Тайна Испанского мыса - Эллери Квин

— А! С золотым сердцем под грубой внешностью?

— Да, сэр. Богохульство, насилие...

— Давай ограничимся жизненными ситуациями как таковыми, Тиллер. Кстати, я подозреваю, что вы большой любитель детективов.

— О да, сэр! Я также читал много ваших, сэр, и...

— Хм, — быстро прервал его Эллери. — Давай не будем об этом. А в реальной жизни, Тиллер?

— Боюсь, — грустно вздохнул слуга, — что в реальной жизни золотых сердец не так уж много, сэр. А вот грубой внешности сколько угодно. Должен заметить, сэр, что существует два основных типа мужчин, ругающихся с женщинами. Это закоренелые женоненавистники и... мужья.

— Браво! — воскликнул Эллери, садясь на кровати. — Дважды браво. Ты слышал, судья? Женоненавистники и мужья. Очень хорошо, Тиллер, почти афоризм. Нет, беру свои слова обратно. Это и есть афоризм.

Судья не мог удержаться от смеха. Но инспектор Молей махнул рукой и, сердито глянув на Эллери, тяжело потопал к двери.

— Одну минутку, инспектор, — окликнул его Квин. — Это не пустой разговор. — Молей остановился и медленно обернулся. — Вы очень хорошо во всем разобрались, Тиллер. Мы мысленно философствуем с джентльменом по имени Джон Марко. Но даже простой анализ показывает, что он не подходит под эту классификацию. Из всего того, что мы знаем о покойном, он мало годился на роль хронического женоненавистника: он нежно любил женщин. И разумеется, не был мужем той особы, которую так грубо обругал вчера ночью. И тем не менее он обругал ее. Видите, к чему я веду?

— Да, сэр, — кивнул Тиллер, — но не в моем положении...

— Если вы хотите сказать, — рявкнул инспектор, — что он крутил шашни с миссис Годфри, какого черта вы не перестанете юлить и не скажете об этом простым языком?

Эллери сполз с кровати и всплеснул руками.

— Старый полицейский волк видит все насквозь! — хохотнул он. — Да, инспектор, именно это я и имел в виду. Тиллер, есть еще один тип: мужчины, которые были влюблены, и которым надоела их возлюбленная. Мужчины — газеты и поэты называют их «любовниками», — которые сыты по горло «священным огнем» и которым через какое-то время приедается их предмет обожания. Как это ни печально!

Судья Маклин нахмурился:

— Не хочешь ли ты сказать, что этот Марко и миссис Годфри...

Эллери вздохнул:

— Порочная практика высказывать предположения, но что остается делать бедной полицейской ищейке? Мой дорогой ягненок, мы не можем закрывать глаза на факты. Миссис Годфри прокралась ночью в комнату Марко. Не постучавшись. Это не просто поступок хозяйки, какие бы сильные собственнические чувства она ни питала в отношении покоев своих гостей. Вскоре после этого Марко грязно обругал ее за то, что она вмешивается не в свое дело. Это не обычная беседа между хозяйкой и гостем... Да-да, Ларошфуко был прав: «Чем больше мы любим женщину, тем ближе мы к тому, чтобы ненавидеть ее». Марко должен был однажды питать глубокую страсть к прелестной Стелле, чтобы так грубо обругать ее вчера ночью.

— Я согласен, — отрывисто буркнул Молей, — что между этими двоими должно было что-то быть. Но неужели вы думаете, что она...

— Вместе с де Сталь я считаю, что любовь — это история женской жизни, — отчетливо произнес Эллери, — и лишь эпизод — в мужской. Женщина, при определенных обстоятельствах, принимает умирание любви очень серьезно. Я могу ошибаться насчет этого случая, но...

Детектив Рош открыл дверь и не без патетики известил:

— Кажется, пора пожевать, шеф.

В дверях появилась Стелла Годфри. Они смотрели на нее с чувством вины, которое испытывает каждый, когда сталкивается с предметом, о котором только что сплетничал. Один только Тиллер благоразумно разглядывал пол.

Она привела себя в порядок: ее лицо было заново припудрено, а носовой платок свеж. Все они были истинными мужчинами, которые в очередной раз не могли не поразиться вечной загадке Евы. Перед ними стояла женщина с безупречной фигурой, все еще красивая, грациозная, величественная, богатая и по праву занимающая высокое положение в обществе. Видя ее самообладание, невозможно было себе представить ее с искаженным от страха лицом, покорно сносящую причуды сбрендившего старика или заламывающую в отчаянии тонкие, аристократические руки. Внутри ее самой, в ее внешности, в ее манере держаться была какая-то природная чистота — чистота и бесстрастность.

— Простите меня за то, что я вам помешала, джентльмены, — сдержанно начала она. — Я велела повару что-нибудь приготовить. Вы все, должно быть, голодны. Если вы пройдете за мной, миссис Бурлей...

