Голова античной богини - Илья Дворкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он резко обернулся и увидел на крыльце Витю. Видно, лицо у неё было такое необычное, что отец испугался. Он одним прыжком взлетел на крыльцо, притиснул дочку к своему мускулистому, надёжному боку, поцеловал её и прошептал:
— Не бойся, Витька, всё будет хорошо. Ты только не бойся и не плачь.
Он отпустил её и переступил порог. Через несколько минут он вылетел из мазанки с белыми от бешенства глазами. Он успел погладить Витю по голове, бормотнуть: «Найдём! Никуда они не денутся, воры, мерзавцы!» — и прыгнул в газик. Послушная юркая машина рванула с места и, поднимая осевшую за ночь пыль, стала карабкаться вверх, в город.
Проснувшиеся Серёга с Олегом метались по лагерю, выспрашивали Елену Алексеевну, Витю, поспешно натягивали штормовки.
«Андрюху бы сейчас, Андрюху!» — тоскливо подумала Витя. — Когда не надо, он вечно торчит на крыше, а теперь… Вот здесь его спокойствие в самый раз пригодилось бы! А то отца нет, Елены Алексеевны всё равно что нет, а остальные только и делают, что суетятся без толку…»
Но вместо Андрея появился в самом нелепом виде Жекете. Он шёл понурив голову, заплетая по песку ногами, а когда поднял лицо, Витя ахнула. На физиономии Федьки живого места не было — синяк на синяке.
На руках глубокие царапины, рубаха изодрана, и такие же царапины виднелись на спине.
Сперва на него никто не обратил внимания — только Витя. Слишком вся экспедиция была потрясена пропажей. Всем хотелось что-то немедленно делать, куда-то бежать, ловить… А Витя пережила это состояние. Она сбегала в дом, вернулась с двумя ватками — одна была пропитана перекисью водорода, другая — зелёнкой.
«Не зря я всё-таки в этом кружке занималась, на санитарку, — с гордостью подумала она, — девчонки из класса хихикали, а вот вам! Может, человека от заражения крови спасу!»
Жекете сперва упирался — он вообще был странный какой-то, не похожий на себя, напряжённый весь. И ещё словно ему всё равно — будь что будет. Но Витя прикрикнула на него, и он покорно стал первым Витиным пациентом. И Витя была благодарна ему за это, она мгновенно простила, ему все его дурацкие выходки и словечки. Она отважно приступила к врачеванию. Первым делом заставила его снять с себя остатки рубахи.
Федька всё так же покорно выполнил приказание. Витя мимолётно пожалела его — вокруг всё пропитано солнцем, а тут человек белый, как сметана, словно прячется от него. Удивительно! Но все эти мысли промелькнули и не задержались: предстояло главное — лечить человека.
Витя, как её учили, протёрла ссадины и царапины перекисью, та запузырилась, а Федька взвыл от боли, но тут же умолк, закусил губу. Он терпел изо всех сил. Но когда Витя принялась мазать зелёнкой, терпение его кончилось, и Жекете заорал так, что все обернулись. Витя дула на царапины и приговаривала:
— Ну, потерпи, Феденька, потерпи. Ты же мужчина! Сейчас всё кончится и будет не больно. Я точно знаю. Знаю, что пройдёт. Сейчас вот перестанет жечь. Ты же мне веришь, Жекете? Честное пионерское, пройдёт.
Она видела, что Федьке очень больно, но он перестал извиваться и вновь закусил губу, да так сильно, что по подбородку медленно скатились две алые капельки крови.
Витя знала, как это больно. В прошлом году маме удалось выкроить две недели отпуска, и они провели его в Крыму, в поразительно красивом местечке под названием Новый Свет. Там Витя, ныряя, ободрала плечо и ногу об острые ракушки мидии, и мама безжалостно вымазала её зелёнкой. Витя помнила, как она орала от боли. Потому и понимала Федьку прекрасно — её царапины по сравнению с его были просто пустяком.
— Уважаю, — сказала Витя, и Жекете улыбнулся во весь щербатый рот. Она знала, что через несколько минут всё пройдёт.
Федька сделался похожим на тигра. Только у тигра полосы чёрные, а у Жекете — зелёные и не поперёк боков, а вдоль. Глядеть на него без смеха было сверх человеческих сил. Все покатывались со смеху. Даже Витя не удержалась, разглядев дело рук своих, фыркнула несколько раз.
— И ты… — печально сказал Федька.
Он опустил голову, замолчал. Вите стало стыдно. Только-только собралась она шепнуть Федьке что-нибудь хорошее, доброе, как он опередил её и громко сказал слова невероятные, ужасные, которым не хотелось, просто невозможно было поверить.
— Это я украл голову, — сказал Жекете. И чуточку потише: — Она такая красивая… — И совсем уж тихо, чуть ли не шёпотом, одной только Вите: — Она взаправду немного похожа на тебя. Тут этот дурак Андрюха прав. Я её хорошо рассмотрел.
