Год тумана - Мишель Ричмонд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне донельзя польстил тот факт, что Джейк охотно согласился разделить Эмму со мной; от этого его любовь показалась еще сильнее. Однажды он рассказал, как отчаялся найти женщину, которая после ухода Лизбет подойдет в равной степени и ему, и Эмме.
— А потом появилась ты. Я полюбил тебя по многим причинам, и в том числе потому, что ты поладила с Эммой.
— А какие еще причины?
— Ну, во-первых, классно целуешься, — пошутил Джейк. — Во-вторых, делаешь отличное мясное печенье. А остальные причины угадай сама.
Больше всего скучаю по тем беззаботным и веселым минутам — за них я люблю Джейка куда сильнее, чем за щедрость, любовь к бейсболу и золотое правило «Никогда не садись в автобусе, потому что другому придется стоять». Вспоминаю, как он поднимал меня на руки, бросал на подушки и рассказывал анекдоты, так что я смеялась до колик в боку. Болфаур с невозмутимым лицом передразнивал актеров и политиков. Теперь все это ушло, и больно думать о причине перемен.
Близится полночь, а я по-прежнему в платье с блестками. Листаю учебник Эммы «Моя первая виолончель». В книге полно рисунков, показывающих, как нужно держать инструмент. Поддергиваю платье до бедер, зажимаю виолончель коленями и пытаюсь найти ноту до. На столике стоит бутылка пива, и когда Нелл уходит, я выпиваю половину. Понятия не имею, как держать смычок и зажимать струны. Пытаюсь играть, но вместо этого извлекаю из виолончели кошмарные звуки, которые напоминают крики умирающего тюленя. Звонит телефон.
— Эбби? — спрашивает Джейк.
— Привет.
— У тебя странный голос. Ты пьяна?
— Нет. — В каком-то мультфильме герой так же яростно отрицал свою вину, будучи виноват во всех бедах.
— Ты пьяна.
— Я выпила совсем чуть-чуть.
Досадно из-за того, что меня застали в таком виде. Понимаю невозможность исправить ошибку; это еще один экзамен, проваленный мной.
— Прекрати, — говорит Джейк. — Не поможет.
— Немного помогает.
Длинная пауза — вовсе не то уютное молчание, в которое мы порой погружались на одну-две минуты, разговаривая по телефону, приятно было чувствовать Джейка там, на другом конце провода.
— Прости. — Сама понимаю всю неуместность объяснений. Очередное доказательство того, что я не та женщина, какой он меня считал, делая предложение. Кому интересно мое умение устраивать камерные концерты и делать тряпичные куклы из носков? Эбби Мейсон потеряла Эмму, проведя с ребенком лишь несколько минут на пляже, — вот что действительно важно. Материнство требует чего-то большего, нежели преданность. Большего, нежели любовь.
Глава 31
Н. известен тем, что ничего не помнил.
В декабре 1960 года в общежитии Академии военно-воздушных сил сосед по комнате, упражняясь с рапирой, случайно ранил Н. в правую ноздрю; наконечник рапиры задел левую долю мозга. События, предшествовавшие инциденту, Н. помнил до конца жизни. Например, поездку через всю Америку на старом «кадиллаке», которую предпринял за два года до ранения. Но зато он навсегда утратил способность наслаждаться кино, так как на середине фильма оказывался бессилен восстановить в памяти начальные сцены.
Вообразите человека, страдающего от подобного недуга, за простым занятием — например, приготовлением обеда. Поскольку кратковременной памяти хватает на несколько минут, вы вполне способны поставить на плиту кастрюлю с водой, вымыть помидоры, нарезать кубиками чеснок и накрыть на стол. Но к тому времени, когда вода начинает закипать, уже не помните, что именно собирались приготовить и зачем. Лишь пустые тарелки и чувство голода напоминают о необходимости подкрепиться. Только когда раздается звонок в дверь и вы, отворив, обнаруживаете на пороге сестру, вспоминаете о приглашении к обеду, самолично отосланном ей накануне. Уподобляетесь компьютеру с переполненным жестким диском; все написанное улетучится, едва предпримете попытки закрыть файл. Сохранить информацию для дальнейшего использования становится невозможно. Никогда не заведете новых отношений, поскольку не сумеете припомнить, чем именно вам понравился собеседник. Через несколько минут после лучшего оргазма в своей жизни забудете о нем, как будто его вообще не было.
Вы словно существуете на грани сна и яви, не имея никакого представления о том, как сюда попали, а также кто или что ожидает за дверью. Все в поле зрения имеет не больше значения, чем фотография в чужом альбоме. Жизнь без памяти — жизнь без смысла.
