Тайный враг - Антон Грановский

Видбор вскинул брови, и глаза его недобро сверкнули.

– Откуда ты знаешь, что я там был? – резко спросил он.

Рах удивленно улыбнулся.

– Откуда знаю? Да ведь ты сам это сказал.

– Я это сказал?

– Да.

Видбор нахмурился и подергал себя за бороду.

– Гм… Сегодня я на редкость болтлив.

– Это не беда, – дружелюбно утешил его Рах. – Ты просто открыл мне свою душу. Как другу. Знаешь что… – Рах взглянул на воеводу мягким взглядом. – …А что, если я отправлюсь туда с тобой?

– Что? – Видбор качнул головой и вышел из задумчивости. – Со мной?

Рах кивнул:

– Да.

– Тебе-то это зачем?

– Я давно хотел это сделать, Видбор. В Гиблом месте много чудны́х вещей. Я не прочь заполучить парочку.

– Но…

– Ходокам я не доверяю, – добавил Рах. – Говорят, что тот, кто постоянно ходит в Гиблое место, сам превращается в темную тварь. Не знаю, что творится у этих парней внутри, но лица у них неприятные.

Видбор смотрел на Раха пристальным взглядом.

– Ты меня удивил, охоронец, – пробасил он. – Сильно удивил. Однако твое предложение мне не нравится. Не знаю, что тебе понадобилось в Гиблом месте, но я тебя туда не поведу.

– И напрасно это не сделаешь! – Рах лукаво прищурился. – Я ведь еще не договорил. У меня есть деньги, Видбор. Мой дядя помер месяц назад и завещал мне кошель серебра. И, кстати, этот кошель у меня с собой.

Рах достал из кармана кожаный кошель и брякнул его на деревянную стойку.

– Возьми меня с собой в Гиблое место, – продолжил он, внимательно вглядываясь в угрюмое лицо воеводы. – …И я поделюсь с тобой этими деньгами.

Видбор с усилием отвел взгляд от кошеля и мотнул головой.

– Нет. Об этом не может быть и речи.

– Не спеши с ответом, воевода. Ты говорил, что матушка Евдокия строит храм…

– Я это говорил? – вскинул брвои Видбор.

Рах кивнул:

– Да. И еще ты говорил, что у нее нет денег, чтобы завершить работу. Вот мое предложение, Видбор: я заплачу тебе десять серебряных дирхемов. Если захочешь, ты сможешь отдать эти деньги Евдокии. Представь, как обрадуется она, когда ты сделаешь это.

Слова Раха заставили Видбора задуматься. Почетная отставка в звании воеводы не принесла Видбору богатства. Четверть века провел он в походах и сражениях и теперь, на склоне лет, остался без гроша в кармане.

– Не знаю, парень, не знаю, – задумчиво пробасил он. – Если я отправлюсь в Гиблое место, я пойду быстро, и обуза мне не нужна.

– Обуза? – Рах прищурил холодные глаза. – Я ведь не баба, не дите и не старик. А рука моя так же тверда, как твоя. Если случится сражаться с тварями, я не отступлю. Уж ты мне поверь, воевода.

Отчего-то в устах Раха слово «воевода» прозвучало не так приятно, как Видбору хотелось бы. И даже наоборот. Видбор поморщился и сказал:

– Прошу, не называй меня воеводой.

– Как же мне тебя звать? – поинтересовался Рах.

– Видбор. Просто Видбор.

– Хорошо. – Рыжий охоронец помолчал несколько секунд, затем вновь покосился на воеводу и тихо спросил: – Так как, Видбор? Ты согласен взять меня в Гиблое место?

– Да, – выдохнул Видбор и протянул руку за кувшином с водкой.

– Отлично, – негромко заявил Рах, лукаво поблескивая глазами. – Я всегда знал, что любовь и деньги – лучший стимул для человека.

2

Крев плохо помнил, что с ним произошло. В голове, подобно двум расплывчатым пятнам, светились два образа – рыжеволосый мужчина и темноволосый, бледный мальчик. Образ рыжеволосого мужчины вызывал ненависть и ярость. Когда он пытался думать об этом мужчине, в голове вспыхивало – «Рах!», и по коже пробегал холодный, неприятный озноб.

Крев яростно тряхнул головой. Мысли его были обрывочны и путаны, они все время ускользали от него, словно он рылся в коробке с разноцветными обрывками нитей.

И тогда он чувствовал страшную тоску, такую страшную, что хотелось задрать голову к потолку и завыть по-волчьи. Но в последний момент он сдерживал себя. Что-то подсказывало Креву, что враги, окружавшие его, должны знать о нем как можно меньше.

И тогда он сжимал зубы и прикрывал глаза, пытаясь ни о чем не думать и успокоить бьющееся в бешеном ритме сердце.

Когда один из врагов приблизился к клетке и приподнял край ткани, Крев знал, что должен вести себя спокойно и тихо, но не смог сдержать обуявшей его вдруг ярости и отхватил врагу пальцы.

Крев чувствовал голод, страшный голод. И когда врага швырнули ему в клетку, он набросился на него и принялся пожирать теплую, живую еще плоть, перемалывая ее зубами и глотая вместе с раздробленными костями.

Труп врага не утолил его голода. Чем дольше Крев находился во тьме, тем больше ярости копилось в его душе, тем ярче становились образы Раха и мальчика и тем больше ненависти он испытывал к ним обоим. Ярость и ненависть все росли и наконец заполнили всю его душу, будто огромный черный ком.

Крев представил, как разорвет на части Раха своими острыми, черными когтями, представил, как сомкнет сверкающие клыки на нежном горле мальчишки – представил и захохотал от восторга.

Он услышал, как в паре метров от клетки один охоронец спросил другого:

– Ты слышал? Что это было?

– Похоже, чудовище смеется, – ответил ему другой охоронец.

– Ну и смех. У меня прямо мороз по коже.

– У меня тоже.

Крев притих и навострил уши. Охоронцы долго молчали, потом один из них сказал:

– Крысун выставил против чудовища шесть оборотней. Как думаешь, они его порвут?

– Не знаю. Но я бы поставил на чудовище.

– Я тоже. Страшнее твари я в жизни не встречал. Ты видел, что этот урод сделала с Ивачем?

– Да. Но лучше нам об этом не говорить.

– Да, ты прав.

И оба замолчали.

Голод все нарастал. Чтобы хоть как-то заглушить его, Крев впал в дрему. Он не знал, сколько длилась эта дрема, но когда в подземелье вновь зазвучали людские голоса, Крев вскинул голову и прислушался.

– Пора выпускать тварь на помост! – громко сказал кто-то.

– И как мы это сделаем? – поинтересовался другой.

– Нас здесь семеро, и все мы вооружены. А тварь закована в цепи. Чего нам бояться?

– Тогда ты и открывай, раз такой смелый. А я покамест постою в сторонке.

Послышалась тяжелая поступь начальника охоронцев Избора. Крев ни разу его не видел, но знал, как он выглядит. Его образ создавался из запахов – кожи, волос, одежды, шелома. Эти запахи, подобно карандашным линиям, нарисовали в воображении Крева лицо и фигуру Избора. Увидев начальника охоронцев глазами, Крев удивился бы, насколько точно запахи передали его внешность, и понял бы, что глаза ему теперь не нужны, ибо обоняние взяло их работу на себя.

– Отпереть дверь! – приказал Избор.

Громыхнули замки, и дверь клетки распахнулась. Держа наготове мечи, два самых крепких и угрюмых охоронца сняли с железных придверных крюков цепи и раздали их оплетенные кожей концы своим товарищам.