Волшебники Маджипура - Роберт Силверберг

- И все равно, Септах Мелайн, воздух в эти дни прямо-таки пропитан предчувствиями.

- Разве? Ну что ж, лучше, когда в воздухе предчувствия, а не рой дхиимов, не так ли? Ведь дхиимы жалят на самом деле, и жалят больно, а вот предчувствие еще никто никогда не видел, не говоря уж о том, чтобы так или иначе пострадать от него. Пусть эти мерзкие колдуны болтают все, что им придет в головы. Я не хуже самого лучшего из них могу во всех подробностях провидеть будущее. И вот что я вам скажу, Ирам: в назначенное время Престимион спокойно взойдет на трон, а Корсибар вместе со всеми с готовностью присягнет ему.

Граф Ирам нервно потрогал пальцем маленький яркий амулет из кости морского дракона и золота, прицепленный на короткой серебряной цепочке к тунике.

- Вы очень легкомысленны в таких вопросах, Септах Мелайн.

- Согласен. Больше того, я вообще человек легкомысленный, и это самый большой недостаток моего характера. - Септах Мелайн добродушно подмигнул графу Ираму и отошел, чтобы поискать другого собеседника среди группы дворян помоложе, собравшейся возле стола с винами.

В противоположном конце зала показалась новая фигура, сразу же привлекшая к себе внимание большинства присутствовавших: леди Тизмет со своей первой фрейлиной Мелитиррой в окружении нескольких придворных дам. С ней был и Санибак-Тастимун, одетый в ливрею красного и зеленого цветов такие носили слуги Корсибара. Его появление вызвало перешептывания в зале: двухголовые су-сухирисы у многих вызывали отвращение.

Как и ее брат, Тизмет в этот день оделась очень просто: на ней было легкое светло-кремовое платье с красным поясом и узорной полоской из красного жемчуга, сбегавшей наискосок с левого плеча через грудь. Единственным украшением служила заколка из шипа манкулайна, скреплявшая волны блестящих черных волос. Простота ее наряда произвела поразительный эффект в толпе празднично разодетой знати. Словно освещенная ярким солнечным лучом, Тизмет оказалась в центре внимания: все до единого взоры тут же обратились к ней, хотя она всего лишь с улыбкой вошла в зал и, подозвав к себе слугу, взяла у него бокал вина.

Принцесса обменялась несколькими словами с близким другом брата Навигорном Гоикмарским, чья известность как охотника почти равнялась славе Корсибара, затем с Мандрикарном и Вентой - тоже постоянными компаньонами Корсибара по охоте. Затем она жестом отпустила их и властным взглядом подозвала к себе Фархольта и его младшего брата, язвительного и мелкого Фаркванора, чем-то похожего на змею. Эти двое о чем-то разговаривали с прокуратором Дантирией Самбайлом и седовласым кузеном короналя герцогом Олджеббином Стойензарским, но, повинуясь знаку Тизмет, сразу же оставили своих знатных собеседников. Гибкий маленький Фаркванор встал слева от нее, а огромный Фархольт остановился прямо перед принцессой, почти полностью скрыв ее от всех, кто был сзади.

Даже не верилось, что эти двое появились на свет из одного и того же чрева. Они являли собой полную противоположность друг другу: горячий импульсивный Фархольт с оглушительным хриплым рычащим голосом и холодный тихий хитроумный и рассудительный Фаркванор, который осторожно, дюйм за дюймом, шел по жизни, руководствуясь тщательно выстроенными схемами. Фархольт был огромным, тучным и тяжелым в движениях, а Фаркванор, напротив, тощим, быстрым, с туго обтянутыми кожей костями. Однако их родство выдавали невыразительные глаза, одинакового трупно-серого цвета, румянец на щеках и сходной формы носы, которые, не имея видимой переносицы, начинались прямо от середины лба. В их роду присутствовала и королевская кровь: древний лорд Гуаделум, который внезапно и неожиданно "сделался короналем, поелику бысть превеликое множество деяний и вещей престранных, и оттого понтифекс Ариок престол свой покинувши".

Как и у лорда Конфалюма, у лорда Гуаделума имелся выдающийся по своим качествам и способностям сын, которого звали Теремон. В роду Фархольта и Фаркванора традиционно сохранялось убеждение, что сын Гуаделума Теремон имел гораздо больше оснований быть короналем, чем любой из современников. Но когда лорду Гуаделуму пришло время стать понтифексом, он назвал в качестве своего преемника весьма посредственного чиновника по имени Калинтэйн, точно так же, как и все его предшественники, отодвинув в сторону собственного сына. Принятое Калинтэйном решение продолжало терзать многие поколения потомков Теремона. Это негаснущее негодование дошло сквозь многие века и до Фархольта с Фаркванором, которые частенько, особенно после лишнего кубка вина, распалялись гневом на несправедливость, сотворенную в незапамятные времена по отношению к их предку. Леди Тизмет давно знала о болезненном восприятии братьями законов престолонаследия, а сейчас оно оказалось чрезвычайно полезным для ее планов. Именно об этом Фаркванор, Фархольт и она накануне разговаривали в ее гостиной, откровенно называя все вещи своими именами.

- Что касается предмета, который мы с вами недавно обсуждали... начала Тизмет.

Братья немедленно обратились в слух, хотя обычное мертвенное выражение их глаз в корне противоречило заинтересованности, появившейся на лицах.

- Санибак-Тастимун еще раз изучил грядущее, - с безмятежным видом продолжала принцесса. - Сейчас наиболее благоприятный момент: пришло время начать действовать.

- Здесь? Сейчас? - с легким удивлением спросил Фаркванор. - В этом зале?

- Именно в этом зале и именно сейчас. Фаркванор поднял настороженный взгляд на брата, затем перевел его на су-сухириса, чьи лица по обыкновению оставались непроницаемыми, и наконец остановился на Тизмет.

- Вы полагаете это разумным? - поинтересовался он.

- Да. Я убеждена в этом. - Тизмет указала на стоявших в противоположной стороне зала и по-прежнему поглощенных разговором Престимиона и Корсибара. Они походили на двух старых друзей, не видевшихся несколько месяцев и теперь радостно делившихся воспоминаниями о том, что произошло с ними за это время. - Подойдите к нему. Отведите его в сторону. Скажите ему то, что, согласно нашему вчерашнему решению, должны сказать.

- А если меня кто-нибудь услышит? - спросил Фаркванор. По его худому лицу скользнула мрачная тень, а мелькнувшая в глазах неуверенность впервые придала им некое подобие живого выражения. - Что будет со мной, если станет известно, что я публично произношу крамольные, поистине мятежные речи прямо под носом у Престимиона?

- Надеюсь, вы будете говорить очень тихо, почти шепотом, - спокойно ответила Тизмет. - Среди всего этого шума никто не станет специально прислушиваться. А пока вы говорите с Корсибаром, я отвлеку внимание Престимиона.