Второй - Ята Петри

Там, в доме…Я должен тебе сказать большое спасибо. Если бы не ты…

Да, я ждал королеву. Я точно знал, что буду стрелять только в голову. Я знал, что не буду думать что передо мной может оказаться просто женщина, которой в свое время слишком сильно не повезло. Но это судьба. Тут ничего не сделаешь.

Я давным — давно перестал задаваться вопросом, почему одним повезло, а другим нет. После того, что было, — не до философии.

Но когда старик открыл дверь, и на пороге появилась девушка — веришь, я реально стоял и ничего сделать не мог. Потому что она была…дед правильно сказал — не такая, как все. Не современная, знаешь, как царевна Несмеяна из какой-то давней сказки. Высокая, белокожая, с очень правильными чертами лица. Но самое важное — это были ее глаза. Они сияли чистым ясным светом. Сейчас — то уже понятно, что и к чему. Но там, в квартире…

Понимаешь, когда общаешься с куклами, когда убиваешь кукол, нет чувства, что ты убил человека. У них уже не та энергетика. Они несут только ощущение праха и тлена, какой-то безысходности. А здесь…на порог зашла девушка, которая несла в себе свет. Слишком много света. Казалось, ты дотронешься, прикоснешься к ней и все горе, и вся печаль, которая есть в мире, пройдет. Она несла в себе силу многих людей. Хороших людей. Она несла в себе любовь, верность, нежность — все то, чем успела пообедать. Она же специально выбирала себе в пищу не просто никому не нужных бомжей с улицы, а семью, где все любили друг друга, стариков, проживших в мире и согласии полвека, — то есть людей с нормальными чувствами.

Короче, пора заканчивать слезливые излияния. Я стоял в коридоре, я видел, как она идет на встречу, и не мог выстрелить. Нельзя убивать такое чудо, думал я. Это слишком страшно.

И если бы не ты, Ян…Когда ты крикнул, что это чудо и есть «королева», я уже не думал — я выстрелил, не целясь, почти в упор. Две пули. В голову. Но она успела отдать приказ.

И старик…старик, который все время был рядом, который до последнего нам сочувствовал и переживал, после этого приказа подхватил первое, что было под рукой — гантелю лежавшую тут же — пошел в атаку. Это совсем не смешно — уворачиваться от разъяренного, выжимающего последние силы из уставших мышц и больной спины, старика. Я не хотел в него стрелять. Я хотел его просто оглушить. Но…Люди под приказами Прилипал совсем не слабые или хилые. Он вышиб у меня из рук пистолет. Я не мог дотянуться до ножа. Я вообще ничего не мог и только тупо пытался отбивать весьма серьезные удары. И в это время, глянув в сторону лежащей в луже крови девушки, я увидел уже ткущийся просто из воздуха кокон — то есть процесс распада начался и идет слишком быстро — так быстро, что даже невооруженным глазом становится заметен. И тогда я позвал на помощь. Что вообще не имел права делать. Потому, что магом рисковать нельзя ни при каких обстоятельствах.

Я же даже не понял, что у тебя с глазами. Я не понял, что ты просто ослеп от вспышки. Но я ничего не мог поделать. Я — здоровый, сильный мужик не мог уложить какого — то деда. А кокон уже начинал рассыпаться. И тут вот до меня дошла вся серьезность ситуации. Маг с открытым Даром, разлетающиеся зародыши и нет возможности хоть как — то отреагировать.

И тут появился ты. Хоть и обещал не вмешиваться. Я не понимал, почему ты так странно двигаешься. Я не понимал, почему ты все делаешь будто наугад. Этот чертов дед не давал мне ни секунды передыха. И только после того, как в коридоре рассыпалась соль, и воздух наполнился соленой пеленой, — старик обмяк и отключился. Последний приказ «королевы» перестал действовать.

Я думаю если бы все это рассказать Петровичу, он бы просто отстранил меня в следующий раз от задания. И поделом мне. Так что, вот такая тебе правда, Ян.

Я привык надеяться только на себя. Я привык думать, что я сильный и со всем справлюсь. А оказалось — все совсем не так. И что человек, которого я считал всего лишь обузой и помехой, на самом деле — самая серьезная помощь за все последнее время.

Где-то так. Поэтому, еще раз спасибо. И, наверное, прости.

Может, я себя завтра с утра ненавидеть буду за этот разговор, за то, что выставил себя слабаком, но это завтра — а сегодня я сказал все, что думал…Предлагаю допить, пожать друг другу руки. И на боковую. Завтра трудный день.

Глава 2 Клиника доктора Моро

Февраль подкрался незаметно. Еще вроде бы только готовились к встрече Нового года, и вдруг оказалось: прошел почти месяц.

В городе было как-то слишком спокойно. Вообще ничего не происходило. Так, в основном, по мелочам. То случайно совершенно при досмотре дальних районов на стройке обнаружили пару высохших кукол и основательно замороженных коконов, то после давно запланированной операции пришлось отмывать заспоренный непонятно как и непонятно когда ночной клуб. Но ничего неожиданного и серьезного. Плановые мероприятия и досмотры.

Я даже стал ловить себя на мысли, что я привыкаю к такой жизни. Я перестал дергаться и жалеть себя.

Может, потому, что было какое — то четкое понимание того, что надо делать, и ощущение пользы. А может, дело было в том, что все остальные страхи, волнения, заботы отошли на какой-то дальний план. Я не думал, где раздобыть денег для того, чтобы заплатить за квартиру, я не интересовался ни общественной жизнью, ни политикой, мне стали глубоко безразличны мои старые переживания по поводу выхода или нет новой серии игр или давно, в прошлом ожидаемого фильма.

У меня была совсем другая жизнь, в которой прежним развлечениям места вообще не осталось. Я или бродил со Вторым по сложным и, в общем-то, до сих пор непонятным заданиям, где и требовались-то лишь встреча или оценка, или по звонку Петровича уезжал с Урусом на общие работы по заказам — полную очистку. Я все время или ходил, или смотрел, или спал. Даже на еду времени не оставалось.

И чувствовал я себя, как белка в колесе, которое, чем быстрее белка пытается бежать, тем быстрее вращается.

Изменить что-то или остановиться я не мог. Но до поры до времени я старался, как можно меньше, связываться и со Стариком, и со всей этой конторой. Мне вполне хватало работы со Вторым на задворках цивилизации. Но Петрович с каждой неделей все больше и больше настаивал на общей работе. Он говорил, что и так дал достаточно время на адаптацию и пора уже подключатся к командному делу.

А мне не хотелось. Я, конечно, понимал, что никто особо спрашивать не будет. Что вся моя свобода здесь — это мнимая свобода и что тот же самый Второй в одну минуту из защитника и телохранителя может стать охранником и тюремщиком. И я ничего не смогу сделать.