадочных под нахлобученными шеломами пушкарей. По бокам телег тихим шагом ехали верховые.

Орудий много – и полевых и полковых: двойные пушки (с двумя жерлами), крупные василиски и гаковницы, чеканенные молитвами, и гауфницы, они же дробовики, на них чеканка: «Иван Васильевич – царь всея Руси», и широкодульные мортиры. На телегах более мелкие орудия: среднекалиберные пищали, прозванные змейками, малокалиберные короткие фальконеты. Около них пушкари с железными вилами-подставками.

Часть орудий кованная, остальные – литье.

Андрейка ехал на вороном коне около большого наряда. Он должен был участвовать в огневой потехе не только как мастер-литец, но и как пушкарь. С гордостью посматривал он на длинную вереницу движущихся возов с пушками.

Из-под самых ног коней разбегались куры, озорники-ребятишки. Тявкали неистово собаки, спрятавшись в подворотни. Много труда стоило возницам сдержать коней, чтобы телеги не сползли в канавы.

Грузно, шумно тянутся воза с громадными ящиками. В них каменные, железные и свинцовые ядра, прозванные – иные «соловьями», иные «девками», иные «воинами». Около них мастера пушечного дела, русские и иноземные, тоже верхами на конях.

Зелейные бочки[37] – в татарских арбах с сеном.

Воздух оглашается трубами, рогами, бубнами... За воеводами везут громадные медные барабаны, набаты. В каждый набат бьют восемь человек.

Вспуганное войском, взлетает с деревьев воронье. Тучею носится оно, исступленно каркая, словно стараясь заглушить весь этот шум.

Обозы с народом уже в поле. Рогатка остается позади.

Под звон соборных колоколов на белом аргамаке выехал из Кремля высокий, бравый царь Иван Васильевич.

Его сопровождали: юный младший брат его Юрий Васильевич, князь Владимир Андреевич, князья Курбский, Шуйский, Воротынский, Глинский, Адашев Данила и многие другие, на испанских и турецких скакунах.

Царь одет в теплый стеганый кафтан, расшитый золотом, и высокую с орлиными перьями мурмолку. Она опушена соболем, усыпана жемчугом и дорогими каменьями. Князья в теплых, богатых зипунах.

Но вот царь остановил коня на Красной площади. Князья выехали вперед, построились по трое в ряд, а впереди них пошли колонны стрельцов в красных охабнях, по пяти человек в шеренге. Каждый стрелец нес на левом плече пищаль, держа в правой руке фитиль.

По пути следования царя суетились старосты и пристава, разгоняя юродивых, нищих и непотребных женок.

Лицо царя было задумчиво. Иногда он вдруг переводил взгляд на толпу и начинал с любопытством рассматривать сбежавшихся сюда из Гончарной и Конюшенной слобод обывателей. Низко, до земли, кланялись посадские люди царю, обнажив головы.

Вельможи гарцевали браво, ловко управляя конями, как истые наездники. (Не прошли даром состязания с татарскими всадниками, что устраивал Иван Васильевич на Луговой стороне!)

Перейдя по льду реку, царский поезд двинулся через захолустную слободу Котлы. Здесь и подавно изо всех ямских, монастырских и жилецких дворов повылезли любопытные.

К месту маневров помчались ертоульные (передовые всадники, разведчики), чтобы возвестить войску о прибытии государя.

Царь выехал в поле впереди всех.

Воеводы дали знак. Загудели трубы, загрохотали набаты. Войско застыло около пушек, издали завидев царственного всадника. На убранный парчою и коврами помост, с секирами в руках, стройно вошла стрелецкая стража. Соскочив с коня, быстро поднялся и царь Иван. А с ним брат его Юрий, князья Владимир, Курбский, Воротынский и Мстиславский, затем Данила Адашев и принятый царем на службу способный к военному делу казанский царек Шиг-Алей. Все другие помчались на свои места к войску.

Среди поля – одна на другую сложенные глыбы льда; рядом несколько бревенчатых домов, набитых землею; вдали наподобие людей чучела.

Приготовления к пальбе еще не окончились.

Войско широко растянулось по всему полю до самой сосновой рощи. На левом крыле были размещены маленькие орудия; ближе к правому они становились все крупнее и крупнее. Позади пушек, у коновязи, виднелись распряженные кони, телеги, белели только что раскинутые шатры.

Андрейка слез с коня, подошел к мастеру Топоркову.

– Давай осматривать туры. Воевода Телятьев приказал! – крикнул Топорков.

Туры были неодинаковы. Одни большие, другие меньше. Топорков и Андрей попробовали, хороши ли колья, крепко ли их опутывает плетенье из ивовых лоз, достаточно ли навалено земли и щебня к плетенью, не прошибет ли землю неприятельским снарядом.

– Плохо водой смочили, – сказал Топорков, – земля не гораздо села. Добрая поливка землю крепит.

Стрелецкий десятник, под чьим присмотром возводились туры, виновато оправдывался.

– Не взглянул бы Иван Васильевич!.. Мотри! Плохо ти будет. Запаса земли да щебня у тебя немного. Заделывать пробоины чем? Андрейка осудил бойницы: много пустоты меж туров для пушечных дул.

Сигнал к стрельбе.

Поднялась суматоха. Замелькали длинные фитили. Люди торопливо носили к пушкам ядра.

Андрейка, подтягивая стеганые порты, бегал около мортир, следил, верно ли кладут зелье под каменное ядро, – в кармане мерка – небольшой лубяной коробок. Мортиры, около которых он остановился, должны были разбить одну из ледяных глыб.

Первый залп вышел не совсем ладен. Ядра перелетели через лед. Андрейка с сердцем плюнул, ругнулся, велел еще подсыпать зелья, легонько пригнул дуло. Второй залп раздробил в мелкие кусочки четыре громадные льдины. Обливаясь потом, Андрейка тут же начал опять помогать пушкарям наводить дуло.