Глава 32
Дэвид, отец Джонатана, то и дело звонит мне. Пару раз в день, иногда чаще. Его звонки помогают держаться на плаву. Он не говорит о Боге, не превозносит целительные силы медитации, просто понимает, что самые обыденные дела — такие, как душ или завтрак, — перестали быть рутинными, а самые простые задачи требуют непомерной концентрации. Нужно стирать одежду, причесываться, мыть посуду. Необходимо платить по счетам, выносить мусор, забирать письма.
Иногда даже одевание требует серьезных усилий — все эти пуговицы, молнии, шнурки. Приходится применять силу, чтобы просунуть пластмассовый кружочек в отверстие; застегнуть молнию до самого верха; сделать из шнурка петельку и туго ее затянуть. Зачастую эти мелкие препятствия становятся непреодолимыми; иногда по утрам я просто сижу на кровати и обозреваю расстегнутую рубашку, не в силах приступить к сражению с обилием пуговиц.
Когда делается невмоготу пережить еще день, звоню не Джейку, а Дэвиду.
— Что случилось?
— Не знаю, что делать. С чего начать.
— Ступай на кухню, — приказывает он. — Налей воды в кофейник. Достань с полки кофе. Насыпь три ложечки.
Пока кофе варится, велит взять блокнот и составить список, начиная с самых простых вещей — заплатить за газ, вынести мусор — и заканчивая чем-то более сложным — например, позвонить детективу Шербурну, совершить традиционный обход пляжа, разослать листовки, навестить поисковый штаб, объявить о новом размере вознаграждения: триста тысяч долларов. Так, шаг за шагом, Дэвид приводит меня в чувство, и в итоге я обретаю достаточно уверенности встретить новый день в одиночку.
— Все бесполезно… — говорю однажды поздно вечером. — Как ты с этим живешь?
Уже за полночь. День восемьдесят четвертый. На улице мерцают огни патрульной машины. Доносятся звуки автомобильной сигнализации. Я уже давно не ночевала у Джейка. Мы как будто стали чужими.
— Вспомни, — говорит он. — До того как это случилось, что ты делала, когда наваливались проблемы? Как справлялась?
— Запиралась в комнате и работала.
— Ну так работай.
— Как можно тратить время в фотолаборатории, когда Эмма неизвестно где?
— Заставь себя. Рано или поздно тебе придется это сделать.
Фотолаборатория. Маленькая комнатка, в которой некогда я проводила по несколько часов каждый день, уходя в работу точно так же, как люди уходят в книги или фильмы. Комната на одного — никого, кроме меня и красной лампочки. Скользкий после раствора лист, тяжелый увеличитель, математическая точность при обращении с негативом. Не бывала в фотолаборатории с июля — с той самой ночи, когда исчезла наша непоседа; тогда я проявляла пленки с «Холги». Клиенту, заказавшему мне съемку в ресторане, требовались только цветные снимки, и потому я не стала возиться с ними, а просто отнесла в проявку.
— Сейчас?
— Да. Сейчас.
Вешаю трубку, поднимаюсь по лестнице в фотолабораторию и запираю дверь. Снимаю с крючка передник, натягиваю через голову и завязываю тесемки на талии. Несколько минут просто стою, не зная, с чего начать. Наконец привычный ритм берет свое. Сначала достаю реактивы и наливаю в поддон холодной воды. Потом беру несколько негативов, которые развесила для просушки за несколько дней до исчезновения Эммы, режу на полоски, кладу на световой щит и выбираю. Затем приступаю собственно к фотографиям. Спустя час поддон полон снимков, что плавают один поверх другого.
Это кадры со свадьбы, отгремевшей несколько месяцев назад, но счастливая пара вряд ли захотела бы иметь эти фото в семейном альбоме. В течение многих лет я коллекционировала такие безыскусные снимки, надеясь в один прекрасный день скомпоновать их в определенной логической последовательности и выставить. Так и представляю себе экспозицию, которая поведает всю правду о свадьбах, — одну из тех выставок, вызывающих у зрителей смущенный смех.
Снимки были сделаны поздно вечером, когда гости уже изрядно набрались. Платье невесты смялось, шляпа жениха съехала набок. Примерно в десять часов мать невесты предприняла попытку закончить летопись торжества, отпустив меня. «Я бы предпочла не сохранять эту часть праздника для потомков», — заявила она. «Чушь, — возразила пьяная невеста. — Пусть остается».
Осталась. Вот и сама виновница торжества, с широко раскрытым ртом и вороньим гнездом на голове вместо замысловатой прически, произносит тост в честь супруга. А вот ее подружка, подросток в мини-юбке, отплясывает нечто невообразимое в паре с отцом невесты. Пожилая дама с бокалом мартини в руке дает молодым непристойные наставления насчет медового месяца.