Котовский. Книга 1. Человек-легенда - Борис Четвериков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Делопроизводство же шло своим чередом. Аппарат юстиции усердно работал. Следствие фиксировало факт за фактом, папки все больше разбухали, машинистки перестукивали на пишущих машинках протоколы, все это нумеровалось, подшивалось… Шутка сказать — подготовить для слушания такое дело!
Требовалось для судебного разбирательства иметь своего адвоката. Котовский остановил свой выбор на талантливом, успешно уже выступавшем в суде защитнике Гродецком. Гродецкий имел доступ в тюрьму. Он тоже изучал материалы этого дела. Немногим можно было помочь подзащитному, слишком очевидны сами факты, слишком велика ярость властей и негодование всего так называемого общества. Тем не менее защитник наметил линию, какой будет придерживаться.
В первое свое посещение подзащитного Гродецкий попал в тюрьму в прогулочное время. Тюремный двор походил на большой каменный мешок. Гродецкий увидел арестантов, бродивших по двору с опущенными головами, унылых, вялых, в серых тюремных халатах, неудобных, путавшихся в ногах.
И в этой толпе резко выделялась высокая, стройная фигура человека, одетого в обыкновенное, гражданское платье. Этот рослый человек был в сапогах, бриджах, в светло-зеленой вязаной куртке, плотно облегавшей его хорошо сложенную, могучую фигуру. И держался этот человек совсем иначе. Опустив правую руку на плечо своего собеседника, он быстро шагал, размахивая левой рукой, и что-то с жаром доказывал. И столько жизненной силы, столько характера было в этом человеке!
Гродецкий забыл о цели своего прихода. Он невольно залюбовался этим необыкновенным, не сгибающимся в несчастии человеком.
— Кто это такой — в зеленой вязанке? — спросил Гродецкий тюремного надзирателя.
Надзиратель ответил с гордостью:
— Разве вы не знаете? Это наш знаменитый Котовский.
И ответ тюремного стража тоже поразил тюремного защитника. «Наш знаменитый Котовский»! По-видимому, Котовский находил дорогу даже в самые загрубелые, в самые очерствелые сердца.
«Так вот он каков, мой подзащитный! — думал Гродецкий, все еще стоя неподвижно в неприглядном тюремном дворе. — Недаром он держал в страхе и трепете „блюстителей порядка“, аристократов и баловней судьбы!»
6
Вначале все шло удачно. В прогулочный час двое из одиночной постучали в дверь и попросились в уборную. Когда надзиратель выпустил их и стал закрывать камеру, его схватили, связали, обезоружили и сунули в ту же самую камеру. Во втором коридоре надзирателю наставили револьвер, отобранный у первого надзирателя, и тоже связали его.
Прогулка в тюремном дворе продолжалась, а там, в самом здании, шла работа втихую, без шума и крика, без единого выстрела.
Вскоре коридорные надзиратели все до одного были упрятаны в камеры. Успешно прошла операция по заранее разработанному плану и во дворе. Путем обмана отняли ключи от тюремных ворот, отперли ворота. Дальше следовало оставаться на местах, вызвать и арестовать целый ряд служебных лиц, затем вызвать конвойную команду…
Но при виде открытых ворот у некоторых не хватило выдержки. Семнадцать человек, не подчиняясь разработанному плану, выбежали наружу… нарвались на патруль… Были снова задержаны и возвращены в тюрьму.
Котовский не сердился. Что поделаешь — нельзя положиться на каждого, уж очень пестрая публика наполняет многочисленные камеры тюрьмы.
Котовский спокойно заявил, что план побега был разработан им. Его заперли в одиночную камеру, рядом с политическими.
Какой богатый материал получили газетные репортеры! Какая сенсация!
«Неудачный побег семнадцати „анархистов“ из тюрьмы!..»
«Возглавлял побег известный атаман Котовский!..»
Тюремная администрация вызывала поодиночке сконфуженных и обескураженных надзирателей.
— Как же вы так прохлопали, что вас самих пересажали, как кур в курятник?!
Начальник тюрьмы, глядя на толпу заключенных в прогулочном дворе, в ярости сжимал кулаки:
— Ну подождите же! Я покажу вам, как совершать побеги! Вы у меня поплачете!
И обернувшись к сопровождавшему его дежурному офицеру:
— Свидания с родственниками прекратить! Прогулку сократить до десяти минут в сутки! Выпускать на прогулку поодиночке! Убрать койки из камер, пусть валяются, как свиньи, на полу!
Седьмого мая 1906 года в знак протеста семнадцать арестованных объявили голодовку. К ним примкнула вся тюрьма. Требовали отмены репрессий и улучшения тюремной пищи. Надзиратели бегали от камеры к камере, уговаривали есть. Кашевары уносили нетронутые бачки с баландой. Кухонные мужики выливали обед в помойную яму.
