У ворот Ленинграда. История солдата группы армий «Север». 1941—1945 - Вильгельм Люббеке

новому району расположения в лесистой местности. До границы с Литвой, оккупированной советской Красной армией всего лишь годом ранее[20], было около 15 километров.

Может показаться странным, но среди моих однополчан не было споров или каких-либо обсуждений этой важной новости. Вместо этого появилось чувство облегчения, что недели ожидания и неизвестности уже позади. Мы получили приказ, и нам надо было готовиться к войне.

Тогда мы были молоды и не задумывались всерьез о том, через что нам предстоит пройти. Возможно, это важная черта солдата. Когда вы приказываете идти в бой роте солдат средних лет, вам будет трудно заставить их сделать это, если не сумеете убедить их в необходимости их действий. Это вовсе не значит, что нам, солдатам, все равно, что происходит вокруг нас, но мы обязаны, будучи солдатами, исполнять боевой приказ.

Несмотря на то что люди в моем окружении мало или совсем не интересовались политикой, всем нам было понятно в то время, что война между Германией и Россией будет иметь огромное историческое значение. Когда на родине в Германии стало известно о нападении на СССР, многих охватило чувство неопределенности; в начале кампании на Западе настроение в обществе было совсем иным. Сразу возникшие у людей вопросы отражали их обеспокоенность: «Почему случилось так, что началось это наступление, когда мы еще не победили Британию?», «Не придется ли повторить путь Наполеона?», «Что нас теперь ожидает?».

Лишь самая малая часть немцев сомневалась в нашей окончательной победе, но многие выражали обеспокоенность тем, как долго продлится война и какую цену придется за нее заплатить. Почти никто не отрицал моральную правоту крестового похода против советского большевизма, но были и те, кого так же, как и меня, охватили дурные предчувствия. Немецкие войска были разбросаны по всей Европе, и мне казалось, что Гитлер рискует распылить нашу военную силу и истощить ресурсы страны, начиная такую масштабную кампанию на Востоке.

Для большинства немцев война никогда не была осуществлением мечты нацистов о завоевании жизненного пространства на Востоке для дальнейшей его колонизации «арийской расой господ». Подобно большинству немецких солдат я сражался за свое Отечество из чувства патриотического долга и веры в то, что советский коммунизм представляет серьезную угрозу всей Европе и западной цивилизации.

Покончив с этой опасностью для Германии и Европы, мы также освободим советских людей от деспотического правления коммунистов. Хотя нацистская пропаганда представляла славянское население как унтерменшей («недочеловеки»), никто из моего окружения не разделял таких крайних расистских взглядов.

На момент вторжения Германия располагала большой армией, в которой было много ветеранов, непоколебимо уверенных в своей способности одолеть любого врага. После наших побед в Польше, на Западе и Балканах мы, как никогда прежде, были полны уверенности в себе. Несколько строчек письма, написанного уже позже летом Аннелизе, выражают мой глубокий оптимизм: «Здесь трудно, но мы сражаемся за правое дело, и я уверен, что мы победим. Я чувствую это».

Марш на Восток. 22 июня – 5 июля 1941 г.

В воскресенье 22 июня предрассветную тишину нарушил гром орудий, и три миллиона немецких солдат начали операцию «Барбаросса», вторгнувшись на территорию СССР на протяжении всей 2100-километровой границы от Балтики до Черного моря[21]. Тяжелые звуки громовых ударов, отдаваясь эхом, оглушили нас, когда немецкая артиллерия начала обстреливать позиции русских, обрушив на них ураганный огонь из всех орудий. Короткие вспышки яркого света заполнили весь восточный горизонт.

Когда рассвело, в тусклом небе над нами появились бомбардировщики «Хейнкель-111» и «Юнкерсы-88» и другие, а также пикирующие бомбардировщики «Юнкерс-87», накатывавшиеся волнами. Истребители «Мессершмитт-109» и «Мессершмитт-110» приглушенно гудели в вышине, тоже направляясь на восток. Вслед за появлением этой воздушной армады сразу же послышался рев танковых моторов. Вскоре он растаял в отдалении, танки промчались и исчезли в восточном направлении. Внезапность комбинированного удара наших войск заставила соединения Красной армии, защищавшие границу, быстро отступить.

На следующий день 58-я дивизия получила приказ на выступление во втором войсковом эшелоне 33-го корпуса 18-й армии. 18-я армия, 16-я армии и 4-я танковая группа входили в состав группы армий «Север», кроме нее на Восточном фронте действовали группа армий «Центр» и группа армий «Юг». Все они были сформированы для вторжения в Россию.

Когда мы пересекали границу, нам не встретился ни один пограничник. Сразу бросилось в глаза плохое состояние дорог, только отдельные из них были замощены. Вечером следующего дня 154-й полк атаковал малыми силами позиции противника в литовских городах Паюралис и Кведарна, расположенные в 40 километрах от нашего места перехода границы в Хайдекруге. Эти короткие столкновения, возможно с погранчастями, даже не потребовали применения тяжелых орудий, и на следующее утро мы были готовы двигаться дальше.

Продвигаясь по 25 километров в день, мы достигли к 28 июня города Шяуляй, в 100 километрах к северо-востоку от Паюралиса. Танковые соединения ушли далеко вперед, но 58-я дивизия наступала так быстро, что стала первой среди пехотных дивизий группы армий «Север», продвинувшейся дальше всех. Несмотря на образовывавшиеся время от времени на дорогах пробки, дивизия быстро шла на восток, что придавало нам уверенности в наших силах. Развивая успешное наступление, мы были настроены оптимистично и надеялись, что к зиме, в худшем случае к весне будущего года мы сможем одержать окончательную победу над Советским Союзом.

Наш переход продолжался на протяжении всего долгого летнего дня, с самого рассвета вплоть до заката, когда наши офицеры командовали: «Привал!» Как правило, мы разбивали лагерь в поле у дороги. Вслед за сытным ужином солдаты старались выбрать для себя на ночь укрытие на случай внезапного нападения противника. Если мы останавливались в деревне, то всегда ночевали рядом с домом, но никогда внутри. Любое сооружение могло стать возможной мишенью для вражеской артиллерии.

Если меня не ставили в охранение, то я тут же засыпал, подложив под голову стальной шлем. Проходило два или четыре часа, и кто-нибудь из командиров будил нас толчком в спину. Спустя полчаса, покончив с завтраком, мы продолжали наш марш.

Несмотря на удушающую жару и густые плотные облака пыли, мы медленно продвигались вперед, потеряв счет пройденному пути. Во время перехода отдыхали редко, лишь иногда удавалось подсесть на ротную конную повозку и проехать хоть какое-то время. Очень скоро ты впадал в гипнотическое состояние, наблюдая за постоянным ритмическим мельканием сапог шедшего впереди бойца. Чувствуя предельную усталость, я засыпал на ходу. Я с большим трудом переставлял ноги, пребывая в каком-то полубессознательном состоянии, но мне все же удавалось держать шаг. Я пробуждался на краткое время, утыкаясь головой в чью-то спину.