Тайные учения Тибета (сборник) - Александра Давид-Неэль

Как-то в поисках пищи забрел ко мне медведь. После первых проявлений удивления и недоверия он успокоился и стал приходить постоянно и ждать уже привычного угощения.

Наконец в начале апреля один из мальчиков, заметив внизу в прогалине движущуюся точку, закричал: «Человек!» — голосом, каким древние мореплаватели, должно быть, кричали: «Земля!» Блокада была снята. Мы получили письма, написанные в Европе пять месяцев назад.

…В трехстах метрах ниже моей пещеры — сказочный мир цветущих рододендронов. Мглистая гималайская земля. Восхождения на исполинские обнаженные вершины. Долгие переходы по пустынным долинам с вкрапленными в них — как каменья в оправу — небольшими, кристально прозрачными озерами.

Одиночество снова, постоянно. Ум и чувства обостряются в процессе этой жизни, совершенно созерцательной. Жизни беспрерывных наблюдений и размышлений. Не то становишься прозорливой, не то — и это вернее — исцеляешься от прежней слепоты.

Несколько километров к северу за последними вершинами Гималаев, через которые не в силах перевалить гонимые индийскими муссонами тучи, сияет солнце. И над высокими тибетскими плоскогорьями раскинулось синее небо. Но здесь лето холодное, дождливое и очень короткое. Уже с сентября нас окружают непроходимые снега, и снова начинается зимний плен.

Чему я научилась за эти годы уединения? Мне трудно точно определить. А между тем я приобрела много знаний.

В тайны тибетского языка меня посвящали грамматики, словари и — на практике — беседы с гомштеном. Помимо занятий языком, я читала с учителем жития тибетских мистиков. Часто он прерывал чтение, чтобы рассказать о фактах, аналогичных описываемым в книге происшествиям или же пережитых им самим.

Лама рассказывал о людях, которых он когда-то часто посещал, передавал содержание бесед с ними, приводил в качестве примеров их поступки. Вместе с ним я проникала в хижины отшельников, во дворцы богатых лам. Мы с ним путешествовали и встречали на дорогах удивительных людей.

Так я познавала настоящий Тибет, обычаи и мысли населяющих его народов. Драгоценные сведения, не раз выручавшие меня в дальнейшем.

Никогда я не тешила себя мыслью, что мое убежище могло бы стать для меня последней тихой гаванью в жизни. Слишком много мирских интересов боролось с желанием остаться здесь и навсегда сбросить с плеч обременявший меня нелепый груз идей, забот, повседневных обязанностей. Я сознавала, что выработанная во мне личность отшельника была только одной гранью моего существа, эпизодом в жизни путешественницы, самое большее — подготовкой к освобождению в будущем. Часто с сокрушенным сердцем, почти с ужасом смотрела я, как сбегавшая вниз тропинка, ведущая в долину, исчезала в горах. Она вела в мир, лежащий за далекими горными вершинами, к его лихорадочной суете, тревогам, страданиям. И сердце сжималось неизъяснимой болью при мысли, что недалек день, когда придется ступить на нее, возвращаясь в это чистилище.

Кроме других, более важных соображений, невозможность задерживать долее слуг в пустыне тоже заставляла помышлять меня об отъезде. Но прежде, чем снова расстаться с Тибетом, мне хотелось посетить один из его двух главных религиозных центров, расположенных неподалеку от моего убежища, — Шигацзе.

Совсем близко от этого города находится знаменитый монастырь Таши-лунпо, резиденция Великого ламы, именуемого иностранцами Таши-ламой. Тибетцы называют его «Цзанг Петшен Римпоче», т. е. «Драгоценный ученый провинции Цзанг». Его считают аватарой Евнагмеда, мистического «Будды бесконечного света», и одновременно аватарой Субхути, одного из главных учеников исторического Будды. С точки зрения духовной иерархии ранг Таши-ламы равен рангу Далай-ламы, но в этом мире высокой духовной сущности часто приходится уступать первенство преходящему мирскому существу, и фактически власть принадлежит абсолютному монарху Тибета — Далай-ламе.

Я откладывала поездку в Шигацзе до моего окончательного отъезда из Гималаев, так как опасалась ее возможных последствий. Мои предчувствия, впрочем, полностью оправдались.

Покинув свою обитель, мы прежде всего направились в монастырь Чертен Ниима, где уже останавливались на пути в Тибет. Отсюда я уехала в Шигацзе в сопровождении только Йонгдена и одного исполняющего при нас обязанности слуги монаха. Мы все трое ехали верхом и по тибетской моде везли личный багаж в больших кожаных мешках, перекинутых по обе стороны седла. Две небольшие палатки и дорожные припасы были навьючены на мула.

От монастыря до Шигацзе недалеко. Переход можно легко сделать за четыре дня. Но я старалась ехать очень медленно, чтобы получше рассмотреть все по дороге и, главное, «вобрать» в себя умом и всеми чувствами как можно больше Тибета. Наконец-то я проникну в самое сердце его, но, несомненно, никогда уже больше его не увижу.

После моего первого посещения монастыря Чертен Ниима я имела случай познакомиться с одним из сыновей ламы-чародея, насылавшего летающие пироги на непокорную паству, и получила приглашение посетить его, если обстоятельства приведут нас в их края.

Обстоятельства не преминули возникнуть. Транглунг (так же как и Чертен Ниима) не расположен непосредственно на пути от моего горного приюта до Шигацзе. Но — я уже об этом говорила — мне хотелось побродить, воспользоваться, как мне казалось, единственной возможностью побывать в запретной стране.

Мы дошли до Транглунга к вечеру. Деревня эта ничем не напоминала тибетские селения Гималаев. Странно было встретить такое полное несходство на таком близком расстоянии. Поражало не только сравнение высоких каменных домов с деревянными хижинами и шалашами из ветвей сиккимских селян, но и климат, почва, лица жителей — все было другое. Наконец-то я была в настоящем Тибете!

Мы застали колдуна в молельне — большой комнате без окон, скудно освещенной через отверстие в крыше. Вокруг него теснилось несколько человек клиентов, и он был занят распределением между ними своих колдовских чар. Эти последние имели довольно неожиданную форму маленьких глиняных свиных головок, выкрашенных в розовый цвет и обвязанных шерстинками. Селяне с глубоким вниманием слушали бесконечные объяснения способов употребления вручаемых предметов.

Когда клиенты наконец удалились, хозяин дома с любезной улыбкой предложил мне чаю. За чаем завязалась длительная беседа.

Я горела желанием спросить колдуна о чуде с «летающими пирогами», но задать вопрос прямо означало бы преступить тибетские правила вежливости. Приходилось ловить удобный случай, чтобы ввести в разговор интересующую меня тему. Но такого случая не представилось ни в тот вечер, ни на следующий день.