Прибыл прокурор окружного суда. Ходил по камерам, выслушивал жалобы. Морщился. И от правдивых невеселых рассказов, и от удушливого воздуха.
— Карательные меры отменить, — распорядился он, уезжая и радуясь, что выбрался наконец на свежий воддух. — Что касается улучшения пищи, это не в моей компетенции. Не вмешиваюсь. По-моему, пища как пища. Не жареных же им рябчиков подавать!
Не прошло и нескольких дней, как в тюрьме уже новое событие: обнаружен подкоп! Подкоп заделали. Казалось, все треволнения кончились. Тюремная жизнь опять вошла в свою колею — безрадостная, однообразная, пропитанная сыростью, полумраком, затхлостью камер, овеянная ни с чем не сравнимой, ни на что не похожей тюремной, арестантской тоской.
А тридцать первого августа арестованный Котовский, сидевший в так называемой железной одиночной камере, бежал из тюрьмы. Пропала даром вся работа Зильберга, все тонкие ухищрения Хаджи-Коли! И куда же теперь девать толстые папки, так аккуратно подшитые судейскими канцелярскими крысами? Хоть выбрось! Хоть начинай все сначала!
Первый богатей Кишинева и самый уважаемый член городского клуба Вартан Артемьевич Киркоров, прочитав в утренней газете о побеге Котовского, невольно взглянул на дверь: а что, если появится и наставит опять дуло револьвера? Сразу пропал аппетит у Киркорова. Он брезгливо отодвинул тарелку, на которую успел уже положить цыпленка, и снова впился в газету:
«…Тюремная администрация и полиция весь день 31 августа тщетно искали бежавшего из Кишиневского тюремного замка знаменитого атамана разбойничьей шайки Котовского… На этот раз, кажется, Котовский исчез окончательно…»
— Да что же это такое творится? — прошептал Киркоров. — Для чего же строятся тюрьмы? Нет, это свыше моих сил!
Александр Станиславович Скоповский без газет узнал о происшествии. Он в это время поселился в одном из своих флигелей и занят был постройкой нового дома на месте сгоревшего. Он только было уверовал в ретивость российских властей, стоящих на страже порядка и частной собственности, — и вдруг такой удар! Опять этот разбойник на свободе! И опять Скоповский нещадно ругал всех: и нераспорядительную полицию, и тюремную администрацию, и правительство, расшатавшее до последней степени государственные устои.
— Разве мыслимо что-нибудь подобное за границей? — бесновался Скоповский. — Да там бы немедленно: «Будьте любезны, пожалуйте на электрический стул».
В Ганчештах мало кто выписывал газеты. Когда под окном Анны Андреевны появлялся почтальон, тщедушный, так что его ветром качало, но очень расторопный старичок, Анна Андреевна выходила ему навстречу.
— Как здоровье, Герасимыч?
— Прыгаю, Анна Андреевна.
И он мчался дальше с кожаной сумкой на плече. Анна Андреевна развертывала газетный лист и начинала дискуссию с газетными щелкоперами.
— Вранье! — говорила Анна Андреевна, прочитав статью о блестящем состоянии железных дорог. — Так вам и надо, голубчики! Небось почешетесь теперь да прибавите заработок рабочему человеку! — приговаривала со смаком, прочитав о забастовке питерского «Путиловца».
Однажды почтальон пришел взволнованный и возбужденный:
— Читайте газетку! Там помещено кое-что важное!
Анна Андреевна развернула газетный лист и, бегло просматривая кричащие заголовки, вздрогнула и с волнением прочитала написанный разухабисто и с легким налетом модного теперь скептицизма фельетон:
«Бегство Котовского из местного тюремного замка, как оказывается, не так просто. На первых же порах возник вопрос: как он мог выйти из своей одиночной камеры (в самой верхней башне), в которой окно защищено толстой решеткой, оказавшейся целой, а у дверей неотлучно дежурил надзиратель Иванов? Затем, как, выйдя из камеры через охраняемую дверь, он незамеченным добрался до чердака башни, откуда по веревке спустился с 18-саженной высоты во внутренний двор; отсюда в наружный двор он опять не мог пройти незамеченным мимо дежурного надзирателя Топалова, но, однако, прошел. Достигнув внешнего двора, он приставил доску к забору — и был таков. А между тем чьей-то заботливой рукой доска была положена на прежнее место. Все эти обстоятельства навели на подозрение, что Котовский воспользовался чьим-то содействием. Подозрение пало на надзирателей Иванова и Топалова».