И она могла думать о еде! Судья Маклин с трудом сглотнул и поднял голову. Эллери пробормотал что-то вроде цитаты из «Макбета» и тотчас улыбнулся.

— Миссис Годфри... — натянуто начал Молей.

— Как это мило и предупредительно с вашей стороны, — оживленно заговорил Эллери, ткнув инспектора под ребро. — На самом деле я и судья Маклин все утро испытываем дискомфорт от урчания в животе. Со вчерашнего ужина у нас не было во рту и маковой росинки.

— А вот и миссис Бурлей, моя экономка, — тихо произнесла Стелла Годфри, отступая в сторону.

— Да, мадам, — прозвучал застенчивый голос, и пожилая маленькая женщина показалась из-за спины хозяйки. — Если вы пройдете за мной в маленькую столовую, сэр и остальные джентльмены...

— С превеликим удовольствием, миссис Бурлей, с превеликим! Кстати, вам известно, что случилось?

— О да, сэр. Это ужасно.

— Действительно ужасно. Полагаю, вы нам ничем не можете помочь?

— Я, сэр? — Глаза миссис Бурлей превратились в блюдца. — О нет, сэр. Я знаю джентльменов только по виду. Откуда мне...

— Не уходите, миссис Годфри, — неожиданно велел Молей, когда высокая смуглая женщина сделала движение.

— Я и не собиралась, — отозвалась она, поднимая брови. — Я хотела сказать...

— Мне надо поговорить с вами... Нет, мистер Квин, я собираюсь действовать своими методами. Миссис Годфри...

— Полагаю, — улыбнулся Эллери, — нам придется немного отложить наш ленч, миссис Бурлей; я получил от начальства не терпящее возражений указание. Вы можете посоветовать повару поставить еду на теплую плиту. — Миссис Бурлей робко улыбнулась и удалилась. — И спасибо вам, Тиллер. Не знаю, что бы мы без вас делали.

Слуга поклонился:

— Я вам больше не нужен, сэр?

— Нет, если только вы не припрятали что-нибудь в рукаве.

— Боюсь, что нет, сэр, — почти с сожалением ответил Тиллер. Затем поклонился всем и ушел.

Смуглая женщина неожиданно замерла, только ее глаза оставались живыми. Они обежали комнату, скользнули по разбросанной на кровати мужской одежде, по ящичкам бюро, по шкафу... Инспектор Молей выразительно посмотрел на нее, и она медленно отступила назад. Он закрыл дверь, сердито глянул на Роша, подвинул стул и указал ей на него.

— Что еще? — спросила она, опускаясь на сиденье. Ее губы пересохли, и она облизнула их кончиком языка.

— Миссис Годфри, — с обидой в голосе произнес инспектор Молей, — почему вы не говорите всей правды?

— О... — Она замолчала. — Я не понимаю, о чем вы, инспектор.

— Вы отлично понимаете, о чем я! — Молей принялся ходить мимо нее туда-сюда, размахивая руками. — Неужели вы не понимаете, с чем имеете дело? Какое, черт возьми, значение имеют личные проблемы, когда вопрос идет о жизни и смерти? Это убийство, миссис Годфри... убийство! — Он остановился и, схватившись за подлокотник стула, навис над ней. — За убийство сажают на электрический стул, миссис Годфри. Убийство, у-б-и-й-с-т-в-о. Вам это ясно?

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — холодно повторила она. — Вы пытаетесь запугать меня?

— Вы не хотите понимать! Вы что думаете, что людям вашего круга можно путать показания и оставаться безнаказанными?

— Я сказала вам правду, — тихо проговорила она.

— Да вы мне с три короба налгали! — рявкнул Молей. — Вы боитесь скандала. Вы боитесь, что скажет ваш муж, когда...

— Скандала? — Она запнулась; и они увидели, что вся ее выдержка медленно сходит на нет. Лицо Стеллы Годфри отразило переживаемое ею страдание.

Инспектор Молей дернул себя за ворот.

— Что вы делали в этой комнате... комнате Марко... вчера ночью, миссис Годфри?

Еще один бастион пал. Она смотрела на него в изумлении, ее лицо стало серее пепла.

— Я... — Она неожиданно закрыла лицо ладонями и зарыдала.

Эллери, сидевший на кровати Марко, бесшумно вздохнул; ему страшно хотелось есть и спать. Судья Маклин, заложив руки за спину, подошел к окну. Море было синим и прекрасным. Некоторым людям, думал он, посчастливилось наслаждаться этой красотой изо дня в день. Море, должно быть, потрясающе выглядит зимой. Волны, разбивающиеся о скалы далеко внизу, звуки шипящих водных брызг, хлещущий по щекам ветер... Его глаза сузились. Внизу появилась согнутая фигурка, плохо различимая для глаз судьи, искривленная и суетящаяся. Ею оказался Джером, ковыряющийся в своем саду вечности. Потом откуда-то сбоку материализовалась пузатая фигура Уолтера Годфри в рваной соломенной шляпе. Как он похож на толстый, грязный пион, подумал судья...