Говоря эти слова, он ещё больше опустил голову, съёжился, словно ожидал удара. Витя схватила его за плечи, потрясла, Жекете так легко качнулся, будто костей у него не было вовсе.
— Федька! Федька, скажи, что это неправда! — быстро прошептала Витя и приложила ладони к пылающим щекам. — Ну, скажи же!
— Правда, — уныло ответил Федька.
— Да ты… ты понимаешь, что натворил? — с ужасом спросила Витя. — Ты понимаешь?!
Жекете печально усмехнулся:
— Что ж я, по уши деревянный — не понимать. Потому и пришёл. Я принести её хотел. Положить на место… Но он меня поймал и так отметелил — во! — Он показал на своё лицо, — А потом запер в чулан.
Олег и Сергей бросились к Федьке, но путь им преградил кряжистый, как старый еловый пень, Семёныч.
— Погодь, ребята! Тут разобраться надо. Парень ведь сам пришёл, не убегает, не прячется.
Он обернулся к Жекете.
— Кто это тебя так разукрасил? — спокойно спросил Семёныч.
— Батя, — с трудом выдавил Федька-Жекете, — его заставил кто-то. Он кого-то боится смертно, даже кричит ночью. А так бы ему и в голову не пришло. Он сказал, что тому человеку только эту… копию надо снять с головы, а потом, говорит, на место положишь, и не дал… — Жекете стукнул себя кулаком в узкую грудь. — А вообще-то мой батя никого! Никого не боится! Чес-слово, никого! — выкрикнул он, и в голосе его были слёзы.
— Ладно, ладно… Ерой твой батя — пацана послал… — проворчал Семёныч.
— Да я же тут всё знаю, я же работаю тут, а бате никак! — воскликнул Жекете, и столько было в голосе его искренности, столько убеждённости в правоте отца — хоть руками разведи!
— А дальше что было? — стараясь быть спокойным, сквозь зубы спросил Олег. — Дальше что сделал твой бесстрашный батя?
Федька был так взволнован, что даже не заметил насмешки в словах Олега.
— А дальше… дальше я на эту голову всю ночь глядел: уж больно она красивая и древняя — жуть. И ещё думал: а вдруг её тот тип испортит, когда копию снимать будет… — Жекете всхлипнул. — Я её в сумку запихал, под утро уже, думал — отнесу назад. Никто и не хватится. А он, батя, проснулся. Ну и выдал мне. Я его ещё таким не видал. В чулан меня затолкал и под замок. — Федька показал изрезанные руки и спину. — Окошко маленькое, — пояснил он. — А под живот я штаны подложил, — с гордостью изобретателя добавил Жекете.
— Да на кой дьявол твоему бесстрашному бате копия эта?! — рявкнул Семёныч.
— Не знаю, это не ему, — сник Жекете, — здорово он кого-то боится. Ей-богу, он таким никогда ещё не был. Даже страшно… Ходит вот уже несколько дней сам не свой, лютый, просто дикий хищник какой-то. И чуть поперёк ему — по шее, по шее… А уж сегодня… Хоть из дому беги…
Федька заплакал, размазывая зелёнку по лицу. От прежней его нахальной расхлябанности, кривой усмешки — мол, все-то вы дураки, один я всё знаю, — от этой противной отмашки рукой — нашли, мол, кому приказывать, — ни следа не осталось, испарилось, словно и не было.
Перед Витей стоял перепуганный человек. И даром что он на несколько лет старше, но мальчишке этому страшно, и отца жалко, и совесть вроде у него проснулась. Впервые Витя разглядела, что слишком узки его плечи, слишком тонка шея, слишком перепуганные глаза.
И она поняла, что и ест он не досыта, и лупцуют его дома за дело и без дела — какая прихоть придёт в голову его «бесстрашному бате».
Витя никогда не принимала Жекете всерьёз, иногда злилась на него и его глупые выходки, а тут разглядела вдруг, что это за человек. И человек не больно-то счастливый. Особенно по сравнению с ней, у которой есть отец и мама. Она любит их, гордится ими. И ещё — это был первый её пациент.
— Так вот что, Федька, иди-ка в мазанку и полежи там, отдохни. Только на животе, — строгим докторским голосом сказала Витя, — и если сможешь, поспи.
И Жекете послушно поплёлся в дом.
— Ты у него хоть адрес спроси! — крикнул Сергей.
— Знаем, — коротко ответила Витя.
— Вот дают эти современные дети! Всё-то им известно! — покачал головой Семёныч.
Витя знала, где искать пропажу, она всё поняла и собиралась сообщить об этом остальным. Она уже и рот раскрыла, но вдруг услышала тонкий, тихий свист. Она подняла голову и увидела Андрюху. «Наконец-то явился», — сердито подумала Витя.
Андрюха сидел, сложив по-турецки ноги, на своём излюбленном месте — на крыше мазанки — и, прикладывая палец к губам, строил ей страшные рожи.