Тайные учения Тибета (сборник) - Александра Давид-Неэль

Но типография, хотя и монастырская, все же светское предприятие, а меня занимало в Тибете совсем другое.

Я побывала в обители гомштена, оказавшего мне честь пригласить меня. Жилище анахорета находилось в пустынной и бесплодной местности, на северном склоне горы над озером Мо-Тетонг. Очень просторной пещере постепенно приросшие к ней пристройки придавали вид маленького укрепленного замка. Теперешний обитатель пещеры когда-то унаследовал ее от своего учителя, в свое время заступившего на место своего духовного отца. Благодаря преемственности трех поколений лам-магов в этой обители скопилось достаточно предметов комфорта — подношений местных жителей, — чтобы сделать жизнь отшельника достаточно приятной.

Я рассуждаю, разумеется, с точки зрения тибетца, привыкающего с юных лет жить возле какого-нибудь анахорета.

Мой гостеприимный хозяин за пределами пещеры никогда ничего не видел. Его учитель прожил в ней больше тридцати лет. Он сам заключил себя здесь на следующий день после смерти своего наставника.

Заключил себя, «замуровал». Под этим словом нужно понимать следующее: в пещеру-крепость можно было попасть только через единственную дверь — сам лама к этой двери никогда не приближался. Две нижние комнаты, устроенные под скалой, выходили во внутренний двор, огороженный со стороны обрыва сложенной из выветренных камней стеной, совершенно заслоняющей кругозор. Наверх, в личное помещение ламы, вела приставная лестница с люком. Его комната тоже выходила на огороженную стенами небольшую террасу, где затворник мог немного размяться или посидеть на солнышке, оставаясь невидимым снаружи и сам ничего не видя, кроме неба над головой.

Лама вел такой образ жизни уже 15 лет.

К затворничеству — не слишком строгому, так как он позволял себе принимать посетителей, — отшельник для умерщвления плоти добавил правило никогда не ложиться спать, т. е. проводил ночь в гамти (четырехугольном ящике) и дремал в нем сидя, скрестив ноги, в позе Будды.

После нескольких интересных бесед с гомштеном мы с ним распростились.

К этому времени я уже получила от сиккимских крестьян письмо английского резидента, предписывающего мне покинуть Тибет.

Этому предписанию я тогда не подчинилась, желая закончить свое путешествие так, как я его задумала… Но теперь мои странствия близились к концу. Я предвидела последствия длительного пребывания на запретной территории и теперь сама собиралась покинуть Гималаи.

Новое письмо, извещавшее о моем изгнании из Сиккима, нагнало меня уже на пути в Индию.

Глава III

Знаменитый тибетский монастырь Кум Бум. Чудесное дерево Цзонхавы. Монастырская жизнь. — Высшее образование у ламаистов. Живые Будды.

Спускаясь по горным дорогам из Шигацзе в Индию, мне пришлось снова пересечь Гималаи.

С сожалением расставалась я с зачарованной страной, где несколько лет провела в таком сказочно пленительном существовании. Я понимала, что из этого преддверия Тибета мне едва ли одним глазком удастся заглянуть в его святая святых — со всеми его своеобразными учениями и удивительными событиями, тщательно скрываемыми от непосвященных мистическими общинами необъятной Страны снегов. Во время моего пребывания в Шигацзе мне открылся другой Тибет — огромное книгохранилище! Сколько еще остается узнать, а я уезжаю!

Жизнь в Бирме. Уединение в горах Сагэна у каматангов — монахов-созерцателей, самой суровой из всех буддийских сект.

Пребывание в Японии, среди глубокой тишины Тофо-кю-жи, монастыря секты дзен. В этом монастыре в течение многих столетий сосредоточена вся духовная аристократия страны.

Пребывание в Корее, в Панья-ан («Монастырь мудрости») — уединенном, затерянном среди лесов убежище, где несколько пустынников-мыслителей ведут тихое, суровое и незаметное существование.

Когда я туда явилась с просьбой принять меня на время в их общину, проливные дожди совсем размыли дорогу. Я застала монахов Панья-ан за ремонтом повреждений. Молодые монахи, сопровождавшие меня с поручением рекомендовать меня от лица своего настоятеля, остановились перед одним из работавших, с ног до головы, как и его товарищи, покрытым грязью и, склонившись перед ним в глубоком поклоне, сказали несколько слов. «Землекоп» облокотился на лопату, с секунду внимательно меня рассматривал, затем кивнул в знак согласия и снова принялся копать, не обращая больше на меня ни малейшего внимания.

— Это настоятель, — объяснил проводник. — Он соглашается вас принять.

На следующий день мне отвели пустую келью. Расстеленное на полу одеяло служило мне ложем, а чемодан — столом. Йонгден разделил с одним из послушников одного с ним возраста помещение, так же скупо меблированное, как и моя келья.

Распорядок дня был следующим: восемь часов занятий и физической работы, восемь часов на принятие пищи, сон и развлечения. Развлекался каждый по собственному вкусу и разумению.

Каждое утро около трех часов один из монахов обходил монастырь и стуком деревянной колотушки пробуждал монахов от сна. Все отправлялись в зал собраний, где рассаживались лицом к стене для двухчасовой медитации.

Суровость монастырского уклада выражалась и в скудной пище: рис и немного варенных в воде овощей. Часто последние отсутствовали, и трапеза состояла из одного риса.

Молчание уставом не предусматривалось, но монахи только изредка обменивались отрывистыми фразами. Они не испытывали необходимости в разговорах и не расточали энергии на внешнее проявление чувств. Мысли их были сосредоточены на глубоких истинах, а взор обращен на созерцание внутренней сущности.

Затем следует жизнь в Пекине, так далеко от квартала иностранцев, что визит к ним представляет настоящее путешествие. Я живу в еще одном монастыре Пей-линг-ссе, бывшем когда-то императорским дворцом.

И вот я снова отправляюсь в неодолимо влекущий меня край. Уже много лет я мечтаю о монастыре Кум Бум, совсем не рассчитывая туда попасть. Но теперь это путешествие решено. Нужно пересечь весь Китай до его восточной границы.

Я присоединяюсь к каравану, состоящему из двух лам-тулку (иностранцы очень неудачно именуют их живыми Буддами), возвращающихся на родину в сопровождении соответствующих свит, китайского купца из отдаленной провинции Кансу и нескольких безвестных путешественников, желающих совершить переход по беспокойной стране под защитой большого каравана.

Чрезвычайно красочное путешествие. Мои спутники уже сами по себе представляют обширный, полный неожиданных сюрпризов материал для наблюдений.