Дивная золотистая улика - Ирина Комарова

Я с сочувствием посмотрела на девушку. Что она может ему показать? Что она может такого сделать, чтобы Углянцев «пожалел»? Да ничего. Допустим, прорвется к нему в офис, устроит скандал. Ну, разобьет пару безделушек в приемной, порвет пару бумажек на столе секретаря. Как максимум, доберется до физиономии самого Углянцева, оставит на ней пару царапин… Хотя нет, не доберется. Охрана вышвырнет ее из офиса гораздо раньше.

В любом случае, я ничем не могу ей помочь – она сама отказалась. Поэтому, оставляя сочувствие за скобками, я продолжила беседу по заранее намеченному плану и задала вопрос о перстне. Задала больше для очистки совести: у всех спрашивают, как перстень мог попасть к Поршневу, значит и у дочери Котельниковой надо спросить. Но Марина заметно смутилась.

– Перстень? А я ничего не знаю. Мама его носила постоянно, а потом, когда папа… ну, в общем, когда он ушел, то мама перстень сняла. Хотела даже выкинуть сгоряча. Хорошо, я рядом была, успела отобрать.

– А потом?

– Что потом? – она старательно отводила взгляд в сторону. – Потом мама сама радовалась, что не выбросила. Глупо – колечко ведь не три рубля стоит. Лучше продать и купить что-нибудь другое: цепочку или серьги. Знаете, я на днях в ювелирке до того миленькие сережечки видела! И цена разумная, всего восемнадцать тысяч. А еще там есть колье, правда оно подороже – придется доплатить…

Марина явно хотела увести разговор в сторону, но я ее прервала:

– Меня больше интересует, куда делось кольцо после того, как вы не дали его выбросить?

Она замолчала, поджала губы и бросила на меня неприязненный взгляд. Посмотрела на свои подрагивающие пальцы, сжала их в кулаки и только потом неохотно ответила:

– Я его положила в шкатулку.

– Вы сами? Или отдали Елене Юрьевне, и уже она его убрала?

– Я положила перстень в мамину шкатулку, – твердо повторила Марина.

Странно. Я прекрасно помню, как Котельникова, не менее уверенно, говорила, что бросила кольцо на прочие украшения, сверху. Сама бросила, не передавая, дочери. И кто из них врет? Или, скажем мягче, ошибается? И почему так занервничала Марина? Красные пятна на щеках, бегающий взгляд, дрожащие пальцы… и все из-за невинного вопроса, кто спрятал колечко в шкатулку? Пусть меня клиентка простит, но мне придется задать ее любимой доченьке еще несколько вопросов.

Увы. С каждым вопросом, лицо Марины каменело все сильнее, ответы становились все короче, а неприязнь ко мне все выразительней. И она стояла на своем: забрала у матери кольцо, убрала в шкатулку и закрыла крышку. Точка. Все, больше она кольца не видела.

Признав свое поражение, я перешла к фотографии. Но Марина, очевидно, исчерпала все запасы стремления к сотрудничеству. На эту тему она разговаривать просто отказалась. Сама она фотографироваться не любит, никаких фотографий дома не держит и увлечением своего бой-френда не интересуется. Да, мама говорила ей про какой-то снимок, но она понятия не имеет, как он попал к бомжу. Не от нее.

Мое скромно высказанное желание встретиться с фотографом-любителем было встречено с почти нескрываемым негодованием. Марина заявила, что она и так за последнюю неделю два раза поругалась со своим другом – как ей это удалось, если она только сегодня вернулась из Москвы, Марина объяснять не стала. Может, милые по телефону бранились? Одним словом, если она натравит на него ищеек (милая девушка так раскипятилась, что выражений не выбирала), то они вообще никогда не помирятся.

Я, конечно, могла объяснить Марине всю нелепость ее поведения, успокоить и, в конце концов, настоять на своем, но мне почему-то стало очень скучно. Наверное, от усталости. Зачем я буду тратить целый час, чтобы привести в чувство вздорную девчонку, если завтра могу позвонить нашей клиентке. И пусть Елена Юрьевна сама адрес и телефон этого парня у своей доченьки выцарапывает. Так что я быстро свернула разговор и начала прощаться. Когда Марина поняла, что я действительно собираюсь уходить, она успокоилась. Не могу сказать, что к ней вернулось хорошее настроение, но на меня она смотрела уже без отвращения. И даже пообещала:

– Я позвоню Саше. Попрошу его поговорить с вами.

– Спасибо. Хотя вы должны понимать, что этот разговор нужен, в первую очередь, не мне. Он нужен вашей маме.

– Маму жалко, – вздохнула Марина. – Отец тоже переживает. Ну и пусть! Так ему и надо. А маму жалко. Нет, правда, знала бы я, кто на нее ментов натравил, сама бы шею свернула!

