Тшай планета приключений. - Джек Вэнс

Рейт упрямо шел, задерживаясь каждую пару минут, чтобы прислушаться. Стены ущелья разошлись и терялись в высоте, небо опустилось ближе. Созвездия Тшая серебрили серый камень осыпей на склонах.

Впереди — зарево? Рейт уловил чуть слышный отзвук напряженных голосов — полуистеричных, полуохрипших — и побежал, спотыкаясь. Дорога поднималась к округлому пригорку, скрывалась за ним. Рейт остановился. Внизу открылась картина странная и дикая, как сама планета Тшай.

Семинария Женских Таинств занимала небольшой ровный распадок неправильной формы, окруженный обрывистыми утесами. В ложбине, оседлав пару скальных обнажений, гнездилось громоздкое каменное сооружение в четыре этажа. Повсюду разбросаны были сараи, навесы из плетеных прутьев на бревенчатых опорах, огороженные загоны, деревянные клети, подсобные лачуги, стойла, кормушки. Прямо под Рейтом из склона холма выступал большой прямоугольный помост с двухэтажными надстройками по бокам и спереди.

Торжества были в разгаре. Пламя десятков факелов бросало красные, пунцовые, оранжевые отсветы на толпу из двухсот женщин, метавшихся взад и вперед, полутанцуя, полушатаясь в исступленном трансе. В черных рейтузах и сапогах, с наголо обритыми головами, они полностью обнажились выше пояса. У многих недоставало грудей — вместо них зияла пара багровых шрамов. Безгрудые женщины, самые деятельные, маршировали строем, блестя кожей, увлажненной потом и маслом. Другие сидели на скамьях по периметру, обмякшие, безразличные от усталости или от экстатического оцепенения, превосходившего неистовство. Под помостом, в выставленных вереницей низких клетках стояли, пригнувшись, десятки голых мужчин, производивших то самое пронзительное песнопение, что раньше отзывалось эхом от склонов ущелья. Стоило одному на мгновение замолчать, как из-под пола клетки извергалось пламя, и он снова начинал вопить благим матом. Управление огнедышащими форсунками хора осуществлялось с клавиатуры, установленной перед клетками. За клавишами сидела женщина, закутанная в черное — она дирижировала демоническим столпотворением. «Не подскочи фургон на кочке, — подумал Рейт, — и я сейчас пел бы эту песню!»

Один из поющих упал без чувств и только подергивался, поджариваясь на струях пламени. Его вытащили из клетки, на голову ему надели мешок из прозрачной пленки, перевязанный вокруг шеи. Тело бросили в кормушку неподалеку. В клетку втолкнули другого — сильного молодого человека, свирепо, с ненавистью озиравшегося. Он отказался петь и переносил ожоги в яростном молчании. Подошла жрица, дунула упрямцу в лицо дымчатым облачком. Скоро он запел вместе с остальными.

«Как они ненавидят мужчин!» — поразился Рейт. На сцене появилась труппа актеров — высокие тощие клоуны с выбеленной кожей и подведенными черной краской удивленными бровями. Зачарованный ужасом, Рейт наблюдал, как они выделывали пируэты и коленца, с серьезным прилежанием оскверняя друг друга экскрементами. Жрицы-монахини отзывались возгласами одобрения.

Клоунов сменил мим в длинном светлом парике, в маске с широко раскрытыми глазами и ухмыляющимся красным ртом, пародировавший красивую женщину. «Дело не только в мужчинах, — решил Рейт. — Они ненавидят любовь, молодость и красоту».

Пока мим красноречивыми жестами разъяснял свою гадкую философию, в глубине сцены раздвинули занавес, открыв на всеобщее обозрение голого кретина с волосатыми конечностями, в состоянии эротического возбуждения. Кретин пытался проникнуть в клетку из тонких стеклянных прутьев, но никак не мог разобраться, как открывается засов. В клетке скорчилась девушка в длинном платье из полупрозрачной кисеи — Йилин-Йилан, Роза Катта.

Мим-гермафродит закончил извращенный балет. Хористов заставили петь новый, мягко и хрипло лающий гимн. Монахини вплотную столпились у помоста, с живым интересом следя за стараниями неуклюжего урода.

Рейт уже покинул наблюдательный пост. Держась в тени, он кружным путем спустился на закулисную часть помоста со стороны, прилегавшей к склону, миновал площадку под навесом, где отдыхали клоуны. Рядом, в тесных загонах за оградой, содержали две дюжины молодых мужчин — по-видимому, ожидавших своей участи певцов-смертников. Их сторожила морщинистая старуха с ружьем чуть ли не больше ее самой.

Послышалось многоголосое алчное бормотание толпы. Очевидно, уроду удалось-таки открыть засов. Позабыв о галантности, Рейт спрыгнул за спиной у старухи, свалил ее одним ударом и пробежал вдоль ограды загонов, распахивая калитки. Пленники в спешке и неразберихе заполнили проход за оградой. Клоуны застыли, с оскорбленным испугом наблюдая за происходящим.

«Возьмите ружье, — приказал Рейт освобожденным, — вызволяйте певцов!»

Он снова вскочил за кулисы. Урод проник в клетку и срывал с девушки кисею. Рейт прицелился — игла с глухим стуком вонзилась в бугрящуюся мышцами спину, взорвалась. Кретин вздрогнул всем телом, поднялся на цыпочки, будто раздувшись, тяжело выдохнул, развернулся и замертво упал ничком. Йилин-Йилан, Роза Катта, поведя вокруг помутневшими глазами, увидела Рейта. Тот подал знак. На подгибающихся ногах она выбралась из клетки и побрела по сцене.

Монахини закричали в гневе, потом от страха — освободившийся смертник, выйдя на помост с ружьем, стал без разбора палить в зрительниц, снова и снова. Остальные взламывали камеры певцов. Молодой хорист, недавно посаженный в клетку, бросился к жрице за клавишным пультом, схватил ее, втащил в пустую клетку и запер, после чего сразу вернулся к клавиатуре и взял аккорд, открывший фонтаны огня. Жрица взвыла рыдающим контральто. Еще один бывший пленник вырвал факел и поджег ближайший навес. Другие выломали колья и приступили к избиению праздничной аудитории.

Рейт отвел всхлипывающую девушку подальше от суматохи, укрыл ее плечи подобранной с земли накидкой.

Монахини пытались разбежаться — вверх по склону холма, вниз по восточной дороге. Некоторые втискивались, полуголые, под настилы навесов в надежде спрятаться, но их вытаскивали за пятки и забивали кольями.

Рейт вел девушку на восток, вниз по главной дороге. Из крытого стойла вырвался фургон с четырьмя монахинями, бешено погонявшими тягловое животное. Среди них выделялась высокая и крупная — мать-настоятельница. Рейт не успел оглянуться, как на повозку вспрыгнул мужчина, схватил настоятельницу за горло и начал душить. Та вскинула толстые руки, оторвала нападавшего, стащила под себя и стала топтать ему голову. Рейт вскочил в кузов у нее за спиной, навалился плечом — настоятельница слетела на землю. Рейт повернулся к ее спутницам — трем жрицам, раньше ехавшим в караване: «Слезайте!»