Я вышла из подъезда и медленно побрела к автобусной остановке. Странная девушка, эта Марина Котельникова. Точнее, ведет себя странно. И это заставляет задуматься. Мне очень не понравилось, как она заикалась и краснела, говоря о перстне. Фотографию фактически вообще обсуждать отказалась. А ведь забрать тайком от матери кольцо из шкатулки для Марины не проблема, с фотографией тоже никаких сложностей. Мотив у нее есть, даже несколько. Марина могла под видом матери встретиться с Поршневым и заказать убийство отца, чтобы заранее решить все проблемы с будущим наследством. Но старинный роман с Углянцевым раскрывает новые перспективы. Как она его называет, Анатоль? А что, если роман с Анатолем вовсе не увял год назад? И Мариночка готова на все, чтобы помочь ему прибрать к рукам родительский бизнес?

В автобусе мне в голову пришел еще один вариант. А может, и Сантана не просто так, не случайно возле Котельникова появилась? Может, ее Углянцев подослал? Тогда она снова возвращается в подозреваемые. Сантана вполне могла к Поршневу пойти, убийство Котельникова заказывать. И то, что при этом наследство из рук уплывет, не имеет значения. Котельников, может, еще сто лет на Сантане не женится! А с Углянцева девушка свое получит!

Я так глубоко задумалась, что едва не проехала свою остановку – выскочила в последний момент. Впрочем, выскочила же, значит все в порядке. Теперь от родного подъезда меня отделяли только два плохо освещенных безлюдных двора. Я сунула руки в карманы плаща и покосилась на мужчину, сидящего на лавочке рядом с остановкой. Лица не разглядела – слабый свет фонаря доставал только до грязных армейских ботинок. Но высокий рост, мощная фигура… Гошка, что ли, меня караулит? Да нет, не он, просто похож. Хотя, кажется, и этого типа я где-то видела. Жаль, темно, на свету я бы его наверняка узнала. Вот вышел бы он под фонарь…

Вы когда-нибудь слышали, что когда боги хотят повеселиться, они выполняют желания людей? Мужчина поднялся с лавки и шагнул ко мне. Да, действительно, под фонарем я его сразу узнала. Зеленый Амбал, начальник службы безопасности Углянцева! Спасибо большое, лучше бы он оставался там, на лавочке. Надеюсь, он случайно здесь оказался. Я резко отвернулась и двинулась к дому. Что за глупости? Родители уже волнуются, наверное, а я здесь топчусь!

Далеко я не ушла – тяжелая ладонь легла мне на плечо. Голос, впрочем, прозвучал вполне дружелюбно:

– Привет, сестренка! Поздновато домой возвращаешься.

Я перевела дыхание и медленно повернулась:

– Простите? – надменный вид, ледяной взгляд: браво, Рита! Наследная принцесса английского престола, и та не могла бы держаться высокомернее. – Думаю, вы ошиблись.

Зеленый Амбал засмеялся:

– Да ладно тебе рожи корчить, видел я, как ты это делаешь! И ты меня узнала.

– Допустим, – наследную принцессу сменила благовоспитанная барышня, которой очень не нравится, когда ее хватают за плечо малознакомые мужчины. – И что с того?

– Поговорить бы, – он кивнул в сторону оставшейся за нашей спиной лавочки. – Давай сядем.

Несколько секунд я колебалась. Он стоял в очень неудобной позиции, но если ударить, не глядя, каблуком в голень, потом быстрый разворот… нет, я же видела, как он работает. Гоши рядом нет, а одна я с этим громилой не справлюсь.

– Не бойся. Я же сказал, только поговорить хочу.

Он убрал руку с моего плеча, и это решило дело. Я подошла к скамейке.

– Подожди, здесь грязновато, – он вытащил из кармана большой пакет и расстелил его. – Вот, теперь, садись.

– Спасибо, – я старалась удержать прежний ледяной тон, но получилось не очень убедительно. Неудобно хамить человеку, когда он подстилает тебе пакет на грязную лавку. – Я вас внимательно слушаю.

– Брось ты эту филармонию разводить, – глаза быстро привыкли к темноте, и я видела, как он поморщился, усаживаясь рядом. – Чай не чужие.

– Но и не свои. Извините, но с незнакомыми людьми…

– Да какие же мы незнакомые, – он даже руками всплеснул. – Рита, как тебе не стыдно?

– Стоп! – я подняла руку. – Откуда вы знаете, как меня зовут?

– А ты не догадываешься? – он снова коротко хохотнул. – Можно подумать, ты моего имени не знаешь.

– Понятия не имею.

– Тогда позволь представиться, – он вскочил с лавки и отвесил дурашливый поклон: – Вася. Если полностью, то Василий Васильевич Васильев. О месте работы ты тоже понятия не